Золотые субмарины Испанской республики - Владимир Виленович Шигин

являлся, по шутливому заявлению Вальдеса, плавучим гробом. Но я прибыл в Испанию для борьбы с фашизмом и должен привести корабль в Картахену. Значит, надо идти на Гибралтар. Я сообщаю об этом команде.

– Мы с тобой, командир! – раздались голоса. Я почувствовал, что моя убежденность и уверенность переломили неустойчивое состояние членов экипажа.

До Гибралтара оставался суточный переход. По Полярной звезде мы определили ошибку показаний гирокомпаса, что позволило нам идти правильным курсом. На следующее утро сияло ослепительное африканское солнце. Вдруг замечаю на горизонте две приближающиеся точки – самолеты! Срочное погружение. Час под водой – всплываем. Теперь вдалеке видны тонкие верхушки мачт фашистских кораблей. Уходим под воду надолго. Всплываем. Ночь. Блеск Полярной звезды выручает нас в пути. Недалеко от траверза маяка Эспартель видим, что с африканского берега в нашу сторону мчится корабль с включенными огнями.

Надо менять так отлично определенный курс. Едва пытаемся вернуться на заданное направление, появляются торпедные катера. Опять ныряем в океанскую глубь, это мы уже научились делать быстро и организованно. На этот раз на нас посыпались глубинные бомбы. Взрывы раздаются недалеко за кормой, в лодке стоит грохот. Корпус корабля как бы вздыхал при каждом взрыве.

У подводника по сравнению с другими моряками существует как бы глубинное чувство опасности. Оно вырабатывается, видимо, из-за постоянного нахождения в ограниченном стальном объеме корпуса. Это чувство выручало меня сейчас, когда мы на едва двигавшейся лодке шли на 60-метровой глубине в водах Гибралтара.

Перед выходом в море я внимательно изучал лоцию и навигационные карты. Знал конфигурацию береговой линии, глубину и данные о дне в районе Гибралтарского пролива. Были особенности в том, что глубины составляли в основном 300–600 м, а при входе и в средней части пролива в районе банки Ридж значительно меньше, то есть около 60 м. Таким образом, резкое уменьшение глубины говорило о наличии там большого возвышения грунта или подводного хребта. Морякам хорошо известно, что в таких местах, как и в атмосфере, существуют постоянные подводные течения. Тогда перед входом в Гибралтар мы наблюдали, что течение в верхней части пролива шло в Средиземное море из Атлантики, а под водой наоборот, из Средиземного моря в Атлантический океан. В это течение мы и попали. В создавшемся водовороте подводная лодка стала неуправляема и превратилась просто в плавающую емкость. Ежеминутно нам угрожала гибель, и уже не от фашистских кораблей, а от подводной стихии. Только резкое увеличение скорости хода до полной позволило вернуть кораблю управляемость. На это ушло 10–15 минут. А теперь необходимо было думать и о сохранении энергии аккумуляторной батареи. Для этого требовалось снизить скорость, чтобы подольше находиться под водой.

Идем малой скоростью 3 узла. Движемся, как в черном ящике. Всплывать нельзя. Даже глубину определить не можем: наш самодельный глубиномер вышел из строя. Что делать? Опасность становилась все более реальной. Главное достоинство подводной лодки – скрытность – теперь как бы оборачивалось против нас самих: мы не знали, куда мы движемся и глубину места в проливе. Пробуем еще, и еще раз исправить эхолот. Спасение только в нем. Механик и электрик только к полуночи, на десятой попытке пуска эхолота заметили, что он стал фиксировать какую-то глубину. Оказалось, все правильно, и мы, как бы ощупывая дно, стали медленно пробираться по горлу пролива. Показания эхолота заменяли мне неработающий компас. Глубина под килем 35 м. Отворачиваем на 15 градусов вправо – она растет, потом начинает уменьшаться. Изменяем курс влево – глубина сначала растет, затем снова уменьшается. Зная глубину и русло пролива, представляется возможность идти там, где находится ориентировочно середина Гибралтара. Идем в подводном положении. Всю ночь на 23 июля 1938 г. я внимательно следил за показаниями эхолота и маневрировал кораблем под водой на глубине примерно 60 м.

Для подводных лодок того времени длительность нахождения под водой зависела от емкости аккумуляторной батареи и состояния личного состава. Я установил режим экономии электроэнергии. Выключили лишнее освещение и приборы. Всем не занятым делом приказал отдыхать и меньше двигаться. Все же дышать становилось все труднее. Штурман Мигель сообщает мне "ватным" голосом, что глубины пошли на уменьшение, причем закономерность довольно плавная. Очевидно, идем к африканскому берегу. Опять поворот в сторону больших глубин. Ночь на исходе. Воздуха в отсеках становится все меньше. Все сильнее ощущается духота и мягкость в суставах, замедленность движений. Все предельно устали, мы не спали уже много времени. Подводная лодка ползет над грунтом, как черепаха. Скорость очень маленькая, зато это обеспечивает нам хорошую скрытность от гидроакустики противника. Но сколько еще можно двигаться в подводном положении? Дышать все труднее и труднее. Неожиданный звонкий скрежет сотрясает корпус лодки и эхом отдается по всем отсекам. Однако ощутимых повреждений не обнаружено, и мы идем дальше.

Ко мне подходит дон Селестино.

– Сеньор команданте, нам давно пора всплывать. Некоторые матросы плохо себя чувствуют… Температура в отсеках большая. Нужен воздух, свежий воздух.

Но я приказываю держаться. Надо дойти до меридиана Малаги. Снова наступает вечер. В отсеках царит полная тишина. Сознание и слух не воспринимают никаких звуков. Все в каком-то глухом тумане и ужасной духоте. Бесшумно, его шагов не слышно, подходит Вальдес. Вижу его рот, шевелящиеся губы и интуитивно ощущаю смысл: надо всплывать. Думаю, раз Вальдес не выдержал, значит действительно плохо. Даю команду на всплытие.

И, наконец, над нами чистое и звездное небо. Свежий морской воздух врывается в отсеки и оживляет экипаж. Дышать хочется всеми легкими, глубоко и часто. Кругом тихо, волн нет. Но наши злоключения еще не завершились. После того как определили курс по звездам, нас атакуют два вражеских корабля. Погрузились и продолжили движение на Картахену. По расчетам, должны быть там утром. Шлем в эфир сообщение командованию о проходе Гибралтара. Сразу же получаем радиограмму открытым текстом: "Подождите ответа до четырех часов утра, укажите местонахождение. Крейсер "Либертад". Повторяется несколько раз. Крейсер, действительно, республиканский, но его требования настораживают. Зачем ждать до утра? Иду к радисту выяснить почерк и особенности радиста с "Либертада". Он считает, что это работа фашистского крейсера "Альмиранте Сервера". У них с "Либертадом" одинаковые радиостанции. Значит, хорошо, что мы не отозвались на эту радиограмму.

И вот, наконец, Картахена. Все мы безмерно рады. Рады тому, что остались живы, рады победе над тщетными фашистскими усилиями нас уничтожить, рады победе над всеми трудностями перехода.

Перевод двух подводных лодок из Франции в Испанию, кроме усиления республиканского флота, имел большой моральный и психологический эффект. Наше благополучное прибытие воодушевило морские круги республиканского руководства и экипажи кораблей. Мы же, советские