Вор без имени - Илья Соломенный

рукавами, штаны из плотной синей ткани, и обрывки рубашки промокли насквозь и противно липли к телу. Я дрожал, и не мог понять — от холода это, или от пережитого страха?

Правый глаз заплыл, видел я через него плохо. Предплечья, локти и колени ободраны в кровь, нос… Кажется сломан, аж посвистывает… Рёбра болят, а голые ступни все порезаны…

— Проклятье… Лишь бы заразу не занести… — пробормотал я, осматривая ноги.

Обернувшись, я вгляделся вдаль. Похоже, меня вынесло на окраину какого-то портового района. На востоке, где небо начинало аллеть, отмель упиралась в широкую каменную пристань. Там виднелись огни фонарных столбов, слышались крики чаек и ругань людей, а на приколе стояло много кораблей… Парусных… И с гребными колёсами, кажется…

Я перевёл взгляд на город, который раскинулся вдоль порта. Судя по тому, что я видел — он был огромным, и…

Вспомнив, что ещё удалось увидеть перед прыжком, я задрал голову.

— Охренеть…

Над городом действительно висел ещё один… Город.

Не прямо над головой — гораздо выше, так, что не накрывал всю местность огромной тенью. На какой высоте он, интересно? Два километра, три? Четыре? Неужели это правда⁈ Летающий город⁈

Я не помнил ничего, и не знал, что есть норма, а что нет — но почему-то именно это зрелище меня сильно удивило.

И не просто удивило — поразило настолько, что я на некоторое время совсем забыл обо всём остальном. И лишь ущипнувший ногу краб вывел меня из молчаливого созерцания.

— Ай!

Мелкая сволочь засеменила прочь, а я зашагал к пристани.

Что мне теперь делать? Куда идти?..

— Надо сосредоточиться на проблемах… На текущих задачах, — бормотал я себе под нос, — Узнать, что это за место. Обработать раны. Не попасться этим… Солдафонам. Поесть. Поспать…

С трудом передвигая ногами, я добрёл до пирса и по каменной лестнице поднялся на него.

Я оказался на самой окраине порта — довольно пустынной. На восток тянулась длинная, насколько хватало взгляда, улица, затянутая лёгким туманом.

Со стороны воды она была усеяна пирсами, с другой — каменными и деревянными зданиями. Фонари на столбах качались на ветру, их свет дрожал, и был каким-то неестественным… Приглядевшись, я увидел, что за мутными стёклами мерцают какие-то кристаллы.

Я побрёл по улице.

Тусклые пятна света освещали грязные камни мостовой, покрытые трещинами, местами скользкие от водорослей. Между домов валялся мусор — обрывки верёвок, разбитые ящики, и даже кости какого-то большого животного… Кое-где виднелись следы крови, уже запекшейся, чёрной.

Похоже, этот порт — место не из безопасных… Уж не из него ли меня забрали те орки-морячки?

Народу здесь, несмотря на ранний час, хватало. Моряки, разодетые в короткие матерчатые штаны и простые рубахи, в сапогах (чему я сейчас сильно завидовал!) загружали и разгружали большие лодки, которые курсировали от берега к кораблям, и обратно. Часть людей таскала грузы к каким-то складам, часть закидывала их в телеги, запряжённые здоровенными ящерицами.

Это тоже показалось мне чем-то необычным. Я встал, как вкопанный, неподалёку от одного из причалов, уставившись на невозмутимую, метра три длиной и полтора высотой, ящерицу, запряжённую в здоровенную телегу.

И не сразу заметил, как ко мне направился один из рабочих, грузивших её.

— Пшёл атсяда, рвань! — рявкнул он, обнажив гнилые пеньки зубов и взмахнув массивным кулачищем, — Навочик ля! Пшёл, ска, пка не пршиб!

Его лицо выражало такую злость, что я на секунду опешил, а затем, поняв, что он сейчас меня ударит — рванул оттуда, как только мог!

Пробегая мимо какого-то здания — по виду, портовой таверны — услышал, громкие голоса, смех, пение, звон кружек. Изнутри пахнуло жареной рыбой, но я… Не решился зайти внутрь.

Я выглядел, как оборванец, у меня не было денег — а жалостью тут никого не проймёшь, это я уже прекрасно понял. И воспоминания об орках, которые хотели продать меня в рабство, были слишком свежи, чтобы я оставался наивным…

Это место опасно для такого как я.

Беззащитного…

Но делать что-то было нужно — голова кружилась, перед глазами всё расплывалось. Правый глаз почти не видел, он распух и горел огнём. Я провёл рукой по лицу, стирая пот и кровь, и почувствовал, как грязь липнет к коже. А ещё вдруг понял, что сил у меня почти не осталось…

Отдохнуть… Мне было нужно отдохнуть.

Но где?

Я наугад свернул на одну из улиц, не желая оставаться на потихоньку заполняющейся народом причальной улице. Пройдя по ней пару сотен метров, увидел у каких-то ворот здоровенную бадью с водой.

Заглянув в неё, увидел разбитое лицо обычного четырнадцатилетнего мальчишки — с тёмно-каштановыми волосами, широким подбородком и чуть оттопыренными ушами.

Озираясь, убедился, что вода относительно чистая — и наспех промыл раны на руках, теле и на лице. Ноги тоже сполоснул — но за воротами кто-то появился, и я тут же свалил подальше.

Главное, не заплутать и не нарваться на каких-нибудь типов, как те, которые отобрали у меня гитару…

При воспоминании о ней, я почувствовал ярость. Найду сволочей — вздрючу по полной!

Выдохнув сквозь сжатые зубы, я заприметил у одного из деревянных домов старую приставную лестницу, ведущую на крышу.

Хм… Крыша — это лучше, чем на земле, в грязи.

Рассохшиеся ступени заскрипели под моим весом, но выдержали — и я продолжил подниматься. Каждое движение отзывалось болью в боку, но я лез и лез…

Наверху оказалось пыльно, и почти пусто. Сквозь жестяную крышу местами просвечивало небо. Пол был выстлан грубыми досками, на другом конце крыши было кругом навалено старое, вонючее тряпьё вперемешку с вязанками какого-то хвороста, а в углу, за выступом стены, разделяющей чердак на две части, и стальной, чуть тёплой трубой, нашлась ниша, за которой валялись несколько деревянных ящиков и мешок, набитый соломой.

— Сойдёт в качестве подушки…

Здесь было достаточно тихо, приглушённый шум просыпающегося порта доносился снизу — но не настолько, чтобы помешать мне мгновенно уснуть…

* * *

Проснулся я в середине дня, в не самых приятных ощущениях.

Боль во всём теле, посаженные в колени и ладони занозы от грубых досок, заплывший глаз, и судорожно сжимающийся от голода живот — вот, что меня разбудило. Ещё и знобило — не иначе, как давал о себе знать заплыв в холодных водах залива.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — выругался я сквозь зубы, и кое-как сел, привалившись к шершавой кирпичной трубе.

Со всех сторон снаружи доносились звуки — крики людей и чаек, скрипы снастей, шум повозок, ветра, какой-то грохот, визги…

Мне не