О молитве - Софроний Сахаров

Святая Троица есть Бог Любви. Любовь, о которой говорится в Евангелии, есть нетварная жизненная энергия Божества безначального. Свойство ее, любви, соединять в самом бытии. Пребывающий в таком единстве с Богом постепенно прогрессирует в умном осознании происходящего с ним. “А нам Бог открыл ведение (о Нем) Духом Своим: ибо Дух все проницает, и глубины Божий… мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога: что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого” (1 Кор. 2: 10–13). “Ты Христос, Сын Бога Живого”. И по слову Христа: “не плоть и кровь открыли ему (Петру) сие, но Отец, Сущий на небесах” (Мф. 16: 16–17). “Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе” (1 Тим. 3: 16). И это есть естественный рост в Духе чрез пребывание в Божественной области хранением заповедей Христа. Ум вдруг схватывает познание и формулирует его в человеческих словах. Сие приходит, как вспышки молнии, при сердце, разжженном любовью. Это — та светоносная вечность, к которой все мы призваны (ср.: 1 Петр. 2: 9). Накопление в опыте Церкви подобных моментов озарения сознания нашего органически привело к сведению их воедино. Так появляется первая попытка систематизации живого богословия, произведенная святым Иоанном Дамаскином, мужем, богатым и своим собственным опытом. Срыв этого чудного восхождения к Богу в неисследимом богатстве высшего познания произведен, при упадке живого опыта, тенденцией подвергать данные Откровения критике нашего рассудка; склонением к “философии религии”. Последствие: схоластические суммы богословия, в которых опять‑таки больше именно философии, чем Духа жизни.

Действенно быть в Боге и с Богом дается или “детям” (Мф. 18: 3; 11: 25), или божественно безумствующим, подобно великому Павлу (см.: 1 Кор. 4: 8–10; 1: 20). Он писал о себе: “Но что было для меня преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все (вообще) почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего. Для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобресть Христа… чтобы познать Его и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых” (Фил. 3: 7–11). Павел исполнил завет Господа, сказавшего: “Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником” (Лк. 14: 33). “От всего, что имеет” в плане тварного бытия, в его отверженности от Бога, в его самоутверждении. “Верующие суть сыны Авраама… и благословляются с ним” (Гал. 3: 7–9 и 29). Итак, нам нужно последовать примеру нашего по духу отца Авраама: взять в руки огонь и нож, и взойти на высокое место, чтобы принести Богу во всесожжение все, что нам дорого по плоти. Тогда и мы услышим: “Теперь Я знаю тебя… и благословляя благословлю тебя” (Быт. 22). И это есть верный путь к блаженной вечности: на всем ином остаются следы смерти. Только при условии “до конца” (Ио. 13: 1) преданного следования Христу открываются в нас высшие потенции нашей природы и мы становимся способными воспринять Евангелие в его вечном измерении. Решимость “оставить все” (Мф. 19: 27–30) — приводит нас к порогу между временем и вечностью, и мы начинаем созерцать реальности иного, нетленного Бытия, дотоле скрывавшиеся от нас. Бог не насилует нашу свободу: не ворвется Он Сам внутрь нашего сердца, если мы не расположены открыть Ему вход: “Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему” (Откр. 3: 20). И чем шире открываем, тем изобильнее Нетварный Свет заполняет наш внутренний мир.

Испытанная нами любовь к Богу и Его к нам — радикально меняет и психику, и мышление наше. Всякая вражда между людьми — машины смонтированы людьми, но носят характер безличных, чтобы не сказать бесчеловечных, аппаратов, с безразличием раздавливающих миллионы людских жизней. Бессильный изменить по существу нетерпимые, однако узаконенные преступления социальной жизни народов, в моей молитве, вне всяких видимых образов, я почувствовал присутствие распятого Христа. Я жил Его страдание духом настолько ясно, что физическое видение “вознесенного от земли” (Ио. 12: 32) нисколько не усилило бы моего соучастия в Его боли. Какими бы ничтожными ни были мои переживания, но они углубляли мое познание Христа в Его земном явлении, чтобы спасти мир.

Дивное откровение дано нам в Нем. Он влечет наш дух к Себе величием Своей любви. Душа моя с плачем благословляла и благословляет Бога и Отца, благоволившего открыть нам Духом Святым ни с чем и ни с кем несравнимую святость и истинность Сына Своего чрез постигающие нас малые испытания.

Благодать, даруемая в начале ради привлечения и обучения, иногда бывает неменьшей, чем у совершенных; однако это вовсе не значит, что она усвоена получившим сие страшное благословение. Усвоение Божиих дарований требует длительного испытания и усиленного подвига. В полноте перерождение падшего человека в “нового” (Еф. 4: 22–24) совершается в три периода: первый, начальный — призыв и вдохновение на предстоящий подвиг; второй — оставление “ощутимой” благодатью и переживание богооставленности, смысл которой в том, чтобы предоставить подвижнику возможность явить верность Богу в свободном разуме; третий, заключительный — вторичное стяжание ощутимой благодати и хранение ее, связанное уже с умным познанием Бога.

“Верный в малом и во многом верен; неверный в малом неверен и во многом… Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны: кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны: кто даст вам ваше?” (Лк. 16: 10–12). Кто в первичный период был наставляем самим действием благодати в молитве и всяком ином добре, и во время длительной богооставленности живет так, как будто бы благодать неизменно пребывала с ним, таковой, по долгом испытании его верности, получит “истинное” богатство, в уже неотъемлемое вечное обладание; иными словами: благодать срастается с природой тварной, и обе сии: благодать и тварная природа — становятся едино. Этот заключительный дар есть обожение человека; сообщение ему божественного образа бытия, безначального, святого; преображение всего человека, чрез которое он становится христоподобным, совершенным.

Те же, что не пребыли верными “в чужом”, по выражению Господа, утеряют то, что получили в начале. Здесь мы усматриваем некую параллель с притчей о талантах: “… поручил им имение свое. И одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе… по долгом времени, приходит господин рабов тех, и требует у них отчета… получивший пять… принес другие пять талантов, и говорит: господин! пять талантов ты дал мне, вот, другие пять… я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен; над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего Подошел также и получивший два… и сказал… вот, другие два таланта я приобрел на них… хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен; над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего Подошел и получивший один талант, и сказал: господин! я знал тебя, что ты… жестокий… и убоявшись… скрыл талант твой в земле: вот тебе твое. Господин же в ответ: лукавый раб и ленивый… возьмите у него талант, и дайте имущему десять талантов… а у неимущего отнимется и то, что имеет” (Мф. 25: 14 и далее).

И эта притча, как и предыдущая, неприложима к обычным человеческим отношениям, но только к Богу: Господин не взял от того, кто потрудился над талантами и удвоил их, но все, и данное, и им приобретенное трудом, — все отдал ему в его владение, как совладельцу: “ВОЙДИ В радость (обладание царством) ГОСПОДИНА ТВОЕГО”. И когда неиспользованный талант оказался свободным, то и его отдает Господин “имущему десять”… “ибо всякому” трудящемуся над дарами Божиими “ДАСТСЯ И ПРИУМНОЖИТСЯ” (Мф. 25: 29).

Святой Иоанн Лествичник говорит, что ко всякой науке, ко всякому искусству, ко всякой профессии — возможно привыкнуть и делать дело уже без особого усилия. Но никому, никогда не давалось молиться без труда; особенно, если имеется в виду нерассеянная молитва, совершаемая умом в сердце. Если кто‑либо испытывает сильное влечение к этой молитве, то у него может появиться трудно реализуемое желание: бежать отовсюду; скрываться от всех; зарыться в глубь земли, туда, где не виден и самый свет дневного солнца; туда, где оставлена всякая забота о преходящем. И это понятно: нормально всем скрывать от постороннего взгляда свою интимную жизнь, а молитва сия обнажает самое ядро души, не переносящее никакого прикосновения к себе, кроме руки Создавшего нас.

Каким болезненным разрывам подвергается такой человек в попытках найти настоящее место для искомой молитвы. Как веяние из иного мира, эта молитва приводит к различным конфликтам: и внутренним, и внешним. Один из них — борьба со своим телом, которое не замедлит обнаружить свое бессилие следовать стремлениям духа; часто телесные нужды достигают такой степени страданий, что заставят дух сойти с высоты молитвы к попечению о нем, иначе тело умрет.