Против «мессеров» и «сейбров» - Сергей Крамаренко

Наконец этот курс заканчивается. 1 мая 1941 года мы принимаем присягу. Следует торжественное построение, зачтение текста, повторение слов клятвы – и теперь мы полноправные воины. Всех нас, 240 человек москвичей, направляют во 2-ю эскадрилью, расположенную на аэродроме у станции Поворино. Мы переезжаем и размещаемся в длинном бараке. Нам предстоит освоить два типа самолета и сначала – учебно-тренировочный моноплан УТ-2 конструкции Яковлева. Это как бы переходный тип от двукрылого По-2 к истребителю И-16.

После небольшого теоретического курса начались тренировочные полеты. Самолет УТ-2 был моноплан, то есть имел не два, а только одно крыло. Поэтому на нем было труднее выдерживать прямолинейный полет. Даже небольшой крен, который мы сначала просто не замечали, приводил к постепенному развороту самолета и отклонению его от заданного курса. Но после нескольких замечаний мы научились выдерживать прямую, и обучение полетам продолжалось. В целом мы освоили его гораздо быстрее, чем У-2 в аэроклубах.

На Западе полыхала война, немцы захватили Югославию. Об этом мы узнавали по радио и из газет, но наши дни были так заняты учебой, полетами, что нам казалось, что это происходит далеко-далеко, как бы в другом мире. Надо сказать, что мы все знали и чувствовали, что война неизбежна, хотя нас убеждали в противном: Гитлер захватывал все новые и новые государства. Несколько успокоил нас пакт 39-го года, но после разгрома Франции стало ясно, что надежды на мирную жизнь улетучились. Такими нас и застало начало войны.

Война

Наступило воскресенье 22 июня 1941 года. В этот день намечался выезд на речку. Но этому не суждено было случиться. После завтрака пошли тревожные разговоры. Все разъяснило радио: «Война!» После сообщения Молотова курсанты были собраны на митинг. На нем выступали инструктора и комиссар училища. Общий смысл речей сводился к тому, что враг будет быстро разбит. В наших головах не укладывалось, что такая небольшая по размерам страна напала на нашу огромную Родину. Мы считали, что рабочие Германии нам помогут, подняв восстание, и не сомневались, что скоро противник будет разбит. Но в ежедневных сводках стали упоминаться наши города...

С началом войны в училище, поставив по периметру аэродрома пулеметы на треногах, ввели дежурство на этих зенитных огневых точках – курсанты по очереди дежурили в течение всего светового дня. Нам объявили, что программа обучения резко сокращается. Наше обучение на УТ-2 быстро закончилось, и уже через месяц нас перевели в другой отряд, и мы стали осваивать полеты на истребителе И-16. Истребитель И-16 конструкции Поликарпова был лучшим и самым массовым истребителем довоенного времени. Он прославился во время боев в Испании и на Халхин-Голе. Этот самолет обладал замечательной маневренностью. Вращался он, как говорили летчики, «вокруг своего хвоста», но уступал немецким истребителям в скорости и вооружении. Скорость И-16 была немногим более 400 км/ч, что резко ослабляло его боевые возможности. Вооружение же его составляли четыре скорострельных пулемета ШКАС.

Сначала начались вывозные полеты на учебном самолете УТИ-4. Это тот же истребитель И-16, но за кабиной летчика конструктор ухитрился втиснуть еще одну кабину – для инструктора. Получилась она почти у самого хвоста, и видно из нее было совсем немного. Для того чтобы «вывозить» на этом самолете неопытных летчиков (какими мы тогда были), нужно было большое искусство.

В нашей интернациональной по составу группе было 7 человек: русские Костя Колышкин и Борис Якушев, казах Бекетов, я – украинец и еще трое других ребят. Все мы очень дружили и помогали друг другу. Инструктором у нас был Бернов – замечательный летчик и еще лучший инструктор. В результате наша группа быстрее других продвигалась вперед. Дела у меня пошли неплохо, в воздухе я действовал уже уверенно, но вот взлет у меня не получался: самолет все время тянуло в какую-то сторону.

Дело в том, что самолет был очень короткий и имел мощный мотор, поэтому центробежные силы от винта во время увеличения оборотов при разбеге разворачивали самолет, и нужно было отклонением руля препятствовать этому. В то же время из-за небольшой длины фюзеляжа приходилось делать большие движения педалями, от которых приводился в движение руль поворота, и легко было ошибиться, «перемахнуть» или «недомахнуть», – а на такое самолет реагировал моментально. Видя, что взлет у меня не получается, Бернов перестал вывозить меня и отправил отрабатывать рулежку.

Мне выделили рулежный самолет. Он представлял собой старый списанный истребитель со снятой обшивкой крыла, для того чтобы самолет не мог взлететь. Шасси этого самолета было укреплено расчалками, которые страховали его от поломки при резких разворотах.

Вот первая рулежка. Самолет разбегается, я пытаюсь выдерживать направление, но вот нос самолета начинает уходить вправо. Даю левую ногу, пытаюсь остановить разворот, самолет останавливает разворот – и вдруг начинает резко разворачиваться влево! Даю правую ногу. Напрасно, самолет продолжает все убыстряющийся разворот влево. Убираю обороты двигателя, так как боюсь, что сложится шасси. Но нет, шасси выдерживает, а самолет, развернувшись почти на 180 градусов, останавливается. Полнейшая неудача... Я рулю обратно, на место начала разбега. Вторая рулежка, разворот. Третья, четвертая – то же. Время, отведенное на рулежку, окончилось, а успеха никакого. Как будто я и не летал раньше!

После конца полетов я докладываю все инструктору. Выслушав мой печальный рассказ, он успокаивает:

– Завтра еще раз попробуешь, только не жди, пока самолет совсем прекратит разворачиваться. Тогда поздно, он начнет крутиться в обратную сторону. Видишь, только начинает останавливаться – так сразу убирай ногу. Кончает разворот – уже давай обратно ногу по развороту, а потом прибери.

Ночью мне снится один и тот же сон: я ношусь по аэродрому на самолете и никак не могу его остановить!

На другой день я тщательно слежу за поведением самолета, при малейшем отклонении носа даю обратную ногу, потом немного прибираю, а к концу разворота даю немного ногу по развороту. Одна удачная пробежка, вторая. Чувствую – «поймал», понял, что нужно делать. Докладываю инструктору. Он приходит, смотрит на мои рулежки и говорит:

– Хорошо, завтра продолжим вывозные полеты.

И сколько бы я потом ни взлетал, ни садился, самолет вел себя уже послушно.

Полеты шли почти каждый день. Мы начинаем вылетать на боевых самолетах И-16. Первый вылет прошел успешно. Затем второй, третий. Начинается осень. Немцы рвутся к Москве. Мы с тревогой переставляем флажки на карте и с нетерпением ждем выпуска из школы и направления на фронт, в боевые части. Между тем авиационные части на фронте несут потери. В школе отбирают все излишние самолеты, неисправные ремонтируют. Из инструкторов и окончивших обучение курсантов формируют боевые части и отправляют на фронт. Улетает и наш инструктор Бернов. Мы так надеялись услышать о его подвигах, но только через несколько лет узнали, что уже вскоре после прибытия в боевую часть он не вернулся с боевого задания...