О молитве - Софроний Сахаров

Почему так? Ответ на этот вопрос находим в Евангелии: 1) Родители слепорожденного боялись иудеев, которые решили, что, если “кто признает Его за Христа (т. е. Мессию), того отлучать от синагоги” (Ио. 9: 22, 34). 2) “… и из начальников многие уверовали в Него; но… не исповедовали, чтобы не быть отлученными от синагоги” (Ио. 12: 42). “Изгонят вас из синагоги; даже наступит время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу” (Ио. 16: 2). Немалым был риск подвергнуться в то время социальному остракизму. Апостолы, однако, решились на сей подвиг; почти все они были убиты за проповедь Евангелия; отсюда их “право” судить не последовавших Христу.

“…Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня” (Ио. 16: 27). Не без печали вспоминаю годы моей молодости, когда значение сих святых слов скрывалось от меня. Думаю: веками повторяются многие с небес сошедшие слова в самых различных сочетаниях, но не вызывают должного отзвука в окаменелых сердцах, в погасшей для вышнего мира мысли. А ведь было немало мгновений, когда сии глаголы давались Свыше человекам, подобные громам, потрясающим сердца, и молниям, просвещающим сознание людей. Они нисходили на нашу землю из сокровенного Царства, как спасительное откровение о неизреченной премудрости Отца Небесного, о Его к нам любви, о великой тайне Бытия.

В течение столетий произносились священные слова без соответствующего внимания, и, возможно, в силу этого утеряли свою изначальную мощь; ту, которую имели они, впервые являясь сознанию пророков, апостолов и святых. Найдутся ли иные способы выражения глубинного смысла данного нам познания о Боге великом? Любовь к Нему ищет своего выявления в таких формах, жизненной энергии которых не могло бы умалить всегубительное время.

Пред нашими глазами совершается невыразимо великое чудо творения мира, творения богов (Ио. 10: 34; Пс. 81: 6), которое еще не завершилось (Ио. 5: 17). “Завершение” обетовано в грядущем веке. Но и теперь уже, когда нетварный Свет нисходит на нас, сей духовный процесс вызывает в недрах нашего духа восхищение, возносит мысль в обетованное нам Царство.

Стяжание сего Царства Отчей любви связано со многими страданиями (Мф. 11: 12; 25: 34). Томится сердце до глубокой “боли” от сознания понесенной человеком потери. Я говорю о духовной, метафизической боли и хочу, чтобы читатель правильно понял меня. В словах наших всегда наличествует некая текучесть: с переменой опыта меняется содержание понятий и смысл, влагаемый в те же самые по звукам слова. Божий, и слова литургических текстов — выходили из уст, как пламя. В таком состоянии я пребыл три дня, и затем умалилась интенсивность переживания. Но память о нем резцом выгравировал Господь в уме и сердце моем. И я молю Его — не отвергнуть меня в старости моей; ни в день смерти моей (Пс. 70: 9).

Апостол Павел заповедал нам “ходить достойно звания” (Еф. 4: 1). Но в чем оно? Опять дадим слово ему же. “Мне, наименьшему из всех святых, дана благодать… благовествовать… неисследимое богатство Христово, и открыть всем… домостроительство тайны, скрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом… в Котором мы имеем дерзновение и надежный доступ чрез веру в Него… чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть… что широта и долгота, и глубина, и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою БОЖИЕЮ. А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем… слава… от века до века” (Еф. 3 гл.).

Итак, наше звание и призвание — стать сынами Бога и Отца, чрез Единородного и Единосущного, Предвечного и Безначального Сына Его, и носителями ВСЕЙ ПОЛНОТЫ Божией (ср.: Ио. 16: 27; 17: 21–26).

Продолжу говорить о некоторых других явлениях, которых никак не мог бы ожидать, будучи таковым, как я есмь. Не раз мне было дано созерцать Божественный Свет. Нежно объятый им, я бывал полон неземной любовью. В некоторых случаях внешний мир терял свою материальность и становился невидимым. Происходившее со мною принадлежало иному плану бытия. Когда же недоведомым мне образом восстанавливалось обычное мироощущение, тогда тонкая печаль проникала в душу в связи с возвращением в плотскую жизнь.

Иногда мне приходила мысль, что я мог бы не возвратиться; молитва из временной может стать вечным состоянием души. Видение Света непременно слито с воскрешающей нас благодатью, и покинуть землю в таком состоянии есть благословение. Мы знаем из Жития преп. Серафима Саровского, что он скончался во время молитвы: душа его оставила тело еще не мертвое: он держал в руке горящую свечу. “Честна пред Господом смерть преподобных Его” (Пс. 115: 6). Не такою ли смертью должны все мы переходить от этой жизни? “Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое, и верующий в пославшего Меня ИМЕЕТ жизнь вечную; и на суд НЕ приходит, но перешел от смерти в жизнь” (Ио. 5: 24). “Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек” (Ио. 8: 51).

Молитва есть энергия особого порядка: она есть слияние двух действий: нашего — тварного, и Божьего — нетварного. Как таковая, она и в теле, и вне тела; вне даже мира сего, пространственного и временного. Когда мы в благом ужасе от видения святости Бога и в то же время в отчаянии от нашего крайнего

недостоинства такого Бога, то молитва становится могучим порывом духа, разрывающим тесное кольцо тяжелой материи. Наше данное тело должно “одухотвориться” (ср.: 1 Кор. 15: 50). “Наше (духовное) жительство на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все” (Фил. 3: 20–21). “Итак, если мы (духовно) воскресли со Христом, то (естественно) ищем горнего (небесного), где Христос сидит одесную Бога” (ср.: Кол. 3: 1).

О, этот дар молитвы! В своем порыве к возлюбленному Богу–Отцу — она ненасытна; чрез нее вступаем мы в иной образ бытия, не пространственно, но качественно превосходящего сей мир. Не опьяненным воображением возбужденная, ни рассудочной философией руководимая — душа ищет путей там, где нет путей. Некая внутренняя интуиция движет ее, душу, связанную невидимыми, но нерасторжимыми цепями “закона греха”; нерасторжимыми нашими собственными усилиями, но лишь действием Вседержителя–Бога, Спасителя нашего. В каком образе может быть представлена борьба души за свое освобождение? Напрашивается аналогия с телом, которое при несносных болях все приводится в движение, пытаясь уклониться от болей; подобно сему “движется” душа в молитвенном плаче, чтобы преодолеть свою боль, соединившись с Богом.

Из моего опыта могу сказать: есть два рода отчаяния: одно — чисто негативное, губящее человека духовно и затем телесно. Другое — благословенное. О нем я и не перестаю говорить. Через отчаяние сего порядка пришло ко мне возрождение во Свете. Мне совсем не легко исповедать пред людьми о излившемся на меня благоволении Всевышнего. Я никогда не мог понять, почему так со мною! Таким, как я есмь? Сначала незримый для меня Свет дал мне увидеть мой внутренний ад; затем и весь тварный мир в его временном бывании, в его подверженности умиранию. Я носил в себе это страшное видение долго, долго. Я бывал подавлен абсурдностью всего в этом мире, исполненном страданий, убивающих всякую возникающую жизнь. Но, как сие ни странно, новая жизнь стала биться внутри стократно: молитва непрерывным потоком заливала сердце, увлекая за собою и ум; часто с возрастающей силой; иногда же настолько, что исторгала мой дух в бездонность иного пространства, не похожего на то, что мы воспринимаем обычно. В одно и то же время я бывал сведен до ничтожества и вместе с тем получал не поддающийся учету опыт углубленного мировидения, и даже прикосновений к вечности.

Мучительно непрестанно сознавать свою нищету: от тяготы сей сокрушаются даже кости… Но странно: когда ослаблялось это святое сокрушение, тогда я умирал духовно. Я не понимал природы сего явления. Лишь позднее блаженный Силуан объяснил мне: “Господь так воспитывает нас, чтобы мы не утеряли смирения”. Тогда и я отчасти уразумел тайну сего пути. Бывало в прошлом: как живописец, я переживал ощущение торжества, победы: я “схватил” то, чего искал: я приблизился к выражению той красоты, что открывалась мне. Но быстро исчезал сей восторг: опять я терзался видением моих промахов. Так, и еще больше, с Богом: Он не дает нам покоя; на какой‑то миг утешает душу, прикасается огнем Своим к сердцу, восхищает ум в видение Его славы, — и снова скрывается, чтобы мы не подумали, что достигли полноты познания Его. Удел наш на земле — быть “нищими духом”. Едва обнимет нас ложный покой удовлетворения собою, как немедленно Дух Жизни, от Отца исходящий, покидает нас.