Записки беглого кинематографиста - Михаил Кураев

Не знаю, сознаешь ли ты свою жизнь после зимнего пробуждения как новую или как продолжение прежней. Я и про себя-то не знаю, тот же я рядом с тобой, что и на киностудии, или это другая жизнь.

В экипаже, во взводе, отданном в мое подчинение, и в роте, где взводные принимали меня как равного, я чувствовал себя вполне комфортно. Быстрый как ртуть командир роты Толя Вальтер, игравший в свое время за «Крылья Советов» в дубле, радовался моей настырности в постижении премудрости вождения и стрельбы из танка и приемам управления взводом в движении. Все мои невольные ошибки он поспешно брал на себя: «Ой, опять забыл вам сказать…»

За три года, прошедшие после моего первого бегства в танковый полк — тот стоял тоже в Заполярье, но значительно южнее, — что-то я еще не успел забыть, что-то припомнил, а многому с охотой учился заново. Спрашивал не стесняясь и солдат, и офицеров, и те в воздаяние за мое прилежание охотно объясняли, показывали и давали полезные советы. То, что они делали по необходимости, то, что для них было рутиной, меня увлекало своей новизной и разнообразием новых ощущений. За мое коротенькое лето мне нужно было прочувствовать с возможной полнотой службу северного танкиста. О том, что я появился в полку, уже имея некоторые навыки в обращении с разнообразной военной техникой, я предусмотрительно не говорил.

По плану боевой подготовки на двадцать третье июля было назначено вождение танков на плаву.

Нас, «средняков», это, естественно, не касалось, но я обратился к командиру полка с просьбой разрешить присутствовать на вододроме во время учебных занятий батальона плавающих танков.

— Решите этот вопрос с вашим командиром, — глядя мимо меня, проговорил Б-в, давая понять, что власти командира роты вполне достаточно для управления моей судьбой. Дескать, пусть Генеральный штаб и Толя Вальтер занимаются вами, а у него есть и кроме этого много важных дел.

— Благодарю, товарищ полковник!

В армейском обиходе в обращении к подполковникам приставка «под» как бы случайно опускается. Этикет позволяет такую извинительную и лестную для самолюбия старшего офицера оговорку в отдельных случаях. Я же не упустил возможность показать знакомство с тонкостями армейского этикета. Подполковник меня не поправил.

На вододром для выполнения упражнений на плаву прибыли со своим плавающим танком и ребята из разведроты под водительством капитана Федорова, с которым дружил мой Вальтер, и нам пару раз случалось встречаться в застолье. Федоров принадлежал к тем серьезным, без позы людям, которые не признают легкого приятельства, на приятельские сближения не податливы, долго приглядываются к людям, но в дружбе бывают немногословны и самоотверженны. Мне хотелось сойтись поближе с Федоровым, я чувствовал в нем человека основательного, интересного. Но, сохраняя доброжелательность, он ждал с моей стороны подтверждения серьезного отношения к делу, которое он выбрал для себя сознательно и, похоже, на всю жизнь. Собственно, сказать «ждал» было бы преувеличением. Так, наблюдал как бы издали и, может быть, не без своего интереса.

— Дадите машину сплавать? — подошел я к Федорову. Я был старше капитана лет на десять минимум, но обращаться на «ты», как к большинству его ровесников, почему-то не хотел.

— Знаете «плавуна»?

— Только посуху.

«Т-76», танк плавающий, четырнадцать тонн, «катер с пушкой», по ироническому определению почти сорокатонных «средняков», мне довелось водить только по танкодромам и стрельбищам на земле, а плавать не пришлось.

— Надо попробовать, — улыбнулся Федоров, и даже в том, как он это сказал, был виден человек спокойный и решительный.

Дело осталось за малым.

Я подошел к командиру полка, внимательно следившему за тем, как ловят и ставят на место сорванный ветром один из трех буйков, расставленных углом и обозначающих «дворик». Танк должен войти в этот угол, остановиться и выйти задним ходом, и все это не касаясь буйков ни в коем случае.

— Товарищ полковник, разрешите провести заезд? — обратился я, не очень уверенный в правильности терминологии. И действительно, командир смотрел на меня так, словно я еще только что-то собирался сказать. Похоже, что из услышанного он понял лишь «товарищ полковник». Увидев, что меня то ли не поняли, то ли не хотят понять, пояснил:

— Проехать хочу.

— Да-да, пожалуйста, — с неожиданной готовностью откликнулся Б-в, будто давно ждал моей просьбы, — заряжающим?

Едва ли не танкист сможет оценить меру унижения, вложенную в этот вопрос. Заряжающие, «закидные», — это, как бы сказать, илоты в танковых войсках. А ехать заряжающим на не стреляющем танке — это занятие для перспективной девушки…

Все, стоявшие у командной вышки, прячась от ветра, деликатно сделали вид, что не слышали убийственного вопроса командира.

— Нет, товарищ подполковник, — я четко выговорил все буквы в его звании, на рычагах. Заряжающий на стрельбах нужен, — продемонстрировал я глубокое понимание специфики сегодняшних занятий.

Все, кто стоял рядом, с немалым удивлением обернулись ко мне и со вниманием ждали, что же ответит командир.

— Мне разведчики дают свою машину, — сказал я, подтверждая решительность своих намерений.

— Ну, раз разведчики дают машину, ну что ж, поплавайте, поплавайте… — И как бы в предвкушении забавы, командир позволил себе как бы улыбку. И тут же улыбку сдуло новым порывом колючего ветра: — Под их ответственность.

Это был настоящий, опытный, может быть, уже обжегшийся на каких-то ЧП командир. Он знал, как важна для следствия, подтвержденная свидетелями, всего лишь одна реплика «под их ответственность». Если этот непонятно зачем в полку объявившийся «кинщик» нырнет сейчас вместе с танком и не вынырнет, вот эта коротенькая фразочка, «под их ответственность», не даст ему, командиру, утонуть вместе со мной. На это словечко он надеялся гораздо больше, чем на танк-спасатель, стоявший, как говорится, под парами и готовый ринуться на выручку в случае необходимости.

— Разрешите? — по-строевому произнес я.

Командир только покивал головой.

Я подбежал к разведчикам, стоявшим неподалеку от старта своей командой. Отдал фуражку и с удовольствием натянул теплый шлемофон.

С вышки управления раздалась команда, разорванная на куски ветром, пока летела к нам, но и в обломках можно было узнать: «К машине!» За командира в танке шел механик-водитель, я за механика, так что в строю перед танком младший сержант занял место командира, а я одесную.

«…ою!» — это стало быть: «К бою!»

Прыжком в машину, захлопнута двойная башенная крышка, закрываю водительский люк, запускаю двигатель, но, припав к триплексам, ничего не понимаю, вижу только вправо и влево, а впереди все закрыто. «Командир! Не вижу ни хрена…» — докладываю в башню по ТПУ. «Перископ!» — кричит мой спаситель. Мне закрывает обзор вперед не опущенный после предыдущего заезда (спасибо! я бы и не вспомнил) волноотбойный щиток! Поднимаю перископ, движение двумя пальцами — и я уже зрячий. Очень вовремя. По радио четкая команда: «Вперед!» Пошел секундомер.

У «Т-76» коробка с прославленной «тридцатьчетверки», уж можно было бы и обновить, кулиса переводится с трудом, особенно без навыка. Скрежет стоит такой, будто я в шестерни кость засунул и теперь ее, давясь, перемалывают. Уходят секунды, а я на месте. Наконец утроба харкнула и проглотила. Можно ехать!

Слишком резко взял на себя бортовые, волнуешься как черт.

Машина рванула с места прыжком, так недолго на редукторе зубцы выбить…

За минуту до старта по вододрому, как мне потом рассказали, разнеслось: «Кинщик едет! Кинщик едет!» Из всех закутков, из всех укромностей, где прятался народ от непогоды, люди ринулись к командной вышке, чтобы развлечься немножко в этот аспидский день.

В подтверждение ожиданий танк не вошел в воду, откинув поднятым щитком волну, а плюхнулся прыжком на манер жабы. Поднятые брызги, подхваченные ветром, тут же залепили мне перископ. Только этого не хватало. Дворников на перископе нет, не легковушка. «Водомет», — спокойно, как профессор подсказывает на операции новичку, напоминает сержант из башни. Перехожу с гусениц на водомет. Плывем!

Даже этого не все ожидали. «Поплыл! Плывет! Ай да кинщик!» спешили удивиться и похвалить те, кто не предполагал от «кинщика» такой прыти.

По тому, как ветер валил буйки к воде, можно было прикинуть направление сноса. Ветер дул неудачно. В правый борт. А «боковая стенка» в «дворике», третий буек, была слева, и ветром машину на него могло навалить в два счета. Увидев, что я беру поправку на снос, мой командир тут же подсказал: «Еще правей! Больше вправо!» Спасибо, сержант! Тебе сверху из башни получше видно. Во «дворик» нужно только сунуться — и сразу назад. Черт с ним, пусть внесет во «дворик» ветром, изготовлюсь к заднему ходу загодя. Лишь корпус зашел за буйки, кормовые заслонки вниз и полную нагрузку на движитель. Выскочили из «дворика» чуть не в полуметре от буйка, коснуться которого было страшно, как мины. Смешно, конечно, но на рычагах все кажется ужасно важным.