Человек праведный - Габриэль Марсель

Мишель. Но ведь вы приехали сюда не прямо из Ардеша?

Клод. Да, у меня сперва был приход на севере, в Эскершене, неподалеку от Лилля.

Мишель. Должно быть, это был сущий ад.

Клод. Нет, почему же, от этих лет у нас остались прекрасные воспоминания; правда, Эдме?

Эдме. Как сказать…

Мишель. Я думаю, господин Лемуан не имел в виду природу.

Клод. И все же эти печальные просторы не лишены величия.

Мишель. Я всякий раз опускаю шторы, проезжая эти места по железной дороге.

Клод. Но тамошнее население как-то по-особому душевно.

Мишель. Да?

Клод. Мы с женой бывали свидетелями многих трогательных сцен. Вспоминаешь Гюго…

Мишель. Мадемуазель Осмонда, мы старые знакомые, хотя вы и не подозреваете об этом. Я видел вас совсем крошкой в те времена, когда жил в Сен-Лу-де-Тальваз, в большом доме, чуть повыше дома священника. Я часто бывал у ваших родителей; сейчас вы у меня перед глазами такая, какой были тогда… Несколько месяцев назад я проезжал через Сен-Лу.

Клод. Должно быть, с тех пор в нем мало что изменилось.

Мишель. Там построили лесопильню, которая уродует весь вид. Еще десять лет, и не останется нетронутого пейзажа.

Клод. Однако лесопильня…

Мишель. Так ведь видишь только ее.

Осмонда. Ну, это как газовый завод в Фонвиль-Сен-Венсене. У нас была небольшая вилла на склоне прибрежной горы, оттуда открывалась обширная панорама — а в глубине торчала вышка газохранилища!

Клод. Никогда не замечал газохранилища.

Осмонда. Счастливый у тебя характер, папа, ты всегда видишь только то, что тебе по душе.

Мишель. Погодите, кажется, я прошлым летом проезжал на машине Фонвиль-Сен-Венсен. Это между Дьеппом и Трепором?

Осмонда. Совершенно верно.

Мишель. Впечатление было ужасное. Между двумя укрепленными насыпями — кубы пыльного, похожего на нугу месива! (Осмонда смеется.)

Клод. Однако тебе там нравилось, Осмонда.

Эдме. Действительно!

Осмонда. По сути, впечатление о каком-либо месте может вполне сложиться лишь по прошествии времени. Когда я сейчас думаю о Фонвиле, то не испытываю ни малейшего энтузиазма, можешь мне поверить.

Мишель. По-моему, это очень верно сказано. Подлинны лишь воспоминания; в них — мы сами.

Клод. У нас там завязались некоторые приятные знакомства; и потом — море… Ты меня в самом деле удивляешь, Осмонда.

Эдме. Что тебе за охота принимать ее браваду всерьез!

Мишель. Кстати, в музыке, например, это тоже так: непосредственное впечатление почти всегда обманчиво.

Клод. Не спорю; здесь я не судья.

Мишель. Мадемуазель Осмонда, вы…

Осмонда. Я очень люблю музыку, но у меня так редко бывает возможность что-то послушать.

Мишель. Вы не играете ни на каком инструменте? Но, помнится мне, ваша матушка…

Эдме. Я все это забросила двадцать лет назад.

Мишель. Если память мне не изменяет, у вас был великолепный «Эрар», на котором вы…

Эдме. Мы его отдали.

Мишель. В вашей жизни, такой сосредоточенной, целенаправленной, фортепьяно — это искушение.

Эдме. В Эскершене нам даже некуда было его поставить.

Мишель. Жаль. (Молчание.) Проезжая через Сен-Лу-де-Тальваз, я сделал пару снимков. (Осмонде.) Мадемуазель, может быть, они вас заинтересуют: вам, наверное, часто доводилось слышать об этом скромном местечке. (Передает Осмонде две-три небольшие фотографии.)

Осмонда (рассматривая их). Великолепные фотографии!

Мишель. Это хороший маленький фотоаппарат.

Осмонда. Папа, взгляни! (Клод смотрит через ее плечо.) Какой прозрачный свет! И эти сосны на фоне неба!

Мишель. Вы любите сосны?

Осмонда. Люблю ли я сосны!.. Папа, помнишь — возле озера Шиберта́? Их силуэты, запах, изгибы ветвей при порывах ветра…

Мишель (дрогнувшим голосом). Я тоже очень люблю все это.

Клод (внезапно). Боже мой! Мое свидание!

Эдме. Так не ходи!

Клод. Форстмейер приедет специально ради этой встречи.

Эдме. Совершенно неизвестно.

Клод. В прошлый раз он уже прождал меня напрасно.

Эдме. Это было не по твоей вине.

Клод. Нет, не могу… (Мишелю, с чувством неловкости.) Если вы собирались поговорить со мной о чем-то, может быть, мы могли бы выйти вместе? (Мишель не отвечает.) Правда, это в двух шагах, времени у нас все равно было бы мало… Я очень сожалею. Если бы вы меня раньше предупредили… (Он заметно растерян.)

Мишель (вставая). Может быть, мы условимся о другой встрече?

Клод. Но если вы завтра уезжаете…

Мишель. Это еще не решено.

Клод. Тогда… договоритесь об этом с женой. До свидания, и извините, что я вас так спешно покидаю. (Уходит.)

Мишель. Мне кажется, господин Лемуан чрезвычайно занятой человек.

Осмонда. Папа слишком добросовестен. (Протягивает руку Мишелю.) Спокойной ночи, сударь.

Мишель. До свидания, мадемуазель, был счастлив возобновить знакомство.

Осмонда уходит, Мишель провожает ее долгим взглядом.

Эдме (вполголоса). Зачем вы это сделали?.. Если бы я одна решала, вас бы не приняли.

Мишель. Вот как?

Эдме. А сейчас — умоляю, уходите.

Мишель. Почему?

Эдме. Прежде всего ради дочери… и кроме того… я не могу вас видеть.

Мишель. Это потому, что я недостаточно изменился с тех пор, либо — наоборот?.. Разумеется, вы осведомлены о моем состоянии. Впрочем, в ином случае, я полагаю, он бы не потерпел… Ну, а при нынешнем положении вещей это — почти профессиональный долг.

Эдме. О! Замолчите.

Мишель. Решительно, ваш муж бесподобен, во всех отношениях. Потрясающе! Живое воплощение альтруизма. Он все воспринимает в соответствии с амплуа. Вы говорите, что не можете меня видеть. А знаете, вот ведь что интересно: мне ничего не стоит находиться сейчас подле вас, ровным счетом ничего. Что бы ни твердили романисты… есть куски нас самих, которые — словно отмершая кожа: режь ее — не выступит ни капли крови. К тому же я прошел недавно через любопытный опыт. Открываю газету — и вижу: «Извещают о кончине госпожи Клод Лемуан»… однофамилица. Так вот, я бы не сказал, что… Впрочем, подумайте сами, это так далеко. Это было не с нами.

Эдме (опустив глаза). Удобная позиция.

Мишель. Я думаю, мы умираем полностью, целиком, но живем — по частям.

Эдме (с горечью). Очевидно, это так для мужчин; ну а я — я не менялась.

Мишель. Вы полагаете?

Эдме. Абсолютно не менялась.

Мишель. Так значит…

Эдме. О, из этого ничего не следует. Мне кажется, что я никогда никого не любила.

Мишель. Я сам давно пришел к этому выводу. Вы никогда никого не любили, и, возможно, именно поэтому…

Эдме. Поэтому сообщение о моей смерти даже не заставило вас вздрогнуть.

Мишель. За последнее время… ну, словом, с тех пор, как я всецело сосредоточился на том, что меня ожидает… в памяти моей промелькнуло множество лиц. Там было ваше.

Эдме. Среди многих других.

Мишель. Я не считал… Лицо холодное, напряженное; в нем не прочесть жалости. Но и смелости — тоже. Взгляд безразличный, глаза тусклые. О, я думаю, они сияли временами, эти глаза, — но я этого не помню…