BASE 66 - Йефто Дедьер

Однажды вечером, когда я в очередной раз после долгого рабочего дня на складе зашёл к нему, он приветствовал меня банкой холодного «Циндао» и словами: «Входи, я тебе кое-что покажу». Одна из стен в его квартире была сплошь заполнена открытками, фотографиями, маленькими сувенирами и эмблемами. Он указал на открытку с небоскребом, который мне показался знакомым, и спросил: «Ну, что ты думаешь?» Я ответил, что здание внушительное и почти что красивое, а вообще — небоскреб как небоскреб. Он перевернул открытку и показал, что там написано: «Hauteur, 210 m» (Высота 210 метров). Тут меня осенило: он предлагает прыгнуть оттуда!

Башня Монпарнас была в 15 минутах ходьбы от квартиры Скотта. Каждый, кто был в Париже, видел эту башню, которая вместе с башней Эйфеля возвышается над парижским горизонтом. И Скотт обдумывал прыжок с этого здания! Я легко мог снова отказаться, как в случае с Тролльвеггеном. Я просто не чувствовал себя внутренне готовым к такому опасному прыжку, который мог стать для меня последним. Это казалось немного чересчур. Но прыжок Скотта надо было организовать и спланировать, и здесь я был рад помочь, чем смогу.

Примерно тогда, когда Скотт начал готовиться к этому приключению, я наконец сменил работу. Три месяца, которые мне надо было отработать в «Инструмента Гамбро», к моему огромному облегчению, прошли. Работа была выматывающей и скучной, а добираться до неё долго. Если в ней и было что-то полезное, так это то, что я теперь точно знал, как трудна жизнь складского рабочего. В последний день мои товарищи по работе устроили маленькую прощальную вечеринку. Мы стали хорошими друзьями, и они хотели сказать «до свидания» на свой лад. Они выставили пиво и вручили мне какой-то подарок. Открыв пакет в автобусе на пути в Париж, я немного удивился; в оберточную бумагу был тщательно завёрнут мужской журнал, обложку которого я счёл очень вульгарной. К подарку была приложена бумажка со словами: «Только так ты не забудешь французскую культуру». Бумажка была подписана всеми работниками склада.

Теперь пора было устраиваться в фирму «Фаси», откуда я получил второй положительный ответ, когда искал работу. Мой первый день в этой фирме оказался многообещающим. Я был принят в помощники к симпатичной молодой подвижной женщине по имени Ильфа Бертельсон, отвечавшей за финансы «Фаси». Ильфа была шведкой и жила во Франции уже десять лет. Она была больше похожа на француженку, чем на шведку: много жестикулировала, часто повышала голос, была очень проста в общении, а на работу приходила поздно. Моя работа была в том, чтобы обеспечивать её статистикой продаж, диаграммами и разными другими бумагами с информацией, нужной ей для работы. Сотрудники приняли меня хорошо, и я сразу почувствовал себя своим. Штаб-квартира «Фаси» находилась в Коломбэ, северо-западном пригороде Парижа. На дорогу туда у меня уходило чуть больше часа, что тоже было лучше, чем раньше, так как на склад «Гамбро» я добирался полтора часа. Однако появлялись трудности с жильём, поскольку «Гамбро» предоставляла мне мою каморку и теперь я должен был её освободить.

И вот однажды рано утром моё жилище устроило мне прощальный сюрприз. Меня разбудил какой-то громкий звук, сопровождаемый плеском льющейся воды. Я выпрыгнул из кровати и проверил «ванную». Водяная труба развалилась надвое, видимо, от старости, и вода мощным потоком лилась на пол. Я напрасно пытался заткнуть трубу полотенцами и тряпками. После нескольких минут этого занятия раздался стук в дверь: соседи. Вода уже капала с потолка их спальни, и они пришли поинтересоваться, какого чёрта тут делается. Я побежал за помощью вниз к домовладелице, с которой не разговаривал с тех пор, как здесь поселился. Она посмотрела на меня с таким же презрением, как и в день приезда, и выразила сомнение, в своём ли я уме, что разбудил ее воскресным утром в шесть часов. Внезапно появился какой-то верзила и представился её мужем. После долгих просьб он согласился посмотреть на мою аварию. Разумеется, и кровать и шкаф к этому времени плавали в воде. Он каким-то образом остановил течь и отправился досыпать.

Я не чувствовал за собой никакой вины, тем более что всё равно уже собирал пожитки. Беспокоило то, где я теперь буду жить. Скотт не возражал приютить меня на некоторое время, но рано или поздно я должен буду найти собственную крышу над головой. Однако тут мне повезло. У друга Скотта была комната, которую он мог бы сдавать, в Пятнадцатом районе на Рю Периньон, 15. Я посмотрел на карту Парижа и, к своему удивлению, обнаружил, что эта улица только в нескольких кварталах от квартиры Скотта. Я выбежал на улицу, поймал такси, встретился с владельцем и, договорившись об арендной плате, уже к ночи получил ключи от квартиры.

В первую ночь мне казалось, что я остановился в роскошной гостинице. Комната оказалась не намного больше, чем моя предыдущая, но неизмеримо лучше. Мебель была чистой, без царапинки, а на середине комнаты красовалась ванна. Я никогда не видел ничего подобного и решил, что тот, кто её там установил, был в стельку пьян. Но теперь я мог мыться, когда хочу, и не ходить для этого четыре раза в неделю на вокзал. Комната была на втором этаже, из окна открывался вид на некое заведение, занимающееся химчисткой одежды. Более важным было то, что совсем рядом с этим окном проходила водосточная труба. Это могло бы пригодиться, если бы я захлопнул дверь, забыв ключи, и я решил всегда оставлять окно приоткрытым. Я имел некоторый опыт лазания по водосточным трубам, и получалось у меня это весьма неплохо. Арендная плата в 700 франков в месяц была невелика по сравнению со средней по Парижу, которая составляла приблизительно 1100 франков для комнаты без душа.

Скотт и я начали ужинать вместе, так как теперь жили почти рядом. Я скоро обнаружил, что Скотт готовил с такой же яркой фантазией, с какой делал коллажи. Мы ели треску с виноградом и соусом из пива, говядину с грушами и кетчупом или простые блюда, вроде спагетти с сыром камамбер. Если у нас были гости, я иногда даже старался сдерживать его творческие порывы.

По утрам я уезжал на работу, а Скотт шел к башне Монпарнас. Он заметил нескольких охранников, патрулирующих её, и хотел узнать их число и распорядок работы, прежде чем идти туда прыгать. После недельной разведки нужные сведения были собраны. Теперь ему было известно, сколько там охранников и когда и где они патрулируют здание. После некоторого размышления он решил прыгнуть с восточной стороны площадки на 56-м этаже, прямо перед многочисленными туристами, которые приезжают туда на лифте, чтобы полюбоваться красивым видом.

Я сидел за столом на работе, изучая статистику продаж пишущих машинок, когда зазвонил телефон. Это было похоже на обычный звонок внутри фирмы. Я снял трубку и сказал: «Да, алло». Я только закончил говорить «алло», когда голос в трубке перебил:

— Я сделал это. Я прыгнул, сукин сын!

— А?

— Йефто, это точно ты? Разве ты не понимаешь? Я сделал это час назад! Теперь у меня есть B!

Буква В (Building, здание) аббревиатуры BASE. Скотт сделал это. Он прыгнул с 700-футового небоскрёба.

Я повесил трубку, отложил бумаги в сторону и пошел к кофе-машине на втором этаже. Я хотел побыть один, чтобы отпраздновать победу этого парня. Сидя с чашкой кофе на характерном французском табурете из оранжевой пластмассы, я размышлял о достижении Скотта. Он по собственной доброй воле прыгнул со здания в центре Парижа. Его никто не заставлял, никто не сталкивал вниз с площадки, и он не собирался покончить с собой. Нет, он прыгнул ради удовольствия. И по его голосу казалось, что удовольствие это было самым большим, которое он когда-либо испытывал. Естественно, я был рад за него, счастлив, что он выжил, но и немного разочарован тем, что не мог видеть его прыжок.

После работы я пошел прямо в квартиру Скотта и нашел его сидящим на кровати с банджо. На столе у кровати стоял большой графин, наполовину полный виски. Мы обнялись, и я поздравил его. Удобно устроившись на кровати со стаканом виски, я стал слушать рассказ Скотта о прыжке. Охранники не представляли трудностей. Они придерживались установленного распорядка, который Скотт уже тщательно изучил. Однако сам прыжок чуть не закончился катастрофой. Парашют не открывался до 265 футов, и он приземлился только через 15 секунд после этого.

Едва отделившись от площадки, Скотт понял, что всё идёт не так. Его чуть не перевернуло на спину, как в первых двух прыжках с Тролльвеггена. Он падал головой вперед-вниз, и секунды летели слишком быстро. Купол не хотел выходить из ранца, и пришлось помогать ему, встряхивая плечами. Когда он наконец с ударом раскрылся, падать оставалось секунды три. Мой друг испытал непередаваемое ощущение, что чудом спасся от верной смерти.

Скотт не последовал совету Карла Бениша насчёт позы при отделении. Вместо того, чтобы прыгать с высоко поднятой головой и грудью вперёд, он снова прыгнул, как с самолёта, головой вперед. Поняв, что его сейчас опять перевернёт на спину, Скотт немедленно бросил вытяжной парашют. Вытяжной парашют — маленький круглый купол 12 дюймов в диаметре, который извлекает основной купол из ранца. На тогдашних парашютных системах он располагался в маленьком кармане на ножном обхвате ранца. Его нужно захватить рукой и выбросить в воздушный поток, чтобы раскрыть основной парашют. В свободном падении из самолета парашютист бросает вытяжной парашют, падая на скоростях в районе 120 миль в час. На такой высокой скорости сила, с которой воздушный поток действует на вытяжной парашют, велика, и купол открывается очень быстро. А Скотт только начал набирать скорость падения, когда бросил вытяжной парашют, и он болтался у него за спиной, как бесполезная тряпка. Это продолжалось секунды четыре, после чего воздушный поток наконец наполнил вытяжной парашют и раскрыл основной купол. Карл рекомендовал Скотту перед броском вытяжного парашюта падать хотя бы три секунды, иначе вытяжной парашют может попасть в образующуюся сверху турбулентность. Несмотря на некоторую неудачу, Скотт сидел на кровати живой и невероятно счастливый. Когда я спросил, что он чувствовал, прыгая со здания, он ответил: