Потерянная эпопея - Алис Зенитер

целью, возможно, не осознание, но приобретение опыта экспроприации и реклейминга – разумеется, не в том же масштабе, как испытанное канаками, потому что тогда, говорит Ручей, разразилась бы гражданская война, а гражданская война – противоположность возмещению, right[8]? На дворе 2022 год, говорит он таким торжественным тоном, что новобранцам порой кажется, будто в этой короткой фразе какое-то откровение, мы все живем в 2022 году. Три референдума прошли в полнейшем спокойствии, доказательство, что гражданская война уже не вариант. Французское правительство, префекты в кепи, синие и черные мундиры, небось, думали, что спокойствие объясняется страхом, его якобы испытывали канаки перед множеством стянутых на остров жандармов, но они ошибались. Братья и сестры сохраняли спокойствие не потому, что боялись: они были спокойны, потому что гражданская война не входит в программу. Да, встречались такие, для кого входила в 1980-е, но это было, говорит Ручей, время насилия, и тот цикл закончен. Может быть, однажды он вернется, и в тот день мы не будем бояться гражданской войны, как бы это ни было печально, так же как не боялись спокойствия. Пока мы в мирном времени, важно иметь иные средства борьбы, чем баррикады, поджоги, порча оборудования или булыжники, все это несколько однообразно, надо признать. Вот почему Ручей хочет поместить в центр процесса удары, которые будут чувствительными. Чтобы указать цель группы, он чередует выражения «эмпатия насилия» и «эмпатический терроризм».

– Завязывай со словом «терроризм»,– говорит ДоУс.

Никто не знает возраста Ручья: лицо у него молодое, почти по-детски округлое, но говорит он так, будто уже принадлежит к Старцам. Он, кстати, часто напоминает, что является тезкой своего деда и, стало быть, его двойником. В его клане, говорит он, к нему, случалось, обращались на «вы», окликали его: «Эй, вы оба!», чтобы приветствовать на улице, ведь он один был сразу двумя, молодым и старым, он был тем-кого-зовут-как-его-деда-которого-звали-как-ручей.

Объясняя план группы в первый раз, он почти сразу же приводит пример – уже состоявшуюся акцию, называя ее прекрасной, эффективной и нашумевшей. Ему не нужно, чтобы эту акцию осуществил или измыслил он, наоборот: он любит нахваливать братьев и сестер, обладающих изобретательностью. Мамочки иногда тоже проявляют гениальность, и тут его голос аж грассирует от восхищения. Есть, например, одна в спа в Нумеа, которая нашла этот великолепный жест, so strong[9]: она надевает обувь своих клиентов и клиенток во время массажа. И массируемый человек, распластанный на обитом кожей столе, с лицом, зажатым в подголовнике, ограничивающем его поле зрения, вдруг видит перед собой теннисные сандалии или лодочки – а он-то думал, они преспокойно стоят себе в раздевалке. И конечно, приглушенный свет, лаванда и легкая дремота, сопутствующая массажу, мутят восприятие и мешают уверенности: вправду ли эта особа носит мою обувь? Она ее у меня украла? Должен ли я задать вопрос? И как мне тогда его сформулировать? Могла ли она не понять, что эта обувь моя? Заставит ли мой вопрос массажистку вернуть обувь или, наоборот, настроит ее против меня?

Задаваться вопросами, говорит Ручей, значит уже приближаться к опыту экспроприации, который мы познали. И в конце массажа обувь, конечно же, возвращается – оставляя лишь тревожный привкус опыта.

Если вы крадете голубые карточки, говорит Ручей,– ибо иные братья и сестры, особенно те, что помоложе, адепты именно таких акций, и он не может им этого однозначно запретить, ведь он ищет консенсуса,– тут важнее всего поскорее сделать покупки. Нужно вот что: когда банк перед блокировкой карты спрашивает ее владельца, отвечает ли тот за свои действия,– тут уж чем нелепее окажутся действия, тем сильнее будут наши акции. Ибо белые забрали у нас наши земли не потому, что они им были нужны: нет, они забрали их, чтобы сделать на них каторгу! Они приплыли сюда и сказали: это рай, мы устроим здесь исправительную колонию. Пусть покупки, которые вы делаете украденными голубыми карточками, будут на высоте этого решения! Берите что в голову взбредет, берите, чтобы восклицали: «Но как же… почему?!» Мы хотим, чтобы обворованные бились головой о стену, не понимая, с какой целью их обчистили. Покупайте кресла в виде бульдогов и туалетную воду с запахом пластилина. Покупайте свинью, натасканную на трюфели, подземный бункер, гиперреалистичную маску Адама Драйвера, первое подписанное издание автобиографии Хулио Иглесиаса, покупайте частички звезд с сертификатом на веленевой бумаге и берите шефство над слоном в республике Чад с крупными взносами, все, что хотите, surprise me[10].

– Но ведь можно покупать и вещи, полезные для дела? – регулярно предлагают новобранцы.

Лицо Ручья вытягивается и грустнеет. Полезные вещи? Быть обчищенным, чтобы вор покупал полезные вещи,– значит, быть не совсем обчищенным… Это скорее принудительно поучаствовать в более справедливом распределении богатств. Разумеется, очень похвально, Ручей ничего не имеет против того, что делал Робин Гуд, но это не то, что делает он, не то, что предлагает эта группа. А он хочет создать этот эмпатический опыт экспроприации, который никакая цель не может оправдать. Он снова повторяет это, немного разочарованный, что приходится повторять: его педагогическая жилка тихонько роняет слова, а жилка артистическая держит губы полусомкнутыми, чтобы они едва проходили. Ручей нашептал НВБ однажды вечером, что ему хотелось бы иногда быть понятым мгновенно, чтобы его поняли и пришли в восторг, чтобы кто-нибудь воскликнул: Вот что заполнит пустоту, которую я ощущал всю жизнь, но не мог до сих пор назвать по имени!

Ядро группы насчитывает еще только двух членов: Не-выйду-за-бедного (НВБ) и Дочь-успеха (ДоУс). НВБ говорит, что, когда Старцы искали для нее слоги в поле имен, они, наверно, напились, потому что невозможно было наградить ее такой защитой. Помимо имени на местном языке, у нее есть другое, западное, которым почти никто не называл ее, за исключением бывших учителей, дамочек из интерната и буфетчиц. Едва примкнув к группе, она сразу попросила всегда называть ее акронимом – это ее псевдоним, боевая кличка, такие носили бойцы-канаки во времена боев и мятежей. Все повинуются, даже самые строптивые новобранцы, потому что с НВБ не поспоришь, когда она смотрит на вас своими маленькими черными глазками из-под четко очерченных выгнутых бровей. В такие моменты она умеет держать лицо столь неподвижным, что оно вдруг кажется маской, слепком с нее, который она оставила у вас в руках, чтобы пойти заняться чем-то поинтереснее. И это ваша вина, что она покинула вот так, вдруг, свои черты, свое собственное тело: это потому, что вы ее разочаровали. И тогда младшие братья