Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей - Игорь Зудов

Где же найти слова, чтобы полнее выразить благодарность настоящим чудотворцам? Лишь человеческая память и вызванное ею поклонение могут быть достойной наградой им!

Противостояние врача и пациента

Лечащий врач потратила на подготовку лекарственной смеси для меня часа два. Тем не менее, заручившись поддержкой молодых коллег, она добилась от главного врача отмены предложенного опытным специалистом метода лечения.

Конечно, главврачу не нужен конфликт, да еще когда с протестом выступает целая группа докторов. И понять его можно, особенно когда он пытается уладить разногласия. Но и хорошего специалиста жалко, когда тот из профессиональной гордости подает заявление об уходе. Целую ночь идут переговоры в надежде сгладить конфликт, возникший на пустом месте. А главный пострадавший, как всегда, больной, в данном случае – я.

Противостояние врача и пациента антигуманно по своей природе. Они изначально находятся в разных весовых категориях. Даже на ринге останавливают бой, как только один из боксеров рухнет на пол. Таким правом обладает рефери. В больнице подобных защитников пострадавших нет. И если антипатия проявляется по отношению к больному в том состоянии, в каком находился в элитной реанимации я, – это вообще не укладывается в голове. Вопреки пословице – это уж не битье, а просто-напросто добивание лежачего. Оправдать его нельзя никакими эмоциями.

Говорят, перед лицом смерти другого человека не только обычные люди, но и закоренелые преступники испытывают сострадание и пытаются скрасить последние дни и часы умирающего. Больные вправе ожидать такого же поведения и от представителя медицины. И если он безразличен даже в экстремальных ситуациях, если чувство жалости полностью атрофировалось, можно смело говорить о полном несоответствии подобного специалиста занимаемой должности.

Негативное отношение лечащего врача ударило по мне рикошетом. Сказались их старые нелады с доктором, который так поддержал меня на самом трудном этапе болезни. Их застарелый конфликт с новой силой разгорелся у моей постели. Он-то и стал причиной развернувшихся баталий. А ведь это прямое нарушение клятвы Гиппократа, которая гласит: «К своим коллегам я буду относиться как к братьям». Но судя по этому и другим эпизодам, священная клятва – не указ для части российских эскулапов.

Неизвестно, как развивалась бы ситуация дальше, если бы все назначения лекарств и процедур не проводились консилиумом в расширенном составе. И лечащему врачу в критический период приходилось лишь выполнять коллективные рекомендации.

В дальнейшем нам удалось установить нормальные отношения, и расстались мы достаточно тепло. Но убежден, что мое выздоровление могло бы произойти гораздо раньше и легче. Ведь большинство элементов предложенной консультантом схемы были использованы в моем лечении, только не комплексно, а фрагментарно, что снизило их эффективность.

От жизни – к смерти и обратно

Возрождение к жизни проходило отнюдь не по классическим образцам, когда больной после кризиса идет семимильными шагами на поправку. Процесс выздоровления был больше похож на борьбу корабля с сильным штормом. Вот волна поднимает вас на вершину – и кажется, что самое трудное позади. И тут же стремительное падение вниз, когда все внутри холодеет и обрывается, в том числе и желание вновь подняться наверх.

Кризис растянулся на долгие восемь дней. В это время консилиумы проводились даже в четыре-пять часов утра. Лица врачей и их силуэты сквозь ускользающее сознание воспринимались как привидения. Жизнь моя трепетала, словно горящая на ветру свеча. Каждый новый день то приносил надежду, то повергал в отчаяние. Врачи не понимали, почему, несмотря на воздействие сильнейших лекарств, организм вдруг переставал сопротивляться и жизнь угасала.

Очень часто в ответ на вопросы родственников о моем самочувствии звучало: «Поищем, есть ли он еще в списке живых». В официальных сводках для контролирующей инстанции с высокой долей вероятности прогнозировались неблагоприятные последствия болезни. Как стало известно позже, дважды убедительно предсказывался летальный исход.

Окруженный с двух сторон капельницами, с помощью которых в меня ежедневно вливали около 3 литров лекарств, с трубкой в горле для искусственного вентилирования легких или, проще говоря, для искусственного дыхания, облепленный датчиками для снятия кардиограммы, я представлял почти недоступный объект для приходящих ко мне специалистов. Кивки головой, обозначавшие «да» или «нет», не давали возможности в полной мере оценить, как я реагирую на то или иное лекарство, как идет процесс выздоровления и идет ли он вообще.

Нередко в эту вторую неделю моего пребывания в реанимации я впадал в бессознательное состояние, и тогда моя жизнь в буквальном смысле оказывалась в руках младшего медицинского персонала. Пытаясь понять, почему же мне посчастливилось попасть в те 17 %, которые выживают после подобных операций, прихожу к выводу, что в значительной степени это заслуга медсестер, нянечек и санитарок. Не умаляя роли квалифицированных врачей и новейших лекарств, хочу воздать им должное. Ведь мы так часто и так несправедливо забываем о них едва ли не на следующий день после выписки.

Сестры милосердия

Нынешние «сестрички» далеко ушли от киношного образа сердобольной, терпеливой, бросающейся на помощь по первому зову раненого или больного. И не мудрено. Работать во имя идеи, когда вся страна борется за выживание, за победу – это одно. Даже и тогда далеко не все проходили тест на порядочность.

Сегодня труд медсестер в отделениях реанимации при нищенской его оплате превратился в настоящий кошмар. Еще и потому, что наряду с действительно тяжелыми больными, поступающими после сложнейших операций, сюда привозят пьяных дебоширов, получивших какую-либо травму. Как непосредственный свидетель разыгрывающихся при этом сцен, не могу осудить ни одну из медсестер за то, что им приходилось приводить в чувство подобных «пациентов» с применением ненормативной лексики и даже с помощью рукоприкладства. Как говорится, долг платежом красен.

Мы справедливо говорим много блестящих слов в адрес врачей, творящих чудеса в операционных, клиниках и больницах. Они совершают уникальные операции для спасения жизни в, казалось бы, безнадежных ситуациях.

Но воздаем ли должное тем, кто выхаживает пациентов после операций? Много ли слышим и произносим благодарных слов в адрес тех, кто выполняет поистине грязную работу по уходу за тяжело больными? Легко ли перестелить постель девяностокилограммовому человеку, если он или она не в состоянии даже перевернуться на бок? А ведь бывают пациенты и потяжелее. Между тем медсестры это делают виртуозно и притом ежедневно, а в случае необходимости – по несколько раз в день.

Да, они не ангелы. Много, слишком много среди них таких, о которых я рассказывал раньше. Но встречаются и подлинные профессионалы, преданные делу, несмотря на низкую зарплату, на трудную, часто неблагодарную работу. Именно им многие больные, в том числе и я, обязаны своим выздоровлением. Если с пациентом случается что-либо серьезное, они немедленно оказывают квалифицированную помощь. За 23 дня, проведенных мною в реанимации, я наблюдал лишь редкие случаи, когда медсестры вызывали врачей на подмогу, да и то в основном для подтверждения правильности своих действий.

Главный мой совет возможным пациентам – устанавливайте контакт с медсестрами. Сестрами милосердия называли их раньше. Вот и пытайтесь достучаться до того доброго, что есть в каждом человеке. Даже беспомощные попытки повернуться самому при смене белья, благодарность, выраженная взглядом или прикосновением к руке медсестры, вызывала ответную реакцию и стремление облегчить страдания больного. А насколько это важно, видно из следующего примера.

Трагедия ни в чем не повинного человека

В стремлении поддержать мои силы лечащий врач начинала рабочий день с организации искусственного питания. Пища вводилась мне через трубку прямо в желудок. Питанием служила жидкая смесь, включающая фрагменты кукурузы, которую полагалось вводить в течение светового дня, поскольку скорость поступления была чрезвычайно мала. То ли из-за присутствия кукурузы, то ли по каким-то другим причинам, но уже через два-три часа после начала процедуры у меня начинался сильный кашель и питание приходилось прекращать.

Нужно ли говорить, как изматывали меня эти приступы, когда даже трубка для дыхания выскакивала из своего гнезда, и сестрам приходилось ставить ее на место. Как только кашель проходил, питание вновь возобновлялось – до тех пор, пока... лечащий врач находилась в отделении.

Но стоило ей надолго исчезнуть, и по моей просьбе питание сразу же отключали. По мнению практически всех наблюдавших меня сестер, польза от него и последующие осложнения были несопоставимы. Ведь они-то, в отличие от врачей, возились со мной круглые сутки. И если кто-то из медсестер в редких случаях все-таки не отключал питание до вечера, бессонная ночь, сопровождаемая мучениями, была гарантирована.