Врача вызывали? - Рубинчик Вадим

– Для тебя закрыт путь в замечательный мир англоязычной культуры. Подумай только – четверть населения земного шара говорит и творит на английском…

Она ещё долго говорила о фантастических преимуществах английского языка… Но Боря уже отключился, чтобы зря не расстраиваться и не разрушать бесценные нервные клетки.

Однако если прежде сильный контраст между Майклом и Борей в знании языка вызывал лёгкое раздражение, то теперь стал просто выводить из себя. Как и все нормальные люди, в создавшемся положении Борис винил не себя, а других. Он возненавидел Майкла врождённой, той дремлющей в генах ненавистью неудачника к счастливчику, которая, как правило, обеспечивает стойкое ощущение себя как человека третьего сорта. Неизвестно, сколько продолжался бы этот пожар на торфяном болоте, если бы однажды Боря не стал случайным свидетелем одного разговора. Белянчикова остановила Минина и спросила:

– How are you, Michael?

– Same shit, just the depth that varies (To же самое дерьмо, только глубина разная), – с вежливой улыбкой ответил Минин.

Улыбнувшись, наставница в свою очередь рассказала что-то такое, что рассмешило Мишку. И они разошлись.

– Что ты ей сказал, что она заржала, как кобыла, – с нескрываемой неприязнью полюбопытствовал Боря.

И Майкл, не мудрствуя лукаво, охотно объяснил. Изумлению Бори не было предела. Он никогда не задумывался, что на английском можно шутить, нормально общаться, ругаться, наконец. Борис искренне верил, что английский создан для того, чтобы мучить студентов текстами, типа «Диалог в аптеке» или «Визит к узкому специалисту».

– Да ты что, а ну повтори! – воскликнул Боря.

Майкл пожал плечами и повторил.

– Класс! – сказал Боря и восхищённо протянул: – Same shit, just the depth that varies.

Фраза улеглась в мозгу, как кошка на диване, удобно и легко, словно жила там годами. И тут Борька осознал, что сделал это абсолютно без усилий, не переводя и не зазубривая каждое слово. Поражённый чудесным открытием, он спросил:

– А она-то чего тебе рассказала?

Майкл замялся:

– По-русски это звучит слишком грубо…

– Я хочу грубо! Я люблю грубо, – чуть не закричал Борька.

Тогда Майкл отвёл друга в сторону и, оглядываясь по сторонам, рассказал довольно пошлый анекдот. Это была древняя бородатая шутка, поэтому Боря, узнав несколько слов, перевёл её сам, почти без помощи Майкла. Восторгу не было предела. Боря смеялся не потому, что анекдот был смешон. Это был торжествующий смех счастья от понимания неприступного и ненавистного иностранного языка. Это был прорыв, маленькая брешь в стене, которая давала надежду на покорение заколдованной английской крепости.

– Вот! Вот с чего надо начинать! А то… – волна возмущения захлестнула его, он долго не мог найти подходящие слова, чтобы выразить своё негодование.

После этого случая Боря погрузился в глубокие раздумья. А вечером он пришёл к Мишке и просительно сказал:

– Мишаня, помоги мне с английским. Не с уроками. А как сегодня – шутки, анекдоты там… разные…

И Майкл, добрая душа, без колебаний согласился.

Незаметно прошёл месяц, другой. Белянчикова, утратив надежду, больше не трогала Борю. Лишь однажды вскользь заметила: «Борис, учите тексты. Может, прорвётесь».

Боря не ответил. Даже не обиделся. Он готовил реванш, но никто, даже Майкл, не знал об этом.

К подготовке экзамена Борис подошёл серьезней, чем элитный спортсмен – к олимпийским играм. Он просыпался и засыпал с мыслью об английском. При каждом удобном случае доставал учебный текст или словарик. Никогда и никакой предмет он не учил так упорно, но странное дело – теперь получал удовольствие. Английский стал по-настоящему интересен. У Борьки действительно получалось, страх поражения исчез, и парень радовался каждому новому слову и выражению, как начинающий грибник радуется боровику.

Прошло почти полгода, и наступил день экзамена. Однако теперь для Бори это был не просто экзамен по иностранному языку. Это была проверка характера на прочность. Это была борьба за право уважать самого себя.

– Прошу… – без особого энтузиазма сказала Белянчикова.

Она приготовилась к самому худшему. Борис между тем взял билет и быстро пробежал его глазами. Потом молча сел напротив преподавательницы.

– Вы хотите отвечать без подготовки? – удивилась наставница.

– Это лишнее, – спокойно ответил Боря.

Белянчикова, тяжело вздохнув, недоумённо пожала плечами. Она поняла это заявление по-своему: «Дескать, чего там готовиться – всё равно ничего не знаю…»

А Борис, не обращая внимания на обречённое выражение лица наставницы, зачитал первый вопрос и начал отвечать. Студенты, которые в это время напряжённо готовились, побросали ручки и настороженно прислушались. Они удивлённо переглядывались, откровенно не понимая, что происходит. Боря говорил по-английски! Действительно, говорил. Спокойно и уверенно. Было видно невооружённым глазом, что это не просто зазубренный текст, а живой рассказ. Белянчикова растерянно хлопала глазами, ей, наверное, казалось, что она бредит. Наконец, она не выдержала и спросила:

– Денисов, что случилось? Как вам это удалось?

Борис наслаждался триумфом. Он ждал этого часа долгими ночами, сидя в читалке, когда спали даже матёрые зубрилки и проклятые отличники. Сначала Борька хотел рассказать, что на самом деле послужило толчком к этому невероятному успеху. Но потом решил: пусть это останется его маленькой тайной. И скромно сказал:

– Хотел вас удивить…

Что, в принципе, было правдой. Ибо, как известно, нет большего удовольствия, чем сделать то, чего, по мнению других, ты сделать не можешь…

После экзамена Борис, естественно, решил отблагодарить Мишку. В бывшем Союзе существовал единственный способ выражения глубокой благодарности – алкоголь во всех его проявлениях. Но зная, что Майкл практически не пьёт, Боря оказался в безвыходном положении. В конце концов, он купил в «Академкниге» три тома рассказов О. Генри на английском языке. А также пару бутылок вина – на всякий случай.

Майкл растрогался: оказалось, что это его любимый автор. На радостях он даже согласился выпить.

Ребята сидели в пустой читалке, пили винцо с копчёным колбасным сыром и рассуждали на тему иностранных языков.

– Чего ты зациклился на этом английском? – искренне возмущался Боря. – Ты ж его лучше училки знаешь. Двигай дальше! Европейские языки – они же все на базе латыни. Тебе не трудно будет… А потом можно и для экзотики что-нибудь подучить – скажем, японский или китайский. Я вот ещё годик повожусь с английским и к итальянскому приступлю…

Майкл удивлённо качал головой, но соглашался. Потом обсудили вопрос призвания вообще и своего, в частности. В результате пришли к неожиданному выводу: надо было всё-таки поступать в иняз.

– Положение критическое, – заметил Боря. – Что будем делать?

В конце концов, друзья решили не превращать жизнь в трагедию и продолжить обучение в скучном мединституте. А языки пусть останутся отдушиной… Вино подошло к концу… Было далеко за полночь. И ребята, согреваемые грандиозными планами и радужными надеждами, пошли спать, обещая друг другу непременно стать полиглотами.

«Не корысти ради, в токмо волею пославшей мя жены…»

Шурка Рудаков, для друзей просто Рудак, а для недругов – и вовсе чудак на букву «М», с треском завалил зачёт по латыни. И беда не в том, что не сдал с первого раза. С кем не бывает, а в том, что даже не представляет, как к проклятому зачёту подступиться. Латынь была той заколдованной крепостью, которую он не мог взять ни стремительным штурмом, ни долгой осадой. Преподавательница Васильева Леся Ивановна – женщина дородная и, как большинство полных людей, добродушная и вполне миролюбивая. Но только до тех пор, пока кто-то не начинал путать священные падежные окончания пяти латинских склонений. Тогда она чувствовала, что её великая любовь к латыни оскверняется неофитами и профанами, и зверела, ну просто как гладиатор на арене Колизея.