Лучший друг моего парня (СИ) - Манич Мария

Мы боремся взглядами. Как я могла забыть? Дьявол, видимо, никогда не спит.

— Слабо проверить? — бросаю вызов.

Он растягивает губы в одной из своих жутких улыбок, словно только этого и ждал и я ничуть его не разочаровала, и медленно начинает раздеваться. Закинув руку за голову, стягивает футболку и отбрасывает её в сторону. Его тело точно такое же, как осталось в моей памяти: жилистое и подтянутое. С правой стороны на ребрах виднеется татуировка, которой не было раньше. Несколько строчек. Стих? Мотивирующая фраза?

Не разобрать, а спрашивать я не собираюсь.

— Свои руки держи при себе, или я буду кричать, — решаю обозначить границы, чтобы не нафантазировал себе там чего-либо.

— Я сыт, — отвечает Мирон, принимаясь за ремень на шортах.

Его фраза двусмысленная и пошлая. Не знаю, где находится его комната, в которой он должен ночевать, но почти уверена, что сейчас она не пустует.

Сглатываю и опускаю взгляд на его руки, увитые выступающими венами. Это безумие. Он мне не нравится. Он отвратительный. Извращенец, помешанный на сексе. И рядом с ним я тоже думаю о этом постоянно! Это заразно?

Его энергетика давит, пугает и манит одновременно. А моё тело словно живёт собственной жизнью, попадая под его магнитное поле. Что это? Химическая реакция?

Мне бы вылезть из бассейна и подняться наверх, лечь к Саше под бок и забыть про порочного дьявола передо мной. Но вместо этого я рассекаю руками воду и жду, когда он присоединится ко мне. Этот демон точно имеет надо мной власть.

Мирон прыгает в бассейн рыбкой, как только избавляется от остатков одежды, тихо и без брызг. Он быстро достигает дна, а затем, оттолкнувшись, плывет в противоположную от меня сторону к другому краю бассейна. И так несколько раз, выныривает ненадолго лишь для того, чтобы сделать жадный вдох.

Чувствую легкий укол разочарования. Задержав дыхание, ухожу с головой под воду.

Плаваю я, как и ныряю, хорошо. Каждое лето в детском доме нас отправляли в лагеря, непременно расположенные на берегу реки или озера. Один раз даже вывозили на море. Какой-то местный меценат расщедрился и подарил сиротским детишкам три недели на песках Анапы. Там я впервые влюбилась и поцеловалась. Его звали Паша. Маленький курортный роман, а потом мы разъехались по разным городам. Одно из самых ярких воспоминаний. Лучшее лето в жизни. Больше на море я не была. Влюбиться мне тоже больше не удалось.

Гейден проплывает мимо, интенсивно работая руками. Он будто собирается вымотать себя этим нескончаемым заплывом. Я, наоборот, двигаюсь медленно и размеренно. Переворачиваюсь на спину и расслабляюсь, прикрыв глаза, позволяю воде обнять и ласково поддерживать моё тело.

Меня относит к ближайшему бортику. Принимаю вертикальное положение, цепляясь за него, стирая с лица капли воды.

— Ты неправильно дышишь.

— Что? — оборачиваюсь.

— Нужно дышать резко и часто. Твоё дыхание поверхностно и недостаточно насыщает кровь кислородом. Поэтому ты быстро устала и сдалась.

— А я и не знала, что у нас соревнование, — произношу насмешливо, выгибая бровь.

Мирон расположился у противоположного бортика и, зачесав назад мокрые волосы, смотрит своим ленивым, пробирающим до костей взглядом. Беспардонно скользит им по моим голым, точащим из воды плечам, ключицам и застывает на полушариях груди. Пики сосков затвердели и отчетливо просвечиваются через мокрую и липнущую к телу ткань.

Опускаюсь ниже, прячась, и прижимаюсь спиной к холодному кафелю.

— Мне нравится дух соперничества.

— Ты всегда выходишь победителем?

— Почти, — уклончиво отвечает Мирон и, оттолкнувшись, пересекает разделяющее нас расстояние в несколько гребков.

Упирается ладонями в бортик, загоняя меня в ловушку. Опять он хищник, а я его добыча, с которой сначала принято поиграть. Точно так же было и в подсобке магазина.

Кожа покрывается мурашками. Мы совершенно одни. Кроме пения птиц над головами, больше никаких других посторонних звуков. И свидетелей.

Вжимаюсь в бортик, пытаюсь удержаться на воде, не отводя взгляда от лица напротив. На его ресницах и губах блестят капли воды. Хочу облизать свои, но помня, какое это доставило ему удовольствие прошлый раз, не делаю этого.

— И какой же у нас был приз? — говорю, приподняв подбородок.

Держаться на воде становится всё сложнее. Между нашими телами жалкие сантиметры. Ощущаю жар его кожи и плавлюсь под его взглядом. Я просила Гейдена не трогать меня и не распускать руки, он так и делает. Вместо этого давит своей энергетикой. Но ещё чуть-чуть, и я сама схвачусь за его плечи. И тогда… тогда всё полетит прямо к чертям, прямо в ад.

— Тебе не понравится, — хрипло произносит Мирон, кружа глазами по моему лицу.

Смотрит внимательно и изучающе.

— Я знаю. Тогда, может, ничья?

— Ты не спала с Соколовым, — вдруг говорит Мирон и двигается ближе, его дыхание касается моих щёк. — Ты его не хочешь.

— Если ты думаешь, что хочу тебя, то ты ошибаешься. Твои друзья в курсе, как ты проводишь свой досуг?

— Ты про клуб? Можешь рассказать, мне плевать. Заодно ответишь на вопросы, что ты там делала в тот же момент, что и я.

— Ты чудовище. Ты мне противен. Неприятен. Ты извращенец! — плююсь обзывательствами.

— Это спорное утверждение. Я вижу, как пульсирует венка на твоей шее, вот здесь. Это страх? Нет. Желание? Да.

Мирон наклоняется, и вдруг моей холодной кожи касается что-то тёплое и влажное. Его язык. Он чертит небольшой круг, почти целуя мою шею, а потом дует на него. Всё происходит в какие-то секунды.

Я дезориентирована. Меня подкидывает и вышибает из реальности. Пальчики на ногах поджимаются, и я вот-вот уйду с головой под воду. Тихо охаю и сжимаю каменные мужские плечи, впиваясь в них ногтями.

— Чудовище, — бросаю прямо ему в лицо. — Кто тебя хочет, больные на всю голову идиотки.

Мирон хрипло смеётся, качая головой. Он перехватывает меня за талию и разворачивает. Я, зажмурившись, ударяюсь грудью о бортик, и в следующий момент чувствую, как горячее мужское тело прижимается к моему. Его грудь к моей спине, его бёдра к моим ягодицам. Я чувствую его возбуждение и свожу ноги вместе, потому что моё тоже рвётся наружу.

Дыхание сбивается. Я делаю попытку вырваться, но добиваюсь лишь того, что давление чужого тела усиливается. Мир накрывает мою ладонь своей и шепчет мне на ухо:

— Ты тоже меня хочешь, Ангелок. Просто сопротивляешься. Это даже занятно. Твоё тело всё говорит за тебя. Сейчас я отпущу тебя, и ты поднимешься в комнату к своему парню. Разденешься и пойдешь в душ отогреваться под горячими струями воды. Ты ведь так замерзла, плавая в остывшем за ночь бассейне. И пока ты будешь в ванной, где никто не видит и не слышит тебя, ты запустишь свои хорошенькие пальчики себе между ног. — Мирон сжимает мою руку и делает характерное движение бёдрами. Мои глаза округляются. — Ты ведь влажная уже, да? Я знаю, что да. — О боже... он делает ещё одно движение бёдрами, и моя распластанная на кафеле грудь начинает ныть и просить ласки. — И доведешь себя до оргазма. Тихого и не приносящего должного удовлетворения. Просто разрядка. И так будет каждый раз, пока я тебя хорошенько не трахну.

— Этого никогда не будет, — произношу подрагивающим голосом, а затем поворачиваю голову и впиваюсь зубами в чужое предплечье, с силой сжимая челюсти.

Мирон, чертыхнувшись, отпускает меня. Вернув себе свободу, быстро подтягиваюсь на бортик и бегу в сторону дома, шлепая босыми ногами по каменной дорожке. Вода струями бежит вниз по моему телу, но меня совсем не заботят оставленные мной мокрые следы.

Забежав в нашу с Сашей комнату, не сбавляя скорости, пробегаю в ванную и с силой захлопываю дверь, закрываясь на замок. Приваливаюсь к ней спиной.

Моё сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Мне противно от самой себя. Потому что, к моему стыду и отвращению, внизу живота образовалась сжатая до предела пружина, а между ног влажно и горячо. Я ненавижу и презираю Мирона Гейдена всей душой, но по какой-то невероятной причине он до дрожи в коленках и помутнения рассудка меня возбуждает. И он это знает.