Против «мессеров» и «сейбров» - Сергей Крамаренко

Оглядываясь сейчас на то отдаленное прошлое, я с грустью понимаю, что к боевым действиям мы были подготовлены плохо. Мы не умели самого главного – воевать. Вся наша подготовка заключалась только в умении произвести взлет и посадку и кое-как пилотировать в зоне. У меня не было ни одного учебного воздушного боя и ни одной стрельбы ни по наземным, ни по воздушным целям. Короче говоря, я представлял собой летающую воздушную мишень, и мне предстояло доучиваться уже на фронте. Теперь все зависело от того, куда я попаду и будет ли у меня там время доучиваться.

Надо сказать, что мы были вторым поколением фронтовых военных летчиков – летчиков, выпущенных из летных школ в годы войны. Первое поколение летчиков застало войну, находясь уже в строевых частях. Трудно сказать, какому поколению летчиков выпала доля тяжелее. Мне лично кажется, что второму. Первое поколение было выпущено из летных школ до войны и получило в строевых частях определенный налет. Самое главное, они умели вести воздушные бои, стрелять по воздушным и наземным целям. Правда, летали они на самолетах И-16 и других, более тихоходных по сравнению с немецкими, но зато более маневренных самолетах. Это позволяло им успешно вести бои с «мессершмиттами» и другими немецкими самолетами. Нашему, второму военному поколению пришлось значительно труднее. Имея малый налет и не имея достаточного опыта ни в полетах, ни в ведении боевых действий, молодые ребята были легкой добычей для немецких летчиков. Пройдут месяцы, пока битые, оставшиеся в живых, они научатся вести воздушные бои. Только тогда, на новых прекрасных самолетах, они станут грозной силой и разгромят своих «учителей».

Не прошло и нескольких дней, как нас вызвал командир нашей учебной эскадрильи и объявил, что получено распоряжение отправить нас в 1-ю воздушную армию Западного фронта. Вечером мы уже сидели в вагоне поезда, уносившего нас в Москву. На другой день, уже под вечер, мы вышли из вагона и, сев в трамвай, поехали на Киевский вокзал. Мне показалось, что город малолюден и большинство спешивших прохожих – это или военные, или женщины.

На вокзале мы узнали, что поезд в сторону Малоярославца идет утром. Ребята решили ночевать на вокзале, а я хотел проведать своих родственников, живших у Устьинского моста, и переночевать там. Но доехать до них мне так и не пришлось. Первый же патруль забрал меня, и ночь я провел вместе с какими-то бродягами в комендатуре. На мое счастье, утром пришел следователь – женщина средних лет. Выслушав мои сбивчивые объяснения и проверив красноармейскую книжку, она почему-то поверила мне. Через час я уже был на Киевском вокзале, где получил хороший нагоняй от старшего, а еще через час поезд тащил наш битком набитый вагон на юго-запад.

Выйдя на какой-то станции возле Малоярославца и расспросив у ее коменданта дорогу, мы дошли до штаба 1-й воздушной армии, там уже было несколько прибывших летчиков. На другой день всех нас собрал командующий. Сначала он разговаривал с летчиками, носившими в петлицах кубики. Как оказалось, они были с Р-5 (разведчиков-бипланов). Как я помню, особого восторга он не высказал, сказав что-то вроде: «Что с вами делать? В армии таких самолетов уже нет» и приказав отправить их на переучивание. Нас, сержантов, он принял более радушно, сказав: «Наконец-то прислали летчиков на новые самолеты». Мы получили назначение в 523-й иап 303-й иад. Этот полк стоял на аэродроме Рысня в 15 километрах от железнодорожного узла Сухиничи. Фронт проходил южнее, километрах в тридцати.

Мы приехали в Рысню днем и сразу увидели, как несколько «яков» и один «ЛаГГ» сражаются над аэродромом со звеном Me-109. Бой длился минут десять: «мессера» атаковывали наши самолеты сверху, «яки» оборонялись. Слышались пулеметные очереди. Затем бой окончился: «мессершмитты» улетели, а все наши самолеты сели на аэродром.

Мы доложили командованию о своем прибытии, и с нами стали знакомиться. Полком командовал майор Анатолий Голубов. В весенних боях в районе Вязьмы полк понес большие потери, и сейчас в нем осталось 8 летчиков и несколько самолетов ЛаГГ-3, из которых лишь один был исправен. Понятно, что наш приезд никаким образом не способствовал укреплению полка, скорее наоборот. Нас ведь надо было вводить в строй, то есть давать вывозные тренировочные полеты, а сил для этого не было. Правда, в полку имелся еще связной самолет По-2, поэтому наши полеты на фронте начались на нем.

Нас поселили в деревне. Дома в ней стояли пустые – линия фронта проходила в 30 километрах, и жители были эвакуированы. Техники жили на аэродроме. Утром с рассветом мы вставали и после зарядки шли на завтрак. Некоторые летчики старались пропустить зарядку и приходили уже на завтрак, но мне она была в удовольствие. После завтрака мы шли на занятия, которые продолжались до обеда. Мы изучали силуэты немецких самолетов, их тактико-технические характеристики, тактику боя с немецкими бомбардировщиками. Обязательным было и тщательное изучение района полетов. Раза два в неделю выступал комиссар полка, рассказывал о положении на фронтах, о внешней политике. Нас старались все время занять, чтобы мы не бездельничали. Всю осень мы осваивали полеты по приборам на связном биплане, а на ЛаГГ-3 летали старые летчики полка. Иногда в свободное от боевых заданий время давали тренироваться и нам. За 4 месяца мне удалось сделать 20 полетов по кругу и два полета в зону, а потом я сделал еще и два полета парой.

Один из таких вылетов едва не окончился для меня трагически. Через несколько минут после взлета мотор стал работать с перебоями, и я сразу отстал от ведущего. Я хотел было продолжать полет, но в этот момент заметил, что из выхлопных патрубков повалил густой дым, это заставило меня повернуть домой. Подлетая к аэродрому, я построил обычный круг, на третьем развороте выпустил шасси, но вдруг почувствовал гнетущую тишину – мотор заглох. Видя, что я могу не дотянуть до аэродрома, я сразу с третьего разворота развернулся, направив нос на посадочное «Т». Увидев, что попадаю на аэродром, я выпустил посадочные щитки и, приземлившись почти у «Т», нормально закончил пробег. Срулить с полосы я уже не мог, и самолет на руках оттащили в укрытие. Товарищи потом рассказали мне, что мой заходящий на посадку самолет оставлял сильный дымовой след, и все, затаив дыхание, ожидали взрыва и слушали, как командир передает мне по радио приказ прыгать.

После осмотра оказалось, что в моторе лопнули два цилиндра, из-за этого масло выбрасывалось и горело в глушителях. Когда оно кончилось, мотор заклинило. Мне просто дико повезло: перед аэродромом был овраг, и отрежь мотор на десяток секунд раньше, это не сулило мне ничего хорошего. Повезло мне, видимо, еще и с тем, что радио у нас работало так плохо, что мы им почти не пользовались, и я не слышал подаваемой мне команды прыгать.