Страсти по Ницше - Эдуард Немировский

Взгляд его был всё время направлен куда-то внутрь себя, возможно, он был близорук, но очков не носил. Больше всего поражали его глаза: глубоко сидящие, сверкающие страстью познания — и скорее внутреннего, чем внешнего мира — того мира, где, вероятно, он и видел те пространства, о которых говорил, и о которых Марк никогда даже не помышлял.

Фрак его был чёрного цвета, тоже из дорогого материала. Плащ он аккуратно перебросил через левую руку, а в правой держал красивую трость старинной работы. На головке трости были выгравированы силуэты змеи и орла. Видимо, эти символы выражали суть его философии.

Марк физически ощущал движения его тучного тела, его дыхание, у него не было теперь и сомнений, что Ницше существует реально; он был счастлив — «гениальная истина» сидела рядом с ним, и ею можно было любоваться. Ницше начал читать «О целомудрии», и Марк опять заслушался:

— Я люблю лес. В городах трудно жить, там слишком много похотливых людей.

Поистине, есть целомудренные до глубины души: они более кротки сердцем, они смеются охотнее и больше, чем вы.

Они смеются также и над целомудрием и спрашивают: «Что такое целомудрие»?

Целомудрие — не есть ли безумие? Но это безумие пришло к нам, а не мы к нему.

Мы предложили этому гостю приют и сердце: теперь он живёт у нас, — пусть остаётся, сколько хочет!

— Как вы это сказали, — неожиданно переспросил его Марк, и сам же быстро процитировал: «Однажды Иисус из Галилеи предложил универсальное пространство, где существует лишь одно целомудрие». В христианские сказки я никогда не верил, но вы, господин Ницше, хотите того или нет, открываете для меня его истинную суть. Так что у меня нет и сомнения: вы действительно существуете! — Марк улыбался, он был теперь вроде бы спокоен.

— Я-то существую. Существовал и Иисус. А вот христианство — нет!

— Что вы имеете в виду? — удивился Марк.

Ницше посмотрел вверх. Огромное, медленно плывущее облако было кровавого цвета — видимо, от лучей солнца, проникающих в него снизу; они выплывали откуда-то из-за горизонта, с запада, где солнце только что растворялось в океане. Потом он посмотрел слегка высокомерно на Марка и сказал:

— То, что я вам сейчас скажу, мой друг, очень важно! — Ницше был серьёзен, и Марк весь напрягся.

— Земля наша болеет! И болезнь её называется «человек». Человек, как дитя, укутанный в христианство. В этом-то и состоит вся «непонятность», бессмысленность вашего бытия; это и есть причина вашего вечного поражения в борьбе с жизнью, со временем.

И именно поэтому я отношусь к своему сочинению: «Проклятие христианству» как к главному моему труду. Конечно, отвергая христианство, я утверждаю свои измерения пространства, собственные ценности:

— В сущности, был только один христианин, и он умер на кресте. Иисус ничего не желал в своей смерти, кроме одного: открыто дать доказательство своего учения.

Но его ученики были далеки от того, чтобы простить эту смерть, что было бы в высшей степени по-евангельски. Напротив, ими овладело чувство мести. Всплыли на поверхность понятия: «возмездие», «наказание», «суд». На передний план выступило ожидание мессии: Царство Божие наступит, чтобы судить его врагов. Но этим всё и сделалось непонятным. А впрочем, и понятным: жрец захотел добиться власти, ему нужны были только понятия, учения, символы, которыми тиранизируют массы, образуют стада.

Наша совесть знает теперь, для чего служили эти изобретения жрецов и церкви, при помощи которых человечество достигло того состояния саморастления, вид которого и теперь внушает отвращение.

— Но позвольте! — неожиданно перебил его Марк, — политики всех времён и народов всегда образовывали стада. Любые новые идеи, любая вера или мораль общества — это всё то же стадо, это та самая паутина, в которой я и живу. — Послушайте, — продолжал Марк, — даже сам Иисус говорил рыболовам: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». Сам он образовывал стада, каких не видывал мир и до наших дней. Где же истина?

— Истина? — улыбнулся Ницше. — Истина там, где всё это происходило, а не в том, что об этом писали. Истин так же много, как и тех, кто пишет об этом. Мой вам совет, — вдруг сказал Ницше, — самому побывать там, да и написать что-нибудь подобное, но новое, от вас — от Марка.

Марк посмотрел на Ницше, думая, что тот просто удачно пошутил.

Но философ совсем не улыбался, а напротив, был очень серьёзен. Тогда улыбнулся Марк.

— А вы не смейтесь, — сказал Ницше, — всё это, возможно, и будет. Ну, а если вы уж так хотите знать истину, извольте!

— Но надо быть честным в интеллектуальных вещах до жестокости, чтобы только вынести мою серьёзность, мою страсть.

Нужны новые уши для новой музыки. Новые глаза для самого дальнего. Новая совесть для истин, которые оставались до сих пор немыми.

Так вот моя истина, друг мой: …Слабые и неудачники должны погибнуть.

…Что вреднее всякого порока? — Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым — христианство.

…Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников; оно внесло порчу в самый разум духовно сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как искушения.

…Что есть счастье? — Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.

…Уважение к себе; любовь к себе; безусловная свобода относительно себя.

…Что хорошо? — Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? — всё, что происходит из слабости.

«Новые уши для новой музыки»

Марк слушал его внимательно, понимая каждый оттенок, каждую деталь его жестов, мыслей, чувств; слушал и думал о чём-то своём, а потом сказал:

— Я прошу извинить меня, господин Ницше, может, это и не совсем тактично возражать вам, но какие новые уши для новой музыки нужны, если всё, что вы предлагаете, понимает даже ребёнок, который инстинктивно живёт по этим законам. Что нового и смелого в вашей истине?

В этих ваших словах о «чувстве растущей власти» и заключается история человека, начиная с сотворения мира и кончая последним алкоголиком, которых вы сейчас видите в той беседке… Да, там — на берегу. Смотрите… Ещё минута, и они в кровь разобьют друг другу физиономии, как раз из-за этого счастливого чувства — «растущей власти».

— Но появление моё здесь имеет место только для вас, господин Марк, а не для этих алкоголиков. Вас это не удивляет?

— Что вы имеете в виду?

— А то, что «наступление царства тотальной серости, царства карликов и лилипутов» происходит благодаря таким, как вы, — людям благородным, образованным, высокой