Сады проклятых. Путь души - Дарий Дюже

– Вы говорили, что знаете, что случилось с проколом? – поторопился напомнить Фёдор, увидев, что мужчина задумался, замолчав.

– Да. То, что я говорил, относиться к технически развитым, некогда, мирам. По крайней мере, я так считаю. Всё, что сейчас скажу, основано на моих наблюдениях и размышлениях, и в них, вполне возможно существует множество погрешностей и неточностей.

Константа*. Константа законов. Для некоторых миров… она магическая, и ничем иным это назвать невозможно. Для той же Долины Фениксов. Чудеса, происходящие там, иначе как магическими не назовёшь. Может, там действуют законы какой-нибудь магической физики – не знаю… Но действуют. И в таких мирах… у таких миров – есть Хозяева. Хранители, Владыки. Если бы Земля не начала развиваться по законам механистической физики, вполне возможно, что и у неё был бы свой хранитель, бог. Они единовластно распоряжаются своими мирами, и если тебя не пускают, значит, ты, либо можешь навредить, либо не нужен этому миру. В данном случае, учитывая, что мы знаем об этой зоне, ты можешь навредить Миру, если вытащишь свою девушку оттуда. Зачем-то она там нужна…

– И что… и что теперь мне делать? – пробормотал, окончательно сбитый с толку этими, довольно сумбурными, объяснениями юноша.

– Есть два варианта. Первый – сидеть тут и ждать. И второй – попытаться пройти… с проводником.

– С проводником?

– Угу. С человеком, которого пропустят в нужную тебе зону. Иногда это срабатывало.

– Так вы уже пробовали что-то подобное?

– Да, было дело. Пару столетий назад. И поскольку тут не выстроилась очередь из желающих пройти, роль проводника сыграю я. Как идея?

Фёдор

Время перевалило за полдень и на солнце наползли тучи, стало хмуро и сумрачно.

Не смотря на вполне разумные доводы странника, что следует отдохнуть и прийти в себя, Фёдор решил не откладывать очередную попытку преодолеть сопротивление прокола. Точнее, обмануть. Правда, чтоб предпринять эту попытку, ему пришлось сделать несколько уколов обезболивающих препаратов и стимулятора.

Уже стоя в нескольких метрах от оградки, Кирилл оглянулся, и указал на что-то рукой:

– А вон и профессор. Через пару минут будет тут. Может, стоит всё-таки подождать?

Фёдор оглянулся и несколько мгновений размышлял, глядя на приближающуюся точку, постепенно превращающуюся в летуна, тяжело взмахивающего крыльями.

– Нет, – наконец ответил, – от него я точно не отобьюсь. Особенно, если он прихватил с собой тяжелую артиллерию.

– Кого?!

– Тамилу Тарасовну. Она его давняя знакомая. Хирург, что называется – от Бога, но характером обладает ужасным: упрямым, волевым и ещё раз – упрямым. Свое мнение возводит в ранг истины последней инстанции…

– Ясно. Тогда давай руку.

Крепко взявшись за руки, словно маленькие дети, они подошли к проходу в оградке, путешественник протянул свободную руку и под пальцами засеребрился воздух, заволновался, расходясь кругами. Сердце Фёдора радостно трепыхнулось: неужели получится, неужели идея странника сработает?

Кирилл шагнул вперёд, потянув за собой юношу, тело мужчины наполовину стало прозрачным, и казалось, рассыпается серебристой крошкой, втягиваемой в другой мир через прокол. И Фёдор вдруг ощутил, что его рука вместо крепкой человеческой ладони сжимает воздух, пустоту, рванул вперёд, и упёрся в знакомую скользкую плёнку преграды. Он хотел обмануть, и был обманут сам, но это было нечестно!

Странник, в последний момент, видимо почувствовал неладное, развернулся, дёрнулся, пытаясь вырваться из законов другого мира, но было поздно. Не смотря на все его чувства: сострадание и желание помочь, Кирилла уже выбросило в мире, живущем по законам магофизики. Всё, чем теперь мог помочь Фёдору, это отыскать его Мифу, отыскать и попытаться вывести в привычный мир, туда, где её ждут. Странника выбросило в лето, и он не видел, как бьется о невидимую преграду юноша. Не видел полыхнувшего разряда, охватившего тело Фёдора сеточкой белых молний, поднявших высоко над землёй…

Зато видели трое, вышедшие из приземлившегося, невзирая на всякие там чудеса, летуна. Одним из них был профессор, второй – пожилая женщина, одетая в голубоватый комбинезон, с эмблемой хирурга экстра-класса на рукаве, третьей – молодая девушка, в чёрном спортивном костюме. И все трое, в немом изумлении смотрели на распятую в воздухе, одетую в раскалённое сиянье, человеческую фигуру. Спустя миг оно погасло, и человек стал падать, медленно, словно находился в солёной морской воде, а не в воздухе, на высоте десятков метров.

Профессор шагнул, было, вперёд, он понимал, что это не может быть ни кто иной, кроме как его воспитанник. Но Тамила Тарасовна (а это была именно она: «тяжелая артиллерия») , остановила Степана Никанорыча, взяв под локоть.

– Мы не знаем что это такое, и чем чревато. Правильно? – внушительно произнесла женщина, глядя во встревоженные стариковские глаза, – Подождём здесь, пока он не… приземлится. Если с нами троими что-то случиться, даже позвать на помощь будет некому.

В этом она была не права, хоть ни один из троицы и не подозревал об этом: за всем происходящим в горных отрогах, уже второй день, с интересом и тревогой наблюдали десятки глаз. Наблюдали, но пока не вмешивались.

Спустя минуту, тело молодого человека всё-таки достигло земли, скрывшись от нижестоящих наблюдателей, и тот час с площадки во все стороны брызнули струи пыли и гравия, покатились более крупные валуны. Совсем недалеко от людей упал покорёженный кусок ограждения.

– Господи… – прошептал профессор, – что там происходит?

Вырвав руку у, не менее ошеломлённой событиями, хирурга, бросился вверх по ступенькам. Мимо, опережая, мелькнула чёрная тень, размазываясь в сплошную полосу. Когда Степан Никанорыч достиг площадки, девушка уже была на дне воронки (как от попадания боевого снаряда) , пыталась нащупать пульс юноши.

– Живой, – улыбнулась, убирая руку от горла, посмотрела вверх, на профессора, – ваш Доро живой.

Но они не успели этому порадоваться, не успели вытащить юношу из воронки, Тамила Тарасовна даже не успела подняться на площадку, как воздух зашипел и в горах прозвучал хлопок, от которого надолго заложило уши.

На посадочной площадке, рядом с мирно отдыхающим летуном, появился куттер безопасности. Резак, в просторечии. Не только простые обыватели, но и опера безопасности, и даже инженеры, принимавшие участие в создании этой модели, не знали всех свойств куттеров. Как не знали и того, что схемы и чертежи также принадлежат иномирью. Используемый крайне редко, в случаях, когда Земле грозила опасность уничтожения, куттер мог натворить невиданных бед, так как учёные до сих пор не выяснили топологию его игр с пространством и временем.

Из чрева куттера, отдалённо напоминающего по форме дельфина, только с урезанным, коротким рылом, без верхнего и хвостового плавников, горохом высыпало с полдюжины человеческих фигур, безликих благодаря форме и шлемам. Без лишних слов оттеснили профессора, хирурга и девушку к летуну. Подняли из воронки юношу, всё ещё находящегося в беспамятстве и, погрузив в куттер, отбыли. Транспорт безопасников просто исчез, напоследок ещё раз оглушив людей хлопком воздуха.

Правда, в качестве компенсации за потерю друга, на посадочной площадке остались двое мужчин в штатском, так же болезненно морщившихся и прикрывающих уши руками, как и трио профессора.

Белый Волк

Белый волк долго, тщательно и с удовольствием рвал и мял чёрного крука. Поймал его на берегу ручейка, когда зазевавшаяся птица пила, запрокинув голову и прикрыв от удовольствия глазки. Прижав к земле, перекусил крылья и стал общипывать. Зубами. Выдирая перья вместе с кусками кожи и мяса. Наслаждаясь хриплыми криками боли. И не подумайте, что он собирался пообедать. Нет, такую каку он в пасть не возьмёт.

Тяжело дыша, но вполне довольный результатом, белый волк наконец отпустил то, что осталось от прислужника Владыки: окровавленные клочки перьев, искромсанную тушку и всё ещё живые бусины глаз, горящие злобой и бессильной яростью.

– Уходи… убирайся, подлая, трусливая душонка. Тебе нет места в этом мире. Как нет ни прощенья, ни проклятья. Жизнь твоя будет – страданье, и ждёт тебя лишь миг небытия…

Страшные слова отзвучали в сознание ворона, и он забился, нелепо вскидывая изломанными останками крыльев, закаркал – едва не закричал от непереносимого ужаса, словно прозрев – увидев грядущее. И клыки белого волка сомкнулись, обрывая все нити, связывающие эту душу с миром.

Несколько секунд постояв над останками птицы, белый волк вдруг чихнул и сморщил нос – ощутив пух в ноздрях и гадкий вкус вороньей крови в пасти. Где-то тут была речка… расправляясь с добычей, оттащил её метров на десять от того места, где поймал. Увлёкся, однако.