Страсти по Ницше - Эдуард Немировский

волны океана заполнили всё пространство. Редкие голоса людей, ещё оставшихся на берегу, напоминали об этой тёплой жизни. И о том, что скоро наступит человеческий сон. Марку вдруг стало холодно от этой жуткой философии. И он захотел скорей домой, где, правда, уже было пусто, но все-таки ещё оставался запах его детей и жены.

Ему не хватало сил повернуться к этим истинам лицом; он стоял на распутье.

Позади — долгая глупая жизнь, впереди — холод, неизвестность, но ведь он сам хотел этих истин. Однако теперь он хотел только тепла, хотел спрятаться, как в детстве, под одеяло матери, прижаться к ней и сжать всю Вселенную в это маленькое пространство.

Марк все-таки собрался с духом, нашел в себе силы, где-то таившиеся всю его долгую жизнь. Он подавил этот тошнотворный приступ малодушия: то ли эти приступы уже наскучили ему по причине их бессмысленности, то ли он вспомнил слова Фридриха Ницше — «плохо все то, что от слабости».

Марк обернулся к Ницше всем корпусом и спросил: «Господин профессор, можно я буду так вас теперь называть?»

Ницше небрежно кивнул головой в знак согласия. (Он явно не любил академиков и их привычки.)

— Господин профессор, — повторил Марк уже не извиняющимся тоном, — мой статус и эрудиция не позволяют быть достойным оппонентом. Но я всё-таки позволю себе кое в чём с вами не согласиться. Вернее сказать, во всём не согласиться.

У Марка откуда-то появился даже лекторский тон и уверенность в своём мнении, чему он сам удивился.

Впрочем, надо вспомнить, что вся его прежняя жизнь проходила среди постоянных собраний, митингов идеологов коммунизма. Среди материалистов, понимающих историю цивилизации, исключительно как подготовительный этап к коммунистическому обществу.

— Я материалист, — продолжал Марк, — это и есть мое пространство. Исторический материализм вскормил меня своей «красной грудью».

Я, например, с трудом могу понять существование Иисуса. Да и ваше присутствие здесь для меня пока остается абсурдом. Но зато я хорошо понимаю нечто более важное.

— Что именно? — с неподдельным интересом спросил Ницше.

— А, например, ваши последние слова, то, чем вы сейчас закончили свою лекцию. Ведь в них скрыт весь смысл и причина вашего раздражения по поводу христианской морали. Здесь скрыт смысл и причина того, о чём вы тоскуете, профессор, о чём тоскует вся ваша философия: «Фаталисты, по ту сторону севера, льда, смерти — ваша жизнь, ваше счастье» — так ведь?

Да, господин Ницше, вы тоскуете по духовной оригинальности вашего северного народа, по их интеллектуальным истокам и ценностям. «Умереть с мечом в руке» — ведь в этом был, кажется, смысл их жизни? Религия викингов! Да!.. Прекрасная!.. Восхитительная!.. Согласен!.. Ну а если в их руках теперь оказался бы не простой, а ядерный меч?

— А вы предпочитаете медленную смерть, то есть христианство? — сухо спросил Ницше.

— Для меня христианство, — продолжал Марк, — есть всего лишь укачивание в люльке дитя человеческого, чтобы не плакало и не исцарапало глаза — ни себе, ни другим. Я предпочитаю, скорее, черный микроскоп.

Ницше удивленно посмотрел на него.

— Биологический, — добавил Марк улыбаясь.

Профессор не понял его юмора и не улыбнулся.

— Что же вы там видите? — спросил он.

— О! — сказал Марк, продолжая иронически, — целый микромир всех ваших философских истин, общественных формаций и религиозных направлений. Этот мир микробов так и называется: «Борьба за существование». Он, как материалистическая формула, сводит все идеи и проблемы к одному универсальному решению.

Ницше молчал, о чем-то думал.

— А я предупреждал, что я материалист, — улыбаясь, сказал Марк, — который ещё и неважно учился в университете; например, по историческому материализму у меня всегда были низкие оценки.

— Это не делает вам чести, — сказал Ницше. — Иначе бы вы разглядели в ваш черный микроскоп, что там нет ответа на ваш главный вопрос.

— Какой же вопрос?

— Почему вы являетесь не хозяином своей жизни, а являетесь ее жертвой.

— А у вас есть ответ?

— Вы, кажется, хотели высказать свою точку зрения, так продолжайте, я вас слушаю.

— В вашей философии, — продолжал вдохновлённый Марк, — много парадоксов. Вот, например, вы обвиняете иудеев в создании христианства. А христиане обвиняют их же — в преследовании христианства. Хотя, впрочем, я понимаю, — задумался Марк, — запутали-то этот клубок демагогии не вы, а та самая толпа.

Ницше молчал, он умел слушать, он выжидал. Марк продолжал:

— В руках сильных ваша философия может стать самым страшным оружием, которое я знал когда-либо. Ведь вы философ-поэт. А если вас поймут прямолинейно? Это уже случилось однажды с вашими соотечественниками — идеологи нацизма именно так вас и поняли.

А впрочем, — опять задумался Марк, — толпа есть толпа! Иисус просил их о любви, а они залили кровью весь мир. И лгут, и лгут. Тыкаются везде, как слепые щенята, а я вместе с ними. Да! Мы слепые!

Но ведь есть и счастье творчества, и счастье любви, и покой. Я ведь всё это испытал однажды. Куда оно девалось? Где я потерял всё это?

Я знаю где — в толпе!

«Пауки моралей» сплели везде свои паутины, и я вот вместе с этим «роем базарных мух» барахтаюсь в них.

— А вы уже свободны, — вдруг сказал Ницше, улыбаясь.

— Как свободен? — удивился Марк.

— Вы, кажется, собирались высказать противоположную моей вашу точку зрения, и сами только что прекрасно доказали истину. И позвольте заметить — более успешно, чем я пытался это сделать. Вы свободны, идите за своей судьбой.

— Но позвольте! — воскликнул взволнованно Марк, он подумал, что профессор собирается уходить. — А ваше присутствие здесь? Оно ведь для меня тоже пока еще остается полным абсурдом. Ведь даже вы, господин профессор, отрицаете личное бессмертие. А факт налицо — вы существуете!

— Факт? — улыбнулся Ницше. — А он только для вас и существует, этот факт. Иногда разумнее факты просто лицезреть, чем объяснять…

Бессмертие? — задумался он опять. — А это — ничто. Ваша жизнь там, где живёт ваша страсть!

Марк безнадежно молчал…

«Врата мгновения»

— О чём вы думаете? — спросил Ницше. Но Марк не ответил, он пристально всматривался в какую-то точку. Она постоянно росла, превращаясь в большую черную дыру, вокруг которой бушевал океан, заливая всё оставшееся пространство, весь темнеющий, мрачный небосклон. «Вот они, врата! — думал Марк. — Название написано вверху: “Мгновенье”, здесь сталкиваются два пути — прошлое и будущее».

И он услышал голос Ницше:

— Войдите в эти врата, друг мой, и вопрос всего и вся: «хочешь ли ты этого снова и снова, бессчётное число раз» ляжет тяжелейшим грузом на все ваши действия. Если вы скажете «да» радости, тогда вы также скажете «да» и