Как тебя зовут. Автономный экскурс по ономастике - Игорь Ржавин

МИША [’m {{ʲ}} iʂə]. Не кажется-ли вам странным, что именем Михаи́л (ивр. Михаэ́ль), происходящим от еврейского «ми кмо элохим» (сокращённо «ми-ка-э́ль») – буквально «кто как Бог», да ещё и с «отчеством» Потапыч, назван в сказках именно медведь, причём, русский медведь? Вот и меня это тоже весьма заинтересовало, и вывело на английское слово mickle [’mɪk (ə) l] (не путать с именем Michael [’maɪk (ə) l]!) – большой, что смахивает на русское провинциальное «Михал» и диалектное произношение «Мыхайло». Последнее, кстати, очень созвучно украинскому Мико́ла – Николай, вероятнее всего, по причине смешения имён и понятий, в следствие небрежного произношения. Так вот, раз mickle [’mɪk (ə) l] – это большой, и медведь тоже большой зверь, то, скорее всего, именно в связи с психологическим восприятием русскими чужеродного имени Михаил, и произошла «маркировка» медведя, а на ассоциативном уровне приклеилось и «отчество» от греческого Πατάπιος (Патапиос) – странник, благодаря народной этимологии, привязавшей понятие «потопать» к Потапычу, ведь он же шатун – бродяга (ср. с фр. сhatain – темно-русый, коричневый), отчего и получил в народе рекло – назвище «Топтыгин»! Тем паче, что «Мыкола», что «Михайло» – это «говорящие» имена, намекающие на то, что разбуженный медведь, будто мы́коло, то бишь тот, кто мы́чется – мыкается, скитается, испытывая нужду, ведёт бродячий образ жизни, беспорядочно, суетливо двигается из стороны в сторону, взад и вперед.

А вот вам и подтверждение вышесказанного в виде индоевропейских однокоренных смысловых созвучий, которые слышатся, как некая метафора, всевозможные эпитеты медведю: санскрит махина – мощный; нидерландский machtig – мощный; санскрит моша – разбойник, грабитель, бандит; таджикский машаққагнок – тяжёлый, обременительный, мучительный; узбекский маймоқ – косолапый, фарси машид – твёрдый, устойчивый, незыблемый; нидерландский mishandelen — истязать, мучить; персидский мушаббаъ – полный; кимрский maith – скучный, медлительный; английский miss [mıs] – скучать; армянский մազոտ • mazot — мохнатый; английский mash [mæʃ] – раздавливать, разминать; дари́ моша – плоские кузнечные щипцы; английский mush [mʌʃ] – месиво; таджикский мушаввашона – смущённо. Налицо знаковость явной МОЩи, но одновременно и метки характерной МЕШалды, присущие поведению медведя.

Однако, есть ещё другая сторона описания – не поведенческая, а внешнего вида. Корневая матрица с ядром М, модулированной гласной и вариативной вспомогательной согласной выдаёт нам целый букет признаков легендарного лесного царя. Кроме упомянутого уже армянского mazot — мохнатый, мы вдруг сталкиваемся с обозначениями животных, казалось бы, никак не входящих в медвежий подвид, но вскоре выясняется, что и они названы были по тем же принципам, что и медведь – по качествам и свойствам животного. Так, например, и в санскрите, и в таджикском меш – баран, угадывается не только блеяние овец «ме-е-е», но и мех – то, за что они и ценятся (ср. с узб. мўйна • mo’yna — мех). Тогда нельзя отрицать и того, что поведенческое определение МЕД/ВЕДЬ – буквально «ведающий мёд», иногда и могло принимать форму табуированного, сакрального прозвания священного для славян тотемного хищника М (И) ША, от древнерусского МША – МЕХ (ср. с рус. замш – замшелая, как мох кожа, с чеш. mechový – мшистый). И в доказательство подобной корреляции (от лат. correlatio – соотношение, взаимосвязь), приведём пример из хорватского smeđ – коричневый, где цветом С/МЕДЬ оттенок как раз и лёг в основу сразу двух понятий: МЁД и МЕД/ВЕДЬ. Уверен, подобные же параметры послужили нарождению званий и других четвероногих, отмеченных, как в кимрском mochyn – барсук, боров (ср. венг. mohos – мшистый, с перс. мисин – медный), так и в таджикском муш – ласка, куна, хорёк (ср. фр. moussu – мшистый, с венг. mézes – медовый). А чтобы не оставалось сомнений на этот счёт, сопоставим две языковых ветви – арийскую и финно-угорскую: сравните слово на фарси меши – светло-коричневый, карий, с финским karhu – медведь, и эстонским karu, karunahk – медведь. Дабы окончательно осознать суть параллельного словообразовательного процесса в разных языковых семействах, и снять с повестки дня вопрос «причём здесь финоугры?», а заодно и усмотреть рациональное зерно в наших суждениях, взвесим исконно русское слово мишка – медведь, с финским поэтическим (а значит и конспирологическим) mesikämmen – медведь, и венгерским mackó – медведь (ср. с эспер. musko – мох).

Теперь делаем постепенный переход от семантики к фонетике. Обратите внимание на знаковое схождение кимрского mesen – желудь, с таджикским моши – жёлтый, в чём не возможно не рассмотреть связь характерных оттенков с шерстью миши (пишу с маленькой, а не заглавной буквы, поскольку уже наглядно было показано: что оказалось первичным, а что – вторичным).

Для плавности перехода в другую корневую систему, представляем вам красноречивый корневой симбиоз, обнаруженный в венгерском medvebőr – медведь, где образование МЕДВЕ/БЁР сложено из, заимствованного у славян, венгерского medve – медведь, и, настолько же славянского происхождения, венгерского bőr – медведь, исходя из русского БЕР/ЛОГА – логово бера (настоящее изначальное тайное прозвище ведьмеда у славян – бер).

Выходим на корневую матрицу Б-Р. Английское bruin [{{ˈ}} bru: ɪn] – мишка, можно прочесть и по-голландски, в этом случае мы приобретаем дополнительные признаки, сопровождающие не просто медведя, а именно русского бера: нидерландское bruin – коричневый, карий, (и внимание!) русый (ср. с фин. ruskea – коричневый). Совершенно понятно, что понятие «брюнет» родственно русскому прилагательному бурый, но мало кто знает, что ровно настолько, насколько родственно понятию «медведь» и глаголу буреть – наглеть. Вот, пожалуйте взглянуть: английский boorish [{{ˈ}} buərɪʃ] – грубый, неуклюжий, мужиковатый, а всё благодаря звукоподражательному бурчанию «б-р-р-р». Таким вот путём слилось в единую словесную ёмкость три признака животного – бурый, бурчащий и берущий мёд (ср. с анг. bereave [bɪ {{ˈ}} {r}{ }iːv] – отбирать, и borrow [{{ˈ}} bɒrəʊ] – брать): арийский b {{ʰ}} er, рус. бобр, бурый, латыш. bērs; bebrs, лит. bėras; bebras, др.-прусск. bebrus, гэльск. Bibrax, валлийск. befer, англ. brūn/brown; bera/bear; beofer/beaver, нем. brūn/braun; bero/Bär; bibar/Biber, др.-норв. brúnn, bjǫrn, bjórr, bjørn; санскр. bhallas; babhrus, авест. bawra, осет. būr/bor. фарси бӯр — бурый.

И ещё некоторые характерные штрихи к портрету медведя из однокоренных английских слов:

bribe [braɪb] – брать;

brief [bri {{ː}} f] – отрывистый;

bristle [{{ˈ}} brɪsl] – ворс;

brock [brɒk] – барсук;

broil [brɔɪl] – бурно;

bronze [brɒnz] – бронза;

brood [bru {{ː}} d] – порода;

brown [braʊn] – бурый;

browse [braʊz] – бродить;

brunt [brʌnt] – бремя;

brushy [{{ˈ}} brʌʃɪ] – заросший;

bur [bɜ {{ː}}] – бор;

burden [{{ˈ}} {b}{ }ɜːdn] – бремя;

burly [{{ˈ}} {b}{ }ɜːlɪ] — большой.

Ну, и в довесок, для полного утверждения абсолютно независимого от имени Михаил русского словообразования мишка, положим на чашу весов балто-славянского происхождения литовское meška – медведь, как, собственно, и древнерусское личное имя Мишата – медвежонок, по ещё более древнему понятию мешка – медведь, от глагола мешкать – не торопиться (ср. с др.-русск. мѣшькати – тихо поживать, и чеш. meškati – медлить).