Зеленые горы и белые облака - Марина Москвина

- Это Инга? - я тихо спросила у Сонечки, она кивнула.

Тогда я вышла к микрофону и произнесла - на весь театр, а может, и на весь мир:

- Конечно, он вас полюбил. Буквально на прошлой неделе он мне звонил, говорил, что вы потрясающая актриса, что вас ждет великое будущее, и звал меня к вам на спектакль. Но я его не услышала.

Я опустила голову: ковровое покрытие сцены сплошь было исцарапано медвежьими когтями.

На кладбище, когда бросали горсти земли на крышку гроба, Инга отломила от стебля и бросила вниз головку гвоздики. Цветок быстро засыпало землей.

Меня тянуло к ней. Я как-то непроизвольно держала ее в поле зрения. И вдруг решила подойти и сказать:

- Когда ваш спектакль? Я приду.

Но остановила себя. Это было бы слишком драматургично.

Она сама подошла, когда мы возвращались к автобусам.

- Ну, вы приходите на спектакль.

- Нарисуйте, как дойти. - Я дала ей блокнотик, она по-детски нарисовала кривые арбатские переулки и подворотню, где приютился театр "Апарте".

- Правда, у нас заканчивается сезон, - сказала она. - Та пьеса, в которой работал Леонтий Сергеич, теперь будет только в сентябре. Я просила отменить сегодня спектакль, но билеты распроданы - придется играть. Не представляю, как получится... Мне пора идти. У меня там сложный грим.

Я говорю:

- А можно - с вами?

Я вдруг поняла, что если не увяжусь за Ингой сейчас, то никогда уж не приду, потеряюсь в переулках, сколько мне ни рисуй, заленюсь, отвлекусь. Если не сию минуту, то все.

Мы ехали в битком набитом метро. Она говорила:

- Сегодня как раз Леонтий Сергеич с Соней собирались прийти. Я его предупредила, что там только первые десять минут - детям до шестнадцати. Дальше полный порядок. "Обязательно приду, - он ответил. - Какую бы оргию ты ни учинила. А поднимется температура - сбегу из больницы!"

Когда мы попросили помочь нам со зверьем, - она рассказывала мне в переполненном вагоне, - то сразу его предупредили, что у нас с деньгами - не густо. Он ответил: "Мне так нравится ваш театр, я могу и бесплатно поработать".

...И там есть такая сцена, - улыбалась Инга, - я лежу на диване, а пес должен подбежать и лизнуть меня в лицо. А он не хотел ни подбегать, ни лизаться! Тогда Леонтий Сергеич придумал - чтобы у меня в руке под щекой был зажат кусочек мяса. С тех пор пудель мчится ко мне на всех парах и это мясо выбирает из руки!.. А всем кажется, что он лижет меня в лицо от избытка чувств!..

В присутствии Леонтия Сергеича... - она говорила, шагая по Арбату, ныряя в подворотню. - И пудель и кролик работали с ужасным энтузиазмом! Леонтий Сергеич всегда оставался до конца спектакля. В конце он переодевался в костюм дедушки Дурова и выходил со зверями на поклон. Я его прошу: "Не переодевайтесь!" Только выйти и поклониться! А он устраивал целый спектакль в спектакле. Зато какие аплодисменты были ему наградой!.. Наверное, он хотел, чтобы вы это все увидели.

Мы погрузились в полутьму подъезда ("Осторожно, тут лестница!"), вход, фойе, коридор, гардероб "Апарте" оказались довольно обшарпанными. Инга подождала, пока мне дадут контрамарку, и молча, удалилась. Меня это чуточку удивило. Ни слова не говоря, повернулась и исчезла. Вроде бы не в ее духе: сумрачно как-то, неприветливо.

А у них театр - ни буфета, ничего. Негде время скоротать. До спектакля час с лишним. Даже еще номерки в гардеробе не развесили.

Я отправилась в бар на соседнюю улицу, взяла кофе, бутерброд, открываю программку и вижу: "Сахалинская жена". УБОЙная комедия. Продолжительность три часа".

Ну, думаю, пиши пропало! И уже тихонько спрашиваю: зачем пошла? Зачем? Зачем? Даже не поинтересовалась, какая пьеса.

Ладно, уговариваю себя, без паники. Уйду после первого действия.

А неудобно теперь уходить! Сама напросилась - будешь три часа сидеть, вежливо улыбаться, пока щеки не задеревенеют!.. На дух не переношу театральные комедии!

Смотрю дальше: где ж моя Инга? Статная красавица с двумя младенцами явно не она, остальные мужики. Может, вот это пугало? Нет, какой-то чумазый старик.

Угрюмо побрела я обратно к себе в подворотню. Туда стали подтягиваться зрители - сплошь старшеклассники. Мы долго торчали в предбаннике, сидели на банкетках, болтали ногами, как в деревенском клубе, томительно ожидая приглашения.

Наконец разрешили войти. Маленький зрительный зал, человек на сто. У меня почетное место - в середине первого ряда. Ой, не встать, не уйти незаметно, если будет совсем невмоготу, подумала я с тоской.

И вдруг замечаю, что прямо передо мной на полу сидит чучело в замусоленном платке, физиономия в саже, эдакая старая вобла сушеная, склонилась над жестяным чаном. Жжет ленточки бумажные, глаза прикрыла, раскачивается, что-то бормочет - сонная, пьяная:

- А-ай-я-я-я-я-я-я-ай! - медленно, как глубоководная рыба со дна, начала всплывать из ее реликтовых недр - то ли песня, то ли шаманское камлание. - Я-а-а-на-ой-ёой-ёй... Ма-а-а... Ньо-о-ой-ёй... - беззубым ртом и впалыми щеками выводила она, почесываясь. - М-ма-а-а-я-а-о-о, - заклокотало в горле и оборвалось птичьим клекотом.

О Господи! Ну, голос у нее - говорящего ворона, суставы не гнутся, обвислая грудь, ну, речь замедлена, замороженые движения. Ну, воспаленные веки...

Но сумрак взгляда, туман в бессонных и красных глазах!.. Взгляд мутный, расфокусированный - и внутрь!.. В себя!.. Взгляд бесплотного скитальца, безымянной личности, неприкованной души.

Неужели - Инга? У меня мурашки побежали по спине, как легко она вступила в сферу безмятежности, будто бы давно перешла пределы этого мира. Гилячка, собирательница трав, колдунья, омут, центр циклона. Ни жизнь, ни смерть ничего не меняли для нее. В ней была чистота единства некрашеного холста и необработанного дерева, как говорили старые даосы. Из беды она делала счастье. Отринутый мир лежал у ее закопченных стоп. И как раз доктор Чехов к ней собирался на Сахалин якобы с ревизией.

Я не знала, смеяться мне или плакать, в голове все перемешалось. Я совсем съехала с катушек.

- Браво! - я кричала вместе со всеми, не заметив, как пролетело время. - Браво!!!

- Знаете, как надо кричать? - с заговорщицким видом спросила женщина в шляпе с вуалью, сидевшая со мной по соседству. - Надо кричать не "браво", а "браво"! Это поможет вам выделиться! - щедро приоткрыла она завесу над тайной театрального бытия.

Ориентиры уплыли, и происходящее окончательно не поддавалось объяснению обыденной логики.

Когда артисты вышли на поклон, Инга жестом остановила аплодисменты.

- Этот спектакль, - произнесла она тем своим, утренним, голосом, хотя по-прежнему оставалась в гриме, - мы посвящаем нашему коллеге, большому артисту, дрессировщику...

И добавила обычным голосом, весенним, чтоб никого не испугать:

- Мы сегодня его похоронили.

Зал затих. И все актеры замерли на сцене.

А она стояла и смотрела на меня - то ли девочка, то ли мудрая, просветленная старуха.

Наутро зазвонил телефон. Вполне официальным тоном - абсолютно незнакомым женским голосом - мне был задан странный вопрос:

- Вы Мальвина?

- ...Да, - сказала я, не понимая, на каком я свете.

- Вам звонят из больницы. Тут у нас в палате, в шкафу, от больного осталась висеть какая-то одежда. Он умер, документы его сдали, теперь не знаем, куда вещи девать. Хорошо, в кармане нашли номер вашего телефона...

Так, Леонтий, я все-таки приехала к тебе в больницу, хотя ты не хотел, и мне выдали под расписку - белый камзол с кружевами, накрахмаленный воротник, шутовской колпак, туфли с бантами и пышные усы на резинке.

Все это я сложила в пакет и отправилась домой. В метро обычно много людей едут с полиэтиленовыми пакетами. Что там у них, интересно? У каждого что-то свое. А у меня вот костюм дедушки Дурова моего друга Леонтия.

Озеро широко, трудно переплыть его, хотя лодка легка, неспешен ее скользящий ход по озерной дороге. На лавочке у кормы лежит пакет. Из него выглядывает атласный рукав, расшитый блестками. Солнце садится, птицы в гнезда спешат. Волны под ивами. Ветер треплет пряди озерных трав. Осторожно гребу на закат. В тишине только слышен плеск моих весел.

Кто-то позвал меня с того берега:

- Сюда! Я зде-есь!

Оборачиваюсь и вижу - над озером в вышине - зеленые горы и белые облака. И, озаренный закатом, у самой кромки воды стоит человек и машет мне рукой.

1 В а н В э й. "Озеро И".