К Корректорам - Лев Лобарев

Что у нас тут есть? Самый ранний источник — истории первых «таэн». Первые, так сказать, шаги. Воспринимается ныне с улыбкой умиления. Так многозвездочные, аки коньяк, «милитари» взирают на каменный топор, погребенный в витрине музея.

Все почти как в наше время. Слабые попытки универсальности и сокрытия… нет-нет, еще не профессии, но уже — умения. Было бы забавно приплести сюда и нежный росток зарождающейся проф-этики — но увы! В то время еще работал принцип: «мне так удобно».

Эй, ученые мужи! Воззрите на прецедент: начало многовековым традициям кладет элементарное желание человека жить лучше и жрать слаще. Amen.

История «таэн» длинна и нам с Вами неинтересна. Они до самого конца хватались за костыли и подпорки узкой специализации укорачивателей века ближнего своего. Нарабатывался опыт, и доброжелательных убийц не интересовала чистота стиля. Создавался цех.

Любуйтесь, господа! Что сделал пра-человек, нащупав удобный камень? Запустил его в голову соседа по пещере. Что делают люди, вслепую нашарив новые методики?.. Amen… Века сочатся кровью, как непрожаренный бифштекс…

И вот — прозрение: яд тоже может быть целебен. Россыпью яркого стекляруса — сказочки о добрых Мастерах Слов, о возвращениях: любимых, утраченного, выброшенного за ненадобностью, и т. д.

Вроде бы, тенденция прервалась? Не пугайтесь, это ненадолго.

Взирайте, мужи науки — в нашем бренном мире воцарилась Ее Величество Цивилизация. Желание хорошо жить и вкусно жрать осознано, оформлено и неотвратимо становится самоцелью. Идеал сформулирован четко: «Чтоб все как у людей». Спрос рождает предложение. Музыка туш! На арену выходят те, кто может обеспечить — поддержать и даже создать вожделенную Норму. Вот тогда-то впервые возникает расплывчато-емкий термин: «Корректор». Начинается время лихорадочного развития и безумных экспериментов. Собирайте «байки», господа! — чего стоит одна только сага о Корректоре, получившем заказ изменить себя… Выполнил, разумеется.

Змея кусает свой хвост, традиция бездумно бредет по кругу. «Говорящих Слова» снова недолюбливают и побаиваются, при этом активно пользуясь их услугами. Корректоры снова не стесняются своей профессии. Вспоминается известный анекдот: «Публика в обмороке, стриптизерша в экстазе…» Что еще? Государства нервничают. Создается профессиональная этика — тесная, как перешнурованный корсет.

Профессиональная этика. Она же — поводок… Нет, что вы, просто мера предосторожности.

Традиции, сплетаясь, образуют утонченный кружевной узор. Паутину. Полюбуйтесь: нити отдельных тенденций уже видны далеко не всегда. «Таэн», «охранники», «корректоры»…

Будто веер карт в руках шулера одна за другой ложатся на зеркальную поверхность «байки», анекдоты, легенды, страшные истории.

Корректор, стерший свою личность, как говорят, «разбивший кристалл» и Корректор, взявший в руки оружие и научившийся убивать. Корректор, «потерявший лицо» — нет, это не имеет отношения к престижу: это просто значит, что несчастный не смог удержать под контролем собственные трансформации, и сошел с ума. Целая корпорация Корректоров, профессионально занимающихся тем, что в Уголовном Кодексе называют «доведением до самоубийства». Корректор, сделавший… Корректор, сумевший… Корректор, ставший…

Великолепная коллекция фобий и комплексов — узорчатых и цветных, как бабочки под стеклом. В основе лежит едва ли не та же, что и у «охранников» профессиональная безликость. В сочетании с необходимостью постоянно быть кем-то — немудрено, что истории «от Корректоров» не стоит рассказывать детям на ночь.

Безликость — а точнее, многоликость — слабая компенсация за навязанный им принцип: «Корректор не имеет собственной воли». Впрочем, нас с Вами тоже можно понять: мы, так любящие четкую форму, вынуждены мириться с тем, что стабильность ей обеспечивает эта вышеупомянутая бесформенность.

Но нашему глазу есть на чем отдохнуть, верно? Арендуйте себе Охранника и часами любуйтесь его безукоризненной статикой, и будьте абсолютно уверенны в том, что он уже не подпустит ни к себе, ни к Вам никакого Корректора. Даже — Корректора-с-оружием. Защита абсолютна, надежна, неколебима… О том, кто программирует «марионеток», клиента, как правило, не осведомляют.

Вот так: нам с Вами впору обзаводиться собственной фобией — фобией на Корректоров. А куда у нас обычно идет человек, которого мучают страхи?..

Так что расслабьтесь, господа, и забудьте само слово «проблемы»!

ПОЧТИ ТАКИЕ ЖЕ (КОЛЛЕКЦИОНЕР)

Если бы в сей жаркий полдень кому-нибудь взбрело в голову поинтересоваться, что именно вызовет у Эталя наибольшее отвращение он бы незамедлительно ответил, что в данный момент это самое отвращение у него вызывает вопрошающий и любого рода вопросы. В равной пропорции. Желание покоя медленно, но непреклонно перерастало в манию (разумеется, безопасную и не нуждающуюся в коррекции), и Эталь четко сформулировал для себя задачу — хоть сегодня отсидеться дома.

Посему шумный визит Глебушки был воспринят не иначе, как кара Господня за прегрешения всех прошлых, нынешних и десятка-другого грядущих воплощений.

Глеб ходил по квартире, хватал руками безделушки, которые не успел переставить или опрокинуть и громовым голосом расписывал прелести вечеринки, намеченной именно на сегодня, где без Эталя, разумеется, не обойдутся, и вообще… Эталь обреченно внимал, страдальчески мечтая о каком-нибудь тихом месте вроде застенка для смертников или камеры пыток, где все-таки можно было бы отсидеться в безопасности, вдали от Глеба, вечеринок и прочих факторов, отравляющих его и без того беспросветную жизнь (жалеть себя получалось неплохо).

Глеб не умолкал. Дабы довести степень ненависти к окружающему миру до крайней точки, заорал телефон, вонзая в висок ржавый гвоздь звука а вот это уже явно лишнее…

Услышав в трубке знакомое мурлыканье Кэт, Эталь сдался, клятвенно заверил, что приглашение принимается, и даже смирился с перспективой повторного визита Глебушки («…А то ты не знаешь, куда там — еще заблудишься…»). Кэт повесила трубку, Глеб удалился, и Эталь вновь остался один — наслаждаться покоем хотя бы ближайшие шесть часов.

Еще на пороге он понял, что вечеринка, по обыкновению, многолюдна, шумна и бестолкова. Вот именно сюда ему и не хотелось. Эталь пожал несколько рук, к нескольким — приложился губами и шагнул в сумрак комнаты. Антураж выдержан неплохо — несколько свечей, тихо звучащая музыка, две фигуры в черном, ломающие свои тела в ритме танца… Кто-то сунул Эталю стакан, кто-то отобрал сигарету… Эталь уселся на подоконник, подтянув одну ногу к груди, и приготовился к созерцанию. «Если рассчет верен, то минут через пять мне здесь начнет нравиться», — лениво подумал он и… тут же натолкнулся на бешеное пламя в ледяном склепе взгляда… И понял, что ему не понравится здесь ни через пять минут, ни через пятнадцать, ни к утру. Ибо в кресле, полускрытая тенями, устроилась Стелла, сама леди Стар, звездная девочка, а их последний разговор не принес радости никому из собеседников. И еще Стелла тоже была Корректором.