Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

мы должны делать, а от чего — воздерживаться. Разумеется, Просвещение нуждается в апдейте, чтобы выработать иммунитет от доктрин, которые пытаются убедить нас, что в моральных вопросах нет никаких универсально приемлемых, справедливых для всех людей решений, но всегда лишь защита права сильного. Такие доктрины поэтому далее будут в общих чертах и доступно раскритикованы и отвергнуты. Тем самым, эта книга является начальным ходом нового Просвещения, на необходимость которого уже указывали другие[32].

Новое Просвещение стремится к ко-иммунизму, если использовать удачную формулировку Петера Слотердайка (в совершенно другом смысле): речь идет о том, чтобы для каждой эпохи устанавливать содержательно новый ценностный канон свободы, равенства, солидарности и т. д. и оценивать соответствующие опасности, привлекаемые с целью сокрушить разум. Ведь разум должен постоянно бороться с неразумием, чему есть много причин. Наверное, американский философ Стэнли Кавелл был совершенно прав, когда в своей главной работе «Претензия Разума» он предположил: «Нет ничего более человеческого, чем желание отрицать в себе человеческое»[33].

Моя книга предназначена для самого широкого круга людей, возмущенных ощутимым и заметным ныне огрублением общественно-политических дебатов и готовых попробовать применить свой разум для морального суждения. Не со всеми можно поговорить, чтобы убедить их, что обсуждаемые, разделяемые с другими людьми доводы являются моральным фундаментом благополучной совместной жизни. Сила аргументов, к примеру, может сделать против праворадикальных насильственных преступников и подстрекающих их духовных провокаторов, вероятно, так же мало, как и против пресловутых отрицателей климатических изменений или антипрививочников. Однако в обществе, институты которого категорически выступают за познание истины, признание фактов и тот принцип, что каждый человек в моральных вопросах должен относиться ко всем остальным строго одинаково, духовное зло провокаторов разрастается не так легко, как в дебатах, где вместо доводов силу имеют лозунги, а вместо подверженных ошибкам аргументов — обращения к эмоциям. Постфактическая эпоха, которая целенаправленно усиливается социальными медиа, — это почва, на которой расцветают радикализмы, будь то религиозные, политические или же какие-либо еще. Нет смысла разговаривать с проповедником ненависти из ИГИЛ[34] или с леворадикальным сталинистом, чтобы через обмен доводами пытаться определить, кто прав, так как основные правила такого обмена не принимаются идеологией собеседника.

С радикальной нетерпимостью, цель которой заключается в том, чтобы подорвать основания демократического правового государства всеми имеющимися средствами (включая насилие против невиновных), ни в коем случае нельзя мириться. Поэтому эта книга предназначена для тех, кто желает рационально, то есть руководствуясь не только своими личными мнениями, заняться вопросом о том, существуют ли моральные факты и моральный прогресс и как мы можем выстроить ценностный порядок XXI века на основе универсальных ценностей. То, что все большему числу людей это не интересно, — это часть проблемы, в решение которой я хотел бы сделать вклад своими размышлениями из философской перспективы.

Глава 1

Что такое ценности и почему они универсальны

В данной главе речь пойдет об основных этических понятиях нового Просвещения, которые вытекают из нескольких ключевых тезисов. Ключевые тезисы Нового Морального Реализма[35] гласят:

Ключевой тезис 1. Существуют независимые от наших личных и групповых мнений моральные факты. Они существуют объективно.

Ключевой тезис 2. Существующие объективно моральные факты в своей сути познаваемы через нас, то есть они связаны с сознанием. Они касаются людей и представляют собой моральный компас того, что мы должны делать, имеем право делать или должны предотвращать. В своей основе они очевидны и в темные времена скрываются идеологией, пропагандой, манипуляциями и психологическими механизмами.

Ключевой тезис 3. Объективно существующие моральные факты имеют силу во все времена, в которые существовали, существуют и будут существовать люди. Они не зависят от культуры, политического мнения, религии, пола, происхождения, внешнего вида и возраста и потому универсальны. Моральные факты не дискриминируют.

Ключевой тезис 1 я буду называть моральным реализмом. Тезис номер 2 рассматривает нас, людей, как тех свободных живых существ, которым предъявляются моральные требования. Поэтому я называю его гуманизмом. Наконец, номер 3 обычно обозначают как универсализм [36].

В качестве броского слогана этой главы мы можем противопоставить друг другу концепты двух вымышленных государств. Первое я назову ПРН. «П» означает плюрализм, «Р» — релятивизм, а «Н» — нигилизм. Сочетание ценностного плюрализма, релятивизма и нигилизма я считаю злом, так как под ними в целом понимается идея, что моральные кодексы, то есть ценностные системы возникают и поддерживаются просто из-за того, что им следует более или менее произвольная группа людей. Согласно этой модели, ценности — это догматы веры, которые сплачивают группу, и поэтому их значение ограничивается только этой группой.

Примером тому могут служить ценностные представления евангелических, христианско-фундаменталистских общин, которые считают морально неправильными аборт в любой форме, а равно и потребление алкоголя, однополый секс и даже кофе с чаем, так как они якобы неприемлемы в глазах Бога. Многие христианско-фундаменталистские группы, например, Свидетели Иеговы[37], также верят, что существуют лишь некоторые избранные люди, к которым обращается Бог со своими моральными требованиями. Большинство людей в их глазах с самого начала прокляты и либо будут гореть в аду, либо их просто уничтожат.

Менее радикальна (но столь же ложна) идея, что существуют «немецкие» ценности, такие как пунктуальность и точность, которые, например, не действуют в Италии, где не следят за минутной стрелкой на часах и не придают большого значения тому, чтобы осуществлять трудовые процессы с немецкой точностью. Это представление имеет фатальные последствия: когда Италия во время кризиса коронавируса настоятельно нуждалась в логистической и финансовой помощи других европейских стран, чтобы справиться с перегрузкой своей системы здравоохранения из-за случаев тяжелого протекания COVID-19, ее европейские партнеры вначале отказывались предлагать эту помощь. В Германии часто можно было услышать, что проблема Северной Италии — это как раз результат культурного дефицита — «итальянского хаоса», не иначе. Морально неприемлемый, очевидно ложный стереотип. Неверно, что в ходе пандемии коронавируса северно-итальянская система здравоохранения достигла пределов своих возможностей по каким-то культурным причинам. Ужасная трагедия в Северной Италии и других местах — это не выражение местных культурных проблем, так же хорошо ее можно было бы объяснить логикой распространения вируса, которая до сих пор не была известна, так как отсутствовали соответствующие данные и исследования. То, что в Германии на жителя приходится больше кроватей для интенсивной терапии, чем в Италии, связано не с некими «немецкими ценностями», а с организацией нашей системы здравоохранения и нашего лучшего распределения государственного финансирования. Националистической бессмыслицы можно избежать, если мы проявим моральную проницательность,