Лучший друг моего парня (СИ) - Манич Мария

— Думаешь, вспомнил про Соколова, и я сразу уползу обратно в свою скорлупу? Испугаюсь? Я ничего не сделала. В отличие от тебя.

Мирон делает рывок и подтягивает меня ещё ближе к себе. Сталкиваемся носами. Мои глаза округляются. Теперь его волосы касаются и моего лба. Изучаю взглядом перекошенное злостью лицо и напряжённо улыбаюсь, зная, как это его бесит. Сердце бьётся то ли в испуге, то ли от избытка чёртова адреналина как припадочное.

На его щеке начинает алеть красный отпечаток моей руки. У меня даже пальцы покалывает от силы удара. Надеюсь, ему было ещё больнее. В душе разливается что-то похожее на удовлетворение. Хочу ударить его снова.

— Знаешь, что такое нарушение личного пространства? Если бы я хотел нарушить твоё, я бы сделал так…

Гейден поддевает пальцем лямку моего топа и, скользя пальцами по коже, медленно стягивает её вниз. Тонкая ткань несколько секунд остаётся болтаться на напряжённом соске, а потом соскальзывает вниз, на талию.

Он обнажил мою грудь и теперь таращится на неё, пуская слюни, как какой-то пятнадцатилетний подросток!

— Что ты творишь? Отпусти! — взвизгиваю, выкручиваясь змеёй.

Дёргаюсь, стараясь прикрыться, но вместо этого делаю только хуже. Кожа покрывается мурашками, волоски на руках встают дыбом. Жар между бёдер и не думает прекращаться, только нарастает. Гейден ворвался в комнату за несколько секунд до моего оргазма, и сейчас всё моё тело крайне чувствительно реагирует на каждое чужое прикосновение. От знающих, как и что делать, прикосновений Мирона легче не становится.

Он, будто издеваясь, задевает большим пальцем напряжённый сосок снова и снова. Из моего рта вырывается еле слышный стон. Мирон довольно улыбается, подтягивая меня ещё ближе. Мне приходится отклонить голову назад, чтобы между нашими губами всё же было какое-то пространство.

Мирон склоняется к моей шее и оставляет на коже влажный след от своего языка. Меня начинает потряхивать. Он продолжает терроризировать мой сосок, и я готова кончить лишь от этого прикосновения, лёгкого и почти невесомого, словно меня касается крыло бабочки.

— Показываю тебе, что значит нарушать личное пространство. Я могу сейчас повалить тебя на постель, сдёрнуть твои микроскопические шорты и войти в тебя. Мне даже проверять не нужно, влажная ли ты. Потому что ты настолько мокрая, настолько сильно хочешь секса, что тебя трясёт от возбуждения. Ты в курсе, что твои пальчики до сих пор пахнут тобой? — тихо произносит Мирон, наклоняется и проводит кончиком языка по моему указательному пальцу, прикусывая кожу.

— Ты…ты…— бормочу сдавленно, пораженная его действием.

— Сожми ножки, Ангелок.

Его голосом должны говорить гипнотизеры.

Он трогает мою грудь снова и снова. Палец, не прекращает двигаться туда-сюда. Задевает подушечкой острый ноющий сосок. Туда-сюда. Вверх-вниз. Напряжение, сжимающееся пружиной внизу живота, нарастает в геометрической прогрессии.

Глаза сами собой закатываются, сопротивляться накатывающей неге почти невозможно. Быстрым движением облизываю покалывающие губы, ловля кончиком языка чужое частое дыхание.

— Попроси, Лина. Я люблю, когда меня просят трахнуть, — шепчет Мирон, в опасной близости от моего рта.

Давление на чувствительные точки сбивает с меня с мыслей. С важных и правильных мыслей.

Я должна сопротивляться. Не ради Соколова, о котором я и думать забыла, а ради себя.

Ведь если я сдамся напору, кончу прямо здесь, при нём, от его касаний… Мирон Гейден будет иметь надо мной власть. Будет пользоваться, как пользуется остальными своими игрушками, до тех пор, пока новая кукла ему не надоест и он не захочет поискать себе кого-то ещё.

«Он ни с кем не встречается, только трахается. На его условиях.»

— В следующий раз предложи свой язык своим шлюхам, думаю, они будут рады сделать на нём несколько бальных па, — выплевываю слова ему в лицо, пытаясь подавить очередной чёртов стон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Натуральным образом плююсь от злости, потому что капельки моей слюны приземляются на криво изогнутые губы Мирона. Он без промедления слизывает их языком, а я прикрываю от отвращения глаза. Всего на секунду, но в следующий миг мне приходится их широко распахнуть. Потому что лечу обратно на матрас.

Гейден буквально отшвыривает меня от себя и резко поднимается на ноги. Поправляет свой выпирающий пах и не отрываясь смотрит мне глаза. Мои в ответ мечутся между его лицом и ширинкой, а он… он накидывает на меня одеяло, скрывая частичную наготу.

— Прикройся, — хрипло командует Мир и дергает головой в сторону коридора.

Там слышаться чьи-то неспешные шаги. Ужас ситуации обрушивается на меня, как ведро ледяной воды.

— Малыш, я сделал тебе завтрак. О, ты ещё не встала? Мирон? Доброе утро.

Саша с подносом в руках застывает в дверях и переводит взгляд с меня на Гейдена. Улыбается, сияя как монетка на солнце. Его лучший друг и девушка поладили!

Боже. Какой. Позор.

Я омерзительна. Цепляюсь за одеяло, натягивая его до подбородка.

— Доброе, — сухо произносит Мирон и, не говоря больше не слова, выходит за дверь.

Саша растерянно смотрит ему вслед. Я тоже смотрю, очередной раз за утро пребывая в немом шоке. Мирон только сделал все для того, чтобы Соколов не понял, чем мы тут занимались.

Плотнее сжимаю губы, морща нос.

Аромат свежесваренного кофе щекочет мои ноздри, а желудок скручивается узлом, но аппетитный запах еды здесь совсем ни при чём.

— Спасибо, Саш. Ты самый… лучший, — говорю, проглатывая болезненный ком в горле. — Мне нужно в ванную.

Встаю с кровати, продолжая кутаться в одеяло. Моя грудь всё ещё оголена, а сосок покалывает от чужих прикосновений. И я влажная. Черт. Я чудовищно влажная.

— Что Мир хотел, малыш?

— А?

— Мирон. Зачем он приходил?

— Не знаю. Поздороваться. Или тебя искал. Я так и не поняла. Он только пришёл, и тут ты… а я, кажется, опять задремала, — сочиняю на ходу, борясь с отчаянным желанием ускорить шаг и с грохотом закрыть дверь.

Вместо этого не могу сдвинуться с местом, наблюдая за Соколовым.

На мою удачу Саша не ревнивый. Он расставляет завтрак и с улыбкой подходит ко мне. Берёт моё лицо в ладони, собираясь поцеловать. В последний момент уворачиваюсь и подставляю ему щеку.

Это неправильно. Мне нужно помыться. Стереть с себя желание другого.

— Тогда я вернусь вниз, поболтаю с ним. Позавтракаешь одна? — спрашивает он, обнимая меня.

— Угу, — мычу в его плечо, не сводя взгляда с измятой постели.

7

Через сорок минут спускаюсь вниз, надеясь, что остаток выходных пройдёт ровно. Без американских эмоциональных горок. Я, мой парень и его друзья. Всё ведь так просто. Очень просто, если не думать об одном грязном и сексуальном «но».

В светлой и стильно обставленной гостиной пусто и безлюдно. Бесшумно работает кондиционер. Дом шикарный и большой. Родители Саши небедные люди. Я давно это знала, их сынок ездит на «майбахе». Перед тем как броситься ему под колёса, а именно так мы «случайно» познакомились, я погуглила стоимость этой машины, около которой постоянно крутились девицы на парковке нашего универа. И мне немного поплохело, в жизни не видела столько нулей в цене.

Покрутившись вокруг, оглядываюсь по сторонам. Вот бы стать тут хозяйкой.

— Что за люди, — бормочу себе под нос.

На кухонной столешнице небрежно свалена грязная посуда, бутылки из-под алкоголя; мусорка под мойкой набита под завязку и несколько больших пакетов стоит рядом; на журнальном столике полдюжины кальянов. Взяв пульт, выключаю огромную плазму, на экране которой застыло футбольное поле. Джойстики от консоли валяются и на полу, и на светлом диване, на обивке которого виднеются разводы.

— Свиньи.

Хозяйкой хочется быть уже меньше, ну или желательно хотя бы иметь домработницу.

Взрыв хохота раздаётся из внутреннего дворика, оттуда же доносятся звуки двигателя машины. Кто-то очень агрессивно газует под одобрительные крики и улюлюканье.