Неизвестный Кожедуб. Служу Родине! - Иван Кожедуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот однажды утром я отправился в город. Часть я нашел по звукам духовых инструментов. Скрежет и гул наполняли воздух: очевидно, упражнялись ученики. Но для меня эти звуки были нежной музыкой. У ворот стоял часовой. Мне показалось, что он очень важен и строг. Я долго вертелся около него, не решаясь ни о чем спросить. Наконец отважился:
– Дяденька, где тут учеников в духовой оркестр набирают?
Он посмотрел на меня, засмеялся:
– Иди-ка, хлопец, домой, подрасти сначала.
Так, не добившись толку, обиженный и уязвленный до глубины души, я побрел домой. О своей неудаче промолчал, чтобы не засмеяли, и вечером отправился к Нине Васильевне.
Как семь лет назад, сижу за столом в ее комнате и пью чай с конфетами.
– Помните, Нина Васильевна, как я плакал у школы, как вы мне ухо оттирали?
Нина Васильевна улыбается:
– Конечно, помню. Совсем ты тогда маленький был. Помню еще, как ты из подпасков убежал… Ну что ж ты, Ванюша, решил? Что будешь делать?
– Я хочу в ФЗУ пойти, Нина Васильевна.
Нина Васильевна, помолчав, сказала:
– А я считаю, что тебе непременно надо продолжать образование. У тебя способности есть. А главное, ты работать умеешь. Я тебе советую подготовиться в педагогический рабфак. По-моему, из тебя выйдет хороший педагог. Об этом я думала, еще когда ты в третьей группе занимался с отстающими. Как ты сам на это смотришь?
– Да я бы хотел, но… Меня, Нина Васильевна, на стройку, на завод тянет. Техника мне нравится. Если изучу ремесло, пойду на завод, на большое строительство поеду, в Кузбасс… да мало ли мест!.. Может, в экспедицию куда-нибудь…
– Ты мое мнение знаешь, – говорит Нина Васильевна. – Тебе надо учиться.
Я еще раз посоветовался с отцом и все же решил учиться ремеслу. На следующий день после выпускного вечера отправился в Шостку в ФЗУ. Медленно шагал по улицам, рассматривал вывески, плакаты и даже подумывал: «Вот бы стать мастером по росписи вывесок!»
Прошел мимо четырехэтажного дома. Вспомнилось, как я разглядывал его лет десять тому назад, сидя на возу, запряженном кобылой Машкой. У подъезда большие надписи: «Химтехникум», «Педрабфак» и объявление: «Открыт прием в школу рабочей молодежи. Принимаются лица, закончившие семилетку». Я постоял в раздумье: неплохо бы здесь учиться! И все же пошел в ФЗУ.
Вот и двор ФЗУ. Спросить, как пройти в канцелярию – так наказывал отец, – не у кого. Открыл первую попавшуюся дверь и очутился в мастерской. Светлое, чистое помещение, станки, инструменты. Отец прав: хорошо здесь.
– Ты как сюда попал? – вдруг раздался чей-то голос.
Передо мной высокий немолодой человек в спецовке. Очки сдвинуты на лоб, глаза смеются, но лицо строгое. Оробев, отвечаю:
– Я учиться…
Он оглядывает меня:
– Мал еще, друг. Лет-то тебе сколько?
– Четырнадцать.
– У нас с семнадцати принимают.
– А как пройти в канцелярию? – спрашиваю запинаясь.
– Тебе там делать нечего. Я – мастер и детей не принимаю.
Я повернулся и ушел. Мастер крикнул вдогонку:
– Подрастешь – милости просим!
Опять неудача! Мне так было обидно, что, возвращаясь домой, я даже всплакнул.
Раздумывал я недолго. На следующий день подал заявление в школу рабочей молодежи. И через неделю был принят.
Узнав об этом, отец долго молчал, а потом сказал вздыхая:
– Ты у меня упрямый, Иван… Что ж, учись!
2. Решение принято
Занятия начались с осени. В школе училась рабочая молодежь с завода; поступил и Ивась, тот самый, из-за которого я дрался в классе.
Учение кончалось в одиннадцать часов вечера. Мы возвращались в деревню вчетвером. Два моих односельчанина учились на педагогическом рабфаке. Они с Ивасем сворачивали, не доходя километра до села, и мы долго перекликались.
В слякоть, в пургу, в мороз ходили ежедневно по семь километров до Шостки да по семь – обратно. Учиться было нелегко, особенно много приходилось заниматься русским языком: у нас в сельской школе занятия шли по-украински.
Перед Октябрьскими праздниками меня вызвал директор и сказал:
– У нас организуется библиотека. Хочешь там работать? Будешь получать зарплату – на первый раз сто рублей в месяц. Утром будешь работать, а вечером заниматься.
– Конечно, хочу, товарищ директор, только…
– Пойдем туда, там и побеседуем. – Он показал рукой в направлении библиотеки.
В большой комнате стояли столы и несколько книжных шкафов. Пожалуй, мне не справиться – так много незнакомых книг. Да и как приступить к совсем новому делу?
Директор заметил мою растерянность:
– Тебе дается двухнедельный испытательный срок. Сходи в городскую библиотеку, там тебя проинструктируют. Вот Леня Дмитриев, секретарь учебной части, тебе поможет. Смелее за дело!
Леня – он был постарше меня и тоже учился в школе – взял надо мной шефство, помог мне разобрать книги, передал ключи от всех шкафов.
Наутро я пошел в городскую библиотеку. За столом в отделе выдачи книг сидел молодой человек в очках и быстро, но осторожно перелистывал книгу в красивом переплете.
Он поднял голову:
– Зайдите попозже. Выдача книг с пяти.
Я объяснил, зачем пришел, и подумал: «Тоже скажет, что я еще мал!»
Но библиотекарь отложил книгу и протянул мне руку:
– Что ж, поучитесь библиотечному делу! Главное – помните, что библиотекарь должен знать и любить книгу. Снять с полки, записать, принять и обратно поставить – это еще не все, что требуется от хорошего библиотекаря. Умей объяснить, порекомендовать читателю и подыскать нужную ему литературу. Ты обязан быть сам начитанным. Читай и конспектируй. Без стеснения спрашивай, если что не понял. А теперь я познакомлю тебя с работой библиотекаря.
Он перешел со мной на «ты» и несколько дней терпеливо учил меня.
Я впервые начал серьезно, систематически читать книги по списку, который мне дал библиотекарь. Внимательно следил за газетами, журналами. Часто ходил на консультации к библиотекарю. Он меня встречал дружески:
– Ну, как дела? Что читаешь? Пришли ли новые книги, журналы?
Прежде чем выдавать новые книги, я их прочитывал сам. Не отрываясь, залпом прочитал только что изданную тогда «Как закалялась сталь». Книга глубоко взволновала меня, я долго жил под ее впечатлением. Павел Корчагин стал моим любимым героем. Много раз я перечитывал замечательную книгу Николая Островского, и она помогала мне работать над собой.
Очень понравилась мне «Занимательная физика», увлекали научно-популярные журналы. Все больше и больше интересовался техникой.
Я был так занят работой и учебой, что часто оставался ночевать в канцелярии; спал на столе, подложив под голову несколько книг.
Иногда ребята помогали мне разбирать книги и, зачитавшись, тоже оставались до ночи в библиотеке.
Испытательный срок прошел, и меня зачислили приказом на должность библиотекаря. Радостно и гордо нес я домой после первой получки гостинцы – буханку белого хлеба и конфеты.
Работа в библиотеке дала мне много. Я полюбил мир книг, газет, журналов. Они стали моими настоящими друзьями, вооружали меня знаниями. Передо мной все шире и шире открывалась величественная картина строительства в нашей стране.
Незабываемое впечатление произвела на меня историческая речь товарища Сталина на выпуске академиков Красной Армии, слова вождя о том, что «техника во главе с людьми, овладевшими техникой, может и должна дать чудеса». Сталинский призыв усилил мое желание заняться изучением техники.
Помню и то, как я был поражен и заинтересован рекордом Алексея Стаханова. Сто две тонны угля вместо семи по норме за смену! Дня через три парторг шахты Дюканов вырубил за шесть часов сто пятнадцать тонн. А еще через несколько дней Стаханов вырубил двести двадцать семь тонн. В газетах замелькали фамилии героев труда, последователей Стаханова. У нас в обиходе появилось новое слово – «стахановец». Возникло могучее патриотическое движение стахановцев.
В те дни я узнал, что в техникум принимают с шестнадцати лет. И решил, не заканчивая школы, подготовиться к экзаменам в педагогический рабфак или химический техникум. Какую же специальность избрать? Я не мог принять твердое решение: меня увлекала техника, но в то же время хотелось учиться рисовать, заняться педагогикой – все казалось мне интересным.
– Пошли заявление в техникум, где на художников учатся, – советовал отец.
И я послал заявление… прямо в Академию художеств, в Ленинград. Через несколько дней из Ленинграда пришел ответ. Мне сообщили условия приема на подготовительные курсы. Условия оказались трудными. Да и ехать в Ленинград было далеко. Само слово «академия» казалось каким-то строгим, значительным, и робость охватила меня.
Вечером мы держали совет с отцом. «Стар стал отец», – думал я, поглядывая на его усталое лицо. Он долго молчал, а потом сказал:
– Я, Ваня, думаю: дюже далеко ехать и расход большой. Я болею. Мать тоже. Куда от нас, стариков, поедешь? Что делать, сынку… – И добавил: – Ты еще молод, и рисование не уйдет от тебя. Изучи пока ремесло.