О молитве - Софроний Сахаров

Всякому христианину необходимо постоянное устремление к Свету Христа и решимость претерпеть все последствия такого устремления в пределах земли. Только тогда достигаем мы уразумения евангельского слова, и приходит оно без возможности “наблюдения”, как это происходит, потому что речь идет о неописуемом реальном пребывании с нами Бога.

Во всякой другой сфере человеческой культуры возможно наблюдение “прогресса”, но не в нашей жизни. Часто Дух Святой отступает от нас за те или иные движения сердца нашего или мысли нашей. Но возможно оставление и в силу того, что сей Дух видит нас успокоенными и довольными уже полученным или достигнутым, и отступает, чтобы показать нам, как мы еще далеки от того, какими должны мы быть…

Монаху нести труд духовничества вовсе не просто. С одной стороны, ему лично ПОЛЕЗНО, когда о нем люди имеют весьма отрицательное мнение, так как осуждения со стороны людей помогают ему смиряться. От болезненного сердца возносится к Богу более глубокая молитва. Легче дается крик к Богу о спасении всего мира, так как сам он живет страданием, подобным страданию столь великого множества людей на земле. С другой стороны, если он несет служение духовного отца, то всякое дурное слово о нем внушает недоверие к нему со стороны лиц, которые нуждаются в наставлении, в утешении, в поддержке. Печаль его становится двойною: за себя самого, живущего недостойно званию своему, с другой — за вред, наносимый всей Церкви, всему человечеству, когда разрушается авторитет священнослужителей. Непослушание слову духовных отцов равносильно отвержению слова Самого Христа. (Приемляй вас, Мене приемлет, и отвергающий вас, Мене отвергает).

Так важно, чтобы среди священников или епископов было самое настоящее взаимное уважение, почитание. Чтобы прекратились между ними обвинения друг друга, борьба за власть, зависть к превосходящим своими дарованиями. Даже если и есть некоторые недостатки в том или другом служителе Церкви (а кто совершен из людей?), лучше внушать верующим доверие к тем священникам, к которым они легко могли бы практически обращаться в силу географических условий или еще почему‑либо. Самое доверие христиан к священнослужителям будет источником вдохновения для последних сказать истинное слово. Мы знаем из слов Самого Господа, что “на Моисеевом седалище” восседают недостойные лица, и все же Христос говорил народу, чтобы они слушались своих пастырей, соблюдали повелеваемое ими, не подражая их образу жизни или деяниям.

Старец Силуан не имел определенного духовника в течение всей своей монастырской жизни. Обращался к тому, кто в данный момент был ближе, свободнее принять. Предварительно он молился, чтобы Господь благоволил о нем и через духовника дал ему оставление грехов и исцеление души.

Когда я имею дело с больными, тогда внимание мое направлено на их духовное состояние: знают ли они Бога и уповают ли на Него? Страдания же, боли и даже житейские катастрофы отступают на второй план. Как бы ни казалась ничтожною причина страданий человека, их нельзя презирать. Часто, и даже слишком часто, источником скорбей бывают неутоленные искания страстей греховных. Даже и в таких случаях духовник думает только об одном: как возможно исцелить человека сего. У людей, истомленных нищетой и трудами, и малый повод может вызвать великую боль, и на глубину болезни обращена его, духовника, молитва. Соболезнование всякому горю людскому естественно вызывает в душе духовного отца молитву. И что весьма характерно служителю Христа — так это узрение начальной вины всех бедствий и тягостных судеб вселенной. В сердце его скопляются муки всего мира, и он молится с печальным сердцем за всех и за всё.

На Святой Горе я значительно легче встречался с больными монахами, чем по приезде в Европу с живущими в миру. Первые (монахи) внутренне обращены к Богу, и все переводилось в духовный план. В Европе же превалируют психические напряжения; благодаря чему вынуждается духовник проявлять соучастие в том же плане, чтобы помогать людям. У одра таких больных, случалось, я включался в их страдания и духом, и душевно, и даже телесно, так что и тело мое молилось за них. Редко, но все же бывали случаи, что Бог принимал мои молитвы и исполнял то, о чем я просил Его. Неясным осталось для меня, почему иногда при меньшем напряжении молитвы моей ход болезни изменялся положительным образом, тогда как в другие времена при более глубоком молении состояние больного не улучшалось видимо.

Заметил я, что если во время молитвы за кого‑либо в душе происходило преломление скорби сердца на покой и радость, то это явление всегда бывало верным признаком, что молитва услышана, и дано исцеление тому лицу.

Я не искал дара исцелять болезни тел. При молитве за недугующих я все предавал в волю Бога, Который знает, что нужно для каждого ради его спасения. Я совсем не уверен, что такая установка, т. е. избегание моего личного воздействия, была причиной бесплодности многих моих молитв. Я никак не хотел стать “чудотворцем”: мысль об этом почти пугала меня. И все же, как бы вразрез сему, были случаи, когда молитва оставалась безрезультатной и верующий печальным — приходила мысль, что священнослужителям необходимо свидетельство от Бога, что Он слушает их молитвы и удовлетворяет их прошения. Умножение помощи просящим о помощи чрез священника укрепляло бы веру многих в Церковь. Да и Сам Господь молился Отцу: “Отче… прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя” (Ио. 17: 1).

Чаще случается при молитве за живых, что сердце наше переживает преложение скорби на радость. Но нечто подобное происходит и при молитве об уже умерших, и даже много времени тому назад. Чудное событие -встретить в духе живым образом давно умерших, прежде даже неведомых нам лиц. Такое общение с потусторонним миром особенно свойственно молитве святым. Но бывает, хотя не часто, и при молитве за усопших, ведомых или неведомых, сердце получает извещение об их состоянии, благом или тяжком. Неложное единение в Духе Святом с душами людей, недавно или много веков тому назад усопших, свидетельствует об их персональной вечности в Боге нашем. Встреча нашей любви с любовью тех, кто в нашем уме во время молитвы “преподает нам некое дарование духовное к утверждению нашему” (ср.: Рим. 1: 11–12).

Люди возлюбили тьму, в которой смерть, и отвергают Свет, который есть жизнь, и временная, и вечная. Если у духовника сердце, любящее народ Божий, то душа его исполняется глубокого сострадания, когда он находится в состоянии невозможности передать им свет–жизнь. Я не раз останавливался на странном аспекте духовного служения; и это естественно, потому что в практической жизни это сопутствует духовнику все дни его подвига: “смерть действует в нас, а жизнь в вас”, — писал ап. Павел коринфянам (2 Кор. 4: 12). Мало сего: за несение света жизни многие ненавидят служителей Христа, как прежде нас возненавидели Самого Господа: “Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел… Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше” (Ио. 15: 18 и 20).

Духовник при встрече с лицами, которые говорят ему о своих видениях, заботится прежде всего о том, чтобы верно распознать источник видения: было ли оно истинно дано Свыше, или только порождением возбужденной фантазии, или следствием влияния неприязненных духов. Задача подчас трудная и чрезвычайно ответственная. Если данное от Бога мы припишем сопротивной силе, то рискуем впасть в хулу на Духа Святого (ср.: Мф. 12: 28–31). И наоборот: если демоническое действие признаем за Божественное, то толкнем доверяющего нам исповедника на почитание демонов. Отсюда всем без исключения духовникам необходима усердная и постоянная молитва вообще и на каждый отдельный случай, чтобы Сам Господь сохранил его от погрешностей в суждениях своих.

Когда духовнику положение вещей неясно, то у него в распоряжении остается “психологический прием”: предложить исповеднику быть недоверчивым ко всякого рода особенным явлениям. Если видение было действительно от Бога, то в душе его, исповедника, будет превалировать смирение, и он спокойно примет совет быть трезвенным. В обратном случае возможна реакция негативная и стремление доказать, что видение не могло быть иначе, как от Бога. Тогда есть некоторое основание усомниться в этом. Конечно, такой метод не более, чем паллиатив, и прибегать к нему не должно легкомысленно. Опыт показал, что когда кто‑либо искушает брата своего, то тем самым толкает его на раздражение и огорчение.

Всем нам даны те же самые заповеди; отсюда следует, что все люди в глазах Господа — равны. Ни для кого не закрыт восход до последних степеней, до “полноты возраста Христова”. В грядущем веке земная иерархия, и социальная, и церковная, может нередко оказаться опрокинутой: “Бог избрал безумное мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира… чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное… чтобы упразднить значащее” (см.: 1 Кор. 1: 26–28; 15: 24–28).