Волчий корень - Юлия Игоревна Андреева

бери все что захочешь: доспех, меч, коня. Ни в чем тебе запрета не будет. К любой зазнобе в светелку войдешь. Родители, сродники, муж с караваем на вышитом рушнике встретят и чарой вина опосля проводят. Вот какой силой я тебя для решения этого дела наделю. Малюта, грамоту! Уразумел, какое тебе доверие оказывается?

— Уразумел. — Волков икнул, горло моментально пересохло. — А что делать-то нужно?

С торжественным видом Малюта поставил перед дознавателем серебряный круглый ковчежец, в каких обычно хранятся важные государственные документы. На крышке был изображен носастый ворон, справа и слева от птицы — ветви дуба и оливы.

— Выполнишь урок прилежно — озолочу, ты меня знаешь. Не выполнишь… некого будет винить. — Он помолчал, думая о чем-то, темные глаза нехорошо блестели. Волков знал этот не предвещающий ничего доброго блеск. Но взгляд выдержал и, поцеловав, положил ковчежец за пазуху.

— До моей матери батюшка был женат на Соломонии Сабуровой.

Волков кивнул.

— Двадцать лет длился брак, но детей в нем не было. В конце концов отец развелся с Соломонией, и та приняла постриг. После чего жила здесь, в Суздале, в Покровском, под именем старица София. Все бы ничего, но через некоторое время после того, как Соломонию поместили в монастырь, прошел слух, будто бы она ро-дала там сына. Ну, слухи нужно проверять, отец послал узнать, так ли это.

— Кого послал, известно ли? — невежливо перебил Волков государя.

— Советника Федора Михайловича Рака, по прозванию Третьяк (третий в своем роду), и дворянина Георгия Никитича Путятина, помню — прозвали его Потатой, — ответил за Ивана Вяземский, злобно сверкнув на дознавателя глазами.

— Ага, мой верный волк уже пытается взять след! — хлопнул себя по коленке Иван. — Да ты не смущайся, спрашивай, коли для дела нужно. Нешто я не понимаю, что ты это из усердия, а не нахальство проявляешь. Ладно, слушай, что дальше расскажу. Приехали, значит, бояре в монастырь, а Соломония их на порог не пустила, сказала-де, «вы все недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери», — продолжил, посмеиваясь, государь. — Знаю, что ребенка будто бы нарекли Георгием. Когда же к ней явились во второй раз и произвели обыск, никакого младенца там уже не было. Соломония же сказала, что сын ее-де заболел и умер, но те, кто там был, рассказывали, что мать, потерявшая свое дитя, не станет вести себя столь неподобающе. — Он задумался. — Третьяк тут же принялся льстить ей, уговаривать, говорил-де: у великого князя с Еленой еще пока нет своих детей, а и родятся — не обязательно, что сразу же сыновья, и государь желает видеть сына, чтобы объявить его законным наследником. Мол, негоже прятать младенца, потому как у него своя судьба и, воспитывая его на стороне, она лишает собственного сына московского престола… Ничего не помогло. Не показала ни младенца, ни могилки его.

Получается, если ребенок действительно родился и после потаскуха соврала, что ее сын умер, значит, она передала его кому-нибудь из родственников. Ненавижу этих Сабуровых! Вечно воду баламутят. Короче, мне нужно знать, что стало с этим Георгием. Понятно? Где и как его теперь разыскать? Если же он помер, хочу видеть тому явные доказательства. Потому как большой соблазн изничтожить все это поганое семейство под корень и начать с твоего приятеля Замятии. А действительно, почему нет? Малюта! Возраст подходит?

— Тому сорок, а Замятне хорошо коли тридцать, — помотал косматой головой Скуратов.

— А, все равно, нужно его как следует допросить, наверняка дома о чем-то таком шептались. Потому я и рассудил: пусть он сам тебя ко мне приведет и до последнего будет в неведении, а потом сам же и…

— Великий государь, повели, сам допрошу. Раз уж доверяешь сие великое дело, доверься и в малом. — Волкову на минуту показалось, что ничего не получится и Иван отдаст невиновного на мучения.

— Да-да, только ты уж допроси его как следует, ладно? — внезапно помягчел царь. — Дело важное. Сам должен понимать. И это… с должности его снимите. Если бы я не сказал, сами не додумались бы. Не должно человеку, под судом находящемуся, должность воеводы справлять. Нелепо сие и неприлично!

— Можно спросить? — Волков на секунду задумался. — Отчего же Третьяк и Потата сразу не нашли могилку, со свежими-то следами оно и сподручнее? Кстати, где она могла ее вырыть? Монастырь — не глухой лес, где чуть в сторонку отойдешь — и рой, копай, никто не заметит. В саду ли монастырском, на огороде появился новый холмик, все равно кто-нибудь обратит внимание, запомнит. Свежие следы отыскать легче. А что теперь, сколько лет-то прошло? Даже если захочу посмотреть на келью старицы Софии, так там уже, наверное, несколько затворниц сменилось. Кабы сразу…

— Могилу особенно не искали, потому как Соломония прокляла каждого, кто найдет и вскроет место последнего упокоения своего дитяти, — вступил в разговор Вяземский.

— Что же до кельи, цела келья, — засуетился царь, — в монастыре вообще мало что меняется. В тот год, что постригли Соломонию, отец выложил огромные деньги на благоустройство монастыря, любил свою первую жену, зла ей не желал. Тогда там много всего отстроили, но подвал не менялся, да и келью после того ее заявления досками заколотили. Отец сначала собирался расследование возобновить, но, пока суть да дело, мамка моя наконец понесла, и он боялся, как бы проклятие Соломонии не коснулось еще не рожденного младенца. Так что келья ее в целости и сохранности. Кроме того, в Москве можешь по палатам походить, где Сабурова жила когда-то. Правда, теперь там моя супруга обитает, а до нее…

— Так ведь это не ее палаты, не Соломонии, — вмешался Малюта.

— Как так не Соломонии? — изумился царь. — Жена царя завсегда живет в этих покоях, там и просторно, и красиво. Мать моя там жила, потом Настя21, голубка моя ненаглядная, загубленная во цвете лет, там жила, теперь вот Мария22, а ты говоришь, не те!

— Мне еще старый постельничий Хромов рассказывал, будто батюшка ваш так по Соломонии печалиться изволил, что истинные ее покои повелел спрятать. Потому как он, прости меня, государь, Соломонию очень любил, тосковал. Иногда приходил туда и сидел в полном одиночестве. К тому же комнатка эта крохотная, справа от царской опочивальни, если от входа смотреть. Государь — батюшка ваш опасался, как бы из этой комнатушки за ним кто-нибудь не начал шпионить, потому, в конце концов, велел дверь закрыть на вечные времена. Соломония, видать, даром что баба, а ума была необычайного. Когда государь в своих покоях с