Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

Тем временем Пьетро трижды дёрнул верёвку колокола у закрытых ворот. Раздался ясный звон, и в ответ на него в центре створки открылось окошечко, откуда выглянула монахиня. Голова её была покрыта двухслойным покрывалом, белым возле лица и чёрным сверху. Пьетро что-то сказал ей, женщина кивнула, и окошечко захлопнулось.

– Сейчас к нам выйдет мать-настоятельница, – сообщил водитель. – Она расскажет вам об истории монастыря и передаст в руки одной из сестёр, чья очередь сегодня водить посетителей. Я вернусь за вами после обеда.

– Минуточку, – впервые открыла рот баронесса фон Эшенбах. – А если мы устанем, или нам будет неинтересно? Да вообще, мало ли почему мы захотим вернуться раньше?

– Никаким проблем, синьора…

– Баронесса!

– Синьора баронесса, – поклонился Пьетро; Полине показалось, что она расслышала хмыканье. – Вот моя карточка, здесь есть номер коммуникатора. Наберите, и через полчаса максимум я за вами приеду.

– Безобразие какое, – Клотильда Эшенбах вырвала карточку из пальцев мужчины. – Вы должны ждать здесь!

– Нет, синьора баронесса, здесь запрещено стоять дольше пятнадцати минут, чтобы не нарушать покой обители.

На счастье Пьетро, ворота открылись и оттуда вышла женщина в белой рясе и точно таком же чёрно-белом покрывале, как и у привратницы. Внешность этой дамы была столь впечатляющей, что Полина, кажется, даже рот приоткрыла.

Во-первых, ростом она была ненамного меньше Оттоленги, а в нём было почти два метра. Во-вторых, глаза её были ярко-синими, настолько синими, что Полина предположила бы магическое окрашивание, если бы не сан. Ну и, наконец, удивительная, какая-то завораживающая красота движений.

Оттоленги шагнул ей навстречу и спросил чуть хрипло:

– Джиролама?

Настоятельница покачала головой.

– Нет, Карло. Мать Октавия, и никак иначе… – отвернувшись от певца, она несколько раз хлопнула в ладоши и сказала: – Уважаемые гости, прошу вас следовать за мной!

Экскурсию начали с прогулки по территории монастыря.

Конечно, вела её не сама мать Октавия, она передала группку посетителей немолодой полной монахине с ясной детской улыбкой, представив ту как сестру Фелицию. Немного странно было слушать экскурсовода в чёрной рясе и чёрно-белом покрывале, но это ощущение у Полины быстро прошло. Она наслаждалась прогулкой – газоны, цветники, зацветающие розы, белые здания, украшенные то тут, то там росписями… Оттоленги шёл рядом, поддерживал её под локоть и время от времени шептал на ухо что-нибудь забавное, так что Полина с трудом удерживалась от совершенно непочтительного хмыканья.

Вымощенные разноцветными плитками дорожки были как раз такой ширины, чтобы можно было идти вдвоём, и они шли, разбившись на пары, словно первоклассники на прогулке. Фон Эшенбахи шли последними, и Полина периодически слышала фырканье мадам, прилетавшее ей в спину. Потом отвлеклась и слышать перестала, потому что сестра Фелиция остановилась возле крохотной часовни, наполовину вросшей в землю, и сказала торжественно:

– Вот отсюда всё здесь и началось в одна тысяча сто двенадцатом году. Епископ церкви Единого Амвросий своими руками построил эту часовню в память своей сестры Октавии. С тех пор те, кто принимает на себя тяжесть управления монастырём, носят это имя. Десятью годами позже вокруг этого места уже был монастырь, посвящённый Великой Матери, и тогда же были построены храм, трапезная и скрипторий с библиотекой. В скриптории мы с вами увидим фрески, написанные в период между одна тысяча сто тридцатым и тридцать вторым годом.

– Фрески? – прозвучал скрипучий голос баронессы фон Эшенбах. – Но, насколько мне известно, техника «чистой фрески» появилась лет на двести позже!8

– Конечно! – не моргнув глазом, ответила сестра Фелиция. – Я ведь сказала, что росписи были сделаны через восемь лет после постройки скриптория, конечно, по уже высохшей штукатурке. Темперой9. Но для простоты рассказа мы позволяем себе именовать росписи именно так. Мы ведь с вами не искусствоведы.

Госпожа фон Эшенбах снова фыркнула.

– Ну, вы-то, может, и нет. А я – да! – и с гордостью она добавила. – Я получала образование в Хайдельберге!

– Это замечательно, – сестра Фелиция снова мило улыбнулась и повернулась к остальным. – А теперь прошу вас пройти со мной в скрипторий.

После осмотра фресок – Полина твёрдо решила именовать настенные росписи именно так, – настал черёд музея изображений Великой Матери. По счастью, музей был невелик, он занимал в здании скриптория всего два зала, потому что гости к этому моменту несколько притомились, Полина так уж точно.

– Вот они, недостатки моей профессии: сидячий образ жизни и отсутствие привычки к движению, – прошептала она своему неизменному спутнику. – Вернусь в Кембридж, стану бегать по утрам!

– Возможно, со временем я составлю вам компанию! – прошептал в ответ Ототоленги. – Ничего, сейчас дойдём до знаменитой золотой статуэтки, подаренной венценосным Упрямцем, и нас поведут обедать. По программе так, во всяком случае.

Дар короля Гаральда, в истории получившего прозвище Упрямый, был почти не виден за силовыми линиями сигнализации.

– Вот Тьма, – буркнула Полина. – Всего толку от моего резерва, что я вижу магические потоки.

– Это ж хорошо!

– Было бы хорошо, если бы я умела отключать магическое зрение… А так вместо золотой статуэтки я вижу только радужный пузырь!

Оттоленги усмехнулся.

– Не расстраивайтесь, отливал её точно не Челлини. Вся ценность – в материале и древности. Захотите – посмотрите потом на снимках, вон, Эшенбах целый кристалл извёл.

После обеда сестра Фелиция попрощалась с гостями. Её сменила сестра Козима, высокая, сухая и желчная настолько, что даже баронесса фон Эшенбах притихла, не решаясь конкурировать.

Хлопнув в ладоши, сестра Козима сообщила:

– Мы с вами отправляемся на пасеку! Даже если вы знаете правила посещения пасеки, я их повторю, потому что лечить потом покусанных никакого удовольствия мне не доставит. Итак… – она обвела взглядом выстроившуюся шестёрку. – Я вижу, что у всех одежда с длинным рукавом и закрытая обувь, это хорошо. Духами кто-нибудь пользовался с утра? Одеколоном? Лосьоном?

– Ну-у… – протянул Майлз Вернер, аккомпаниатор великого баса. – Выветрилось уже вроде бы…

– Понятно! – сестра Козима поджала губы. – Я раздам вам амулеты, поглощающие запахи, не забудьте их вернуть! Далее, пчёлы обитают в тишине. Не кричите, не свистите, не ругайтесь. Разговаривайте тихо и размеренно – пчёлы будут вести себя спокойно. И последнее: пчёлы всегда атакуют угрозу, возникшую рядом с ульем, поэтому: не бегайте, не кувыркайтесь, не совершайте резких движений; не машите руками и ногами. Всё понятно?

– Да, сестра, – леди Камилла очаровательно улыбнулась.

Увы, кислое лицо сестры Козимы не изменилось.

– Вот шляпы с накомарниками, – жестом фокусника она вытащила из-за спину стопку широкополых шляп приятного зеленоватого цвета. – Разбирайте. Вот амулеты.

– Я… Я, пожалуй, не пойду, – сказала вдруг Клотильда фон Эшенбах. – Посижу вот тут на лавочке,