Между мгновениями - Джеймс Черный

Казимир схватил книгу и ударил. Бутыль раскололась пополам. Старик достал свёрток, разломал печать и потянул за тесемочки. Из свёртка выпали фотография, железный крест и слежалый пласт бумаги. Фотографию он ловко подхватил и тут же спрятал у себя в штанах. Крест звякнул об пол и представился. Бумагу же он стал стряхивать, как трясут половик. Она нехотя распрямилась, и мы увидели всего лишь плакат, а на нем деревянный крест в виде распростершего крылья орла на фоне полчища красных знамен со свастикой. Исайя брезгливо отбросил свое вынужденное прошлое нам под ноги.

- А теперь главный фокус, - старик ухватил из-за головы футбольные щитки за тесьму, их соединяющую, и исполнил перед нами пируэт с лентой. Крылья щитков забились под потолком, разгоняя спертый воздух лежбища Исайи. Тесьма затрепетала змейкой, крылья распрямились и бумага, вихляя задом от радости освобождения, спустилась к нам в руки.

Это бала карта Европы размером где-то метр на два. Москва и Берлин были соединены красной линией. Две одинаковые окружности были проведены с центрами в Москве и Берлине и касались друг друга одной точкой, и точка эта была: Вильнюс. Третья маленькая окружность была начертана уже вокруг Вильнюса и закрашена. Старик схватил карту и стал тянуть ее из наших рук:

- Сталин и Гитлер не верили ни в какие переговоры. Они были для них лишь карточной игрой. Кто кого надует. Они играли краплёными картами, блефовали и готовы были поставить на последнего солдата.

Нам с Казимиром жалко было птицы, и мы выпустили ее из своих рук. Исайя схватил карту, бросил ее на отродясь немытый пол и склонился над ней, но ноги его подкосились, и он задом придавил вехи истории:

- Из каких недр взаимного предательства и кем впервые была исторгнута мысль о необходимости пожать друг другу руки, сегодня никто и не скажет. Можно сказать, что причин встречи было меньше, чем беспричинных позывов, позывов крови двух нелюдей, возможно сто веков назад имевших общего предка каннибала. И палачи болеют метафизикой, - продолжал Исайя погонять тайны антиномий верхом на карте. Что удивляло в старике до оторопи: он ни на секунду не переставал говорить:

- Ранней весной 40-го появились первые клейкие листочки на опустевшем за зиму дереве закулисной игры в надувательство. Но ведь договорились о дружбе. Пора за неё и лично выпить и нож под столом поточить. Сталин стал догадываться, что ему предлагают делать мировую революцию в Турции и Индии. Но он был спокоен: "Переиграл охранку, переиграл Ленина, переиграл партию, переиграю и Гитлера". Он хорошо знал болевую точку Гитлера - Англию и знал, как он надавит на Гитлера, поэтому и на встречу согласился или сам её инициировал. Но камнем преткновения стало место, вернее, точка их соприкосновения. Гитлер демонстрировал не сумасшествие, а прозорливость. Он хотел верить, что Советы ему доверяют. Сталин же, напротив, поминал Макиавели и дал указание построить в Иваново новую фабрику по производству кумача на нужды будущей, заслуженно коммунистической, Европы. Но спор - где должна произойти историческая стыковка, зашёл в тупик.

Круг причастных к проведению партийной сходки был слишком узок. Усилием воли я тогда вошел в зондеркомиссию. Нам с Шульцем поручили снимать все заседания организационной тройки.

- А кто такой Шульц? - сумел поймать я паузу между хрипами старика.

- Шульц был личным хроникером Гитлера. Его жену я выгуливал по лучшим магазинам Берлина. Гитлер сам смотрел снятые Шульцем материалы и приказывал, что надо оставить, а что уничтожить. В тот день я дежурил по правильной скорости проекционного аппарата. Киномеханикам, да и нам тоже, было категорически запрещено смотреть на экран, когда шел просмотр и Гитлер был в зале, но я все же увидел эту карту.

Исайя для убедительности своих слов поелозил по карте задницей:

- Я видел, как Гитлер схватил циркуль и линейку и поделил расстояние от Москвы до Берлина пополам. Затем он провёл две окружности, и если в Берлин он тыкал иглу осторожно, как бы извиняясь за причинённую боль, то в Москву он всадил циркуль по самую рукоять. Сам Гитлер циркуль не крутил. Крутил его за ножку Гесс. Рудольф так старался вслед за фюрером, что карта на русской территории летела клочьями. Гитлер вошел в раж и сам схватил циркуль, но тут же выронил его и циркуль воткнулся в карту: "Куда я попал? " Гитлер посмотрел на Гесса. "Это Палестина, мой Фюрер". "Она все еще на карте? Вызовите ко мне немедленно Роммеля".*

- Анахну аль ха- мапа,* - про себя улыбнулся Штирлиц, глядя на экран.

Гесс, чтобы разрядить обстановку, снова начал крутить циркуль вокруг Берлина и Москвы. Точка соприкосновения окружностей оказалась в Вильнюсе, что Гитлера заметно огорчило. Он забегал вокруг стола и стал бить себя ручонками по кителю, как обиженный ребёнок. "Пошлите в наше посольство шифровку. Я соглашусь на Кёнигсберг". Гитлер укротил бег и свалился в кресло с таким видом, будто Сталин сию минуту позвонит ему и даст своё согласие. Но Сталин не согласился. Через три дня в оцинкованном чемодане через Брюссель пришёл ответ Сталина. Сталин предложил встретиться под Вильнюсом в... вагоне. Гитлер на удивление легко согласился. Ещё бы! У него стоял вагон ещё со времён унизительного Версальского договора. Он мечтал проехаться в нём по всей Европе и подписать акты капитуляции Франции (так оно и было), Англии и России. Но Сталин сказал - нет. Сошлись на двух полувагонах. Их решили состыковать на месте предполагаемой встречи. Русскую половину делали в Омске, а оформляли египетскими мотивами в депо под Кремлём. Свой же вагон Гитлер делать не стал, а замаскировал под половину версальское унижение Рейха. И еще было одно сомнение. Если переговоры затянутся и придется ночевать в полувагонах, то Гитлер был против раздельного проживания.

Неожиданно от крамольных слов старика полка под потолком обвалилась одной стороной, и на нас посыпались десятки рулонов бумаги. Исайя мужественно отбивался от падающих на него свидетелей истории, как от назойливых мух. Кряхтя и проклиная свои кости, старик попытался встать. Казимир помог ему.

________________________

Вызовите ко мне немедленно Роммеля - Роммель Эрвин (1891-1944г.) Фельдмаршал. Воевал в Северной Африке. Участник заговора против Гитлера. Покончил жизнь самоубийством.

Анахну аль ха - мапа - Мы на карте (иврит транск.).

- Дайте мне карту Европы, я ее отнесу в детский сад, и там за пять минут нарисуют такую же, - видимо старика я сильно огорчил. Глаза его стали желтыми, непрозрачными. Он снова осел на пол, ухватил карту, перевернул ее, и на изгибах побуревшей марли стал показывать нам две стёртые

прямоугольные со свастикой печати: лиловая - "Секретное дело Рейха", красная - "Немедленно уничтожить".

- Не могла же встреча остаться незамеченной. Есть ли еще в вашем клубе мемуаров кто-нибудь еще пригодный для суда присяжных? - я понимал, что бью ниже пояса Исайе и Казимиру, но нужно было как-то сохранить сознание.

- Любой из этих документов свидетельствует, - старик протянул руку к обвалившейся на нас бумажной рухляди и достал фотографию двух мужчин у Яффских ворот. Белой краской в углу, как на курортном снимке, было намалевано: "Иерусалим. 1975 г". С фотографии смотрели на нас двое мужчин лет пятидесяти. Один, одетый во все чистенькое и ухоженное, в соломенной шляпе, тенью закрывающей лицо, а второй же был рыжий детина, с огромной головой и бочковатым животом.

- Это я, а это Захар Мехлис* - сын Лёвы. Захар приезжал ко мне из Парижа. Он-то мне и рассказал, что когда Сталин ехал на встречу, отец его сидел в тамбуре и для конспирации играл на гармошке, а Сталин для двойной конспирации пел:

Я душу всю тебе открою,

Я руку протяну тебе!...

Сияй, Луна - душа Вселенной!

Сияй, Луна, в моей судьбе!*

Исайя закашлялся. Песня Сталина его доконала. Говорить ему становилось всё труднее. Он отхаркивался в стоящую у конторки корзину для бумаг. Слюна тянулась ручейком из его рта. Он кряхтел, пукал, потом подошёл к конторке и

стал перебирать листы бумаги:

- Всё, что для меня важно, я наклеиваю на картон и покрываю лаком. На несколько веков сохранность обеспечена.

Исайя извлёк картонку из ящика и показал её нам. Под блестящим лаком, вместо ожидаемого текста документов, мы увидели что-то среднее между клинописью и петроглифами.

- Я долго искал способ тайной записи. Документы я спрятал в надёжном месте. Но мне надо было с ними работать. Изобретать код - всё равно расшифруют. И я придумал свой собственный принцип: я описывал, скорее, обрисовывал смысл текста, кодировал его и запоминал шифр.

- И эти китайские ребусы и есть ваша книга? - я всё ещё не унимался. И встреча с чудом может быть сермяжной.

- Нет, это пособие идеального разведчика, а книгу я написал давно, лет двадцать назад. Хотите почитать? У меня где-то завалялась нераспечатанная пачка.

Исайя опустился на колени и который раз погряз в хламе, перебирая дорогой для него мусор: