Ольга – дочь Господа Бога - Василий Верстюк

Мой прадед Омельян говорил, что раньше об этом никому не рассказывал, потому что боялся. Говорит: «А сейчас я не боюсь, потому что я слишком старый. И в таком возрасте меня уже никто не посадит».

Ещё Омельян рассказывал, что у него был брат, которого звали Борис. Но прадед Омельян после того, что произошло с ним, с братом не общался. Ещё у Омельяна был тулуп заячий с барского плеча. Это совпадало с тем, что было написано в книге.

***

Позже я пошёл в школу. В нашем селе школа была только до четвёртого класса. А после, с пятого класса, нужно было ходить в школу в другое село.

Мой брат Николай закончил школу. И дополнительно он закончил школу водителей-профессионалов. Пошёл служить в армию. Я тоже закончил десятилетку. В то время военкомат после школы всех посылал учиться, так готовили к армии. Меня тоже отправили учиться на водителя-профессионала. Так я закончил школу водителей. Как только мой брат Николай отслужил и пришёл из армии, то я сразу же пошёл в армию на службу. Так что мы с братом побыли вместе дома совсем немного времени. Хочу рассказать одну историю, которая произошла со мной в армии.

Итак, я был водителем. Но для того, чтобы стать военным водителем, нужно было пройти пятисоткилометровый марш: на машинах не только по дороге, но и по бездорожью и по лесу, как днём, так и в ночное время. Пройти мы этот марш должны были в два дня, по двести пятьдесят километров в день.

Итак, в этом марше участвовало очень много машин. Колонна машин состояла примерно из ста единиц. Был полностью мой призыв. И ещё в каждой машине был водитель-инструктор, который был из числа или офицеров, или прапорщиков, или сержантов. У меня была машина «Урал-375» с тремя ведущими мостами, с высокой проходимостью. В качестве инструктора у меня был сержант, который прослужил уже больше года, молодой весёлый парень. Первый день мы отъездили очень хорошо. Ездили где-то часов двенадцать с перерывом на обед. У нас на машине стоял воздушный сигнал фа-фа. Так мы проехали много посёлков. Видели много людей, которые наблюдали за колонной машин. Попадалось и много молодых девчат, которые тоже выходили смотреть.

Парень, который ехал со мной как старший, просил посигналить девчатам, так как кнопка была у меня под ногой. Я сигналил, парень махал руками девчатам, девчата махали нам. Одним словом, все были довольны. Мы ехали и быстро, и медленно, особенно совсем медленно по бездорожью, но не отставали. Парень-инструктор меня хвалил, радовался и был мною доволен.

Во второй день пути мы выехали часов в шесть утра. Ехали нормально, и всё было хорошо. Было воскресенье, и был какой-то религиозный праздник: или православный, или католический. Точно не могу сказать. Это было на Украине. Люди шли в церковь или в костёл. Все они были христиане. Как раз до этого был сильный дождь, и на дороге стояли большие лужи. Мы проезжали какой-то посёлок, где была только грунтовая дорога без какого-либо покрытия. И там тоже стояли огромные лужи.

Когда мы ехали по посёлку, то впереди заметили идущих молодых девчат, которые обходили лужу возле забора. Парень-сержант, который был рядом со мною, закричал: «Давай быстрей! И с разгону в лужу, в которой ты притормозишь, чтобы обрызгать девчат. И обязательно посигналь». Но я не хотел этого делать. И я промедлил, чтобы девчата успели пройти. И так как парень кричал: «Давай, давай, быстрей!» – то я всё-таки разогнался и притормозил в этой луже. Как я хотел – девчата успели пройти, но в это время со двора напротив этой лужи выходила пожилая женщина, которую мы увидели позже, потому что она не была на дороге. Она была очень красиво одета – видимо, торопилась в церковь. И получилось так, что я её очень сильно обрызгал. Она стояла, и с неё сбегала грязь – это я увидел в зеркало заднего вида, так как эта женщина была с моей стороны. Мы не остановились и поехали дальше, потому что мы ехали не одни, а шла целая колонна машин. Мы оба сожалели, что так случилось. Парень сказал: «Зря ты меня не послушал, видишь, что из этого вышло». Получилось, что я причинил зло этой женщине, хотя и непреднамеренное. Я помолился про себя и попросил у Господа Бога прощения. И мы поехали дальше.

Отъездили мы до обеда нормально. Пообедали, и всё было хорошо. После обеда нам предстояло проехать очень сложный участок пути – дорога шла по лесу. Мы с этим справились. После этого выехали на хорошую дорогу, на асфальт. Скорость увеличилась. Впереди мы увидели регулировщика. Но ни я, ни парень-сержант, который был со мной, ничего не поняли. Этот регулировщик махал руками, ногами и делал непонятные движения. Так мы и не поняли, что он нам хотел объяснить. Но он нас отвлёк – и мы заметили поздно крутой поворот направо, где надо было сбавить скорость. Был или нет там знак крутого поворота, я не знаю, всё наше внимание было обращено на этого регулировщика. Так как я поворачивал на скорости, то не вписался в поворот и опрокинул машину. Она легла на бок, на мою сторону.

Машина ложилась очень медленно, так что мы приземлились легко. Всё обошлось.

К нам подъехали две машины ЗИЛ-157 с лебёдками. Мы зацепили нашу машину и поставили её на колёса. Поехали дальше. Сначала за руль сел парень-инструктор, который всю дорогу был со мной. Потом, когда я успокоился и отошёл, то обратно сел за руль. Отъездил я после этого происшествия нормально. Но во время падения и когда машина была на боку, на сиденье и мне на штаны пролился электролит (кислота) из аккумулятора, который находился под сиденьем водителя. Мои штаны были из хлопчатобумажной ткани, которые позже, после контакта с кислотой, распались. Но пострадали не только штаны – ещё и на ноге у меня появились две-три болячки. Таким образом, можно даже сказать, что я прочувствовал на собственной шкуре, что поступил неправильно.

Когда мы приехали в часть, то парень, который был моим инструктором в этом марше, сказал: «Хочешь – верь, хочешь – не верь, но ты согрешил, и поэтому так получилось». Я думаю, что Господь Бог дал нам понять, что не надо делать никому зла: ни молодым, ни старым.

***

Хочу рассказать ещё одну историю, которая тоже произошла в армии. Это страшное событие случилось практически на моих глазах.

Когда меня только призвали на военную службу, то месяц я с другими призывниками проходил подготовку после гражданки. Такой был порядок. Называлось это время «карантин». После этого принимали присягу – и начиналась служба. У нас была бригада, в которой было несколько войсковых частей. Подготовку проходили все вместе, а после её завершения мы принимали присягу и нас распределяли по частям.

На этой подготовке нас было человек сто двадцать. И нас разделили на три взвода, это было предварительно, так как только после завершения карантина и принятия присяги нас по-настоящему распределяли по частям.

Нас всех разместили в большом спортзале, где поставили кровати. Подготовкой занимались в основном сержанты, которые прослужили по году или по полгода. Полгода они были в учебной части, где их готовили и где им присваивали звания сержанта или старшего сержанта. После они служили у нас в бригаде. И так как было три взвода, то и в каждом взводе были свои сержанты-командиры.

Можно сказать, что эти сержанты добрались до власти. Некоторые из них даже превышали свои полномочия, пользуясь своей властью. (Но именно некоторые, то есть далеко не все. Не всё так плохо было в Советской армии.) Так, было два сержанта, которые самым натуральным образом издевались, унижали и насмехались над парнями, которые только призвались. Эти два сержанта были не в моём взводе, но это всё было на глазах.

Месяц подготовки пролетел быстро, хотя и был самым трудным месяцем службы. Мы приняли присягу, и всех распределили по частям бригады. Один из этих парней-сержантов служил в том дивизионе, куда попал я. Но там он вёл себя более спокойно. Он служил не в моей батарее. Батарея – это часть дивизиона. Да и после карантина, немного погодя, многих из бригады отправляли на уборку урожая в Казахстан, так что и этих двух сержантов, которые были самые злые, но, по их мнению, были самые крутые, отправили на уборку.

На уборку уезжали примерно на полгода. Но уже после истечения трёх месяцев после отправки один из этих парней, который служил в моём дивизионе, вернулся в часть. На него было страшно смотреть. Лицо у него было перекошено и всё было в шрамах. Так что ему самому, как он говорил, было страшно смотреть на себя в зеркало. Это ужасно. Этот парень стал инвалидом. Он плакал. Он разговаривал с парнями нашего призыва и просил у всех прощения. Он говорил: «Я понял, что меня наказал Господь Бог». Он молился и просил у Бога прощения.

Он рассказывал, как это произошло. Как-то раз на уборке они напились вместе с тем вторым сержантом, его другом. И поехали они в посёлок к девчатам, но по дороге опрокинулись на машине. Друг погиб на месте, а он остался в живых.