Огненный воздух - Александр Александрович Тамоников

дороге, возможно, он был там не один. Кто-то мог видеть, мог запомнить внешность, какие-то особенные приметы. Так что не будем суетиться. Спокойно начнем распутывать этот узел.

– Не понимаю вас, штандартенфюрер…

– Это с возрастом пройдет, – усмехнулся Юнге. – Этот человек, тот, кого я жду. Он уже здесь, он видел самолет. И он не уйдет. Или они не уйдут. Потому что они прибыли сюда специально за этим самолетом. Прибыли очень быстро, а значит, почти без подготовки. Зачем искать тех, кто сам придет в мои руки?

Рядиться в немецкую форму Сосновскому не советовал никто. Во-первых, слишком заметно для протектората, где нет немецких частей и подразделений. Представляться словацким офицером было тоже весьма глупо. Для этого нужно хорошо владеть языком, чтобы не вызывать подозрений. Но другого выхода, кроме как представиться немцем, у Сосновского не было. Немец, который прибыл сюда для выполнения задания командования? О прибытии таких эмиссаров всегда предупреждают, их ждут на месте и знают имя, фамилию и звание. А также принадлежность к определенной службе. Более того, рекомендуется таких посланников немецких штабов встречать и окружать заботой в рамках той миссии, с которой человек прибыл. Выдать себя за немецкого представителя можно, но лишь на очень короткий срок, пока кто-то не додумается связаться с Берлином и запросить сведения о прибывшем.

На то, чтобы найти мундир и подходящие документы, у Сосновского ушло всего два дня. С майором Вальдемаром Зигелем он познакомился на улице возле ресторана, где того совершенно случайно окатила из лужи проезжавшая машина. Армейские бриджи и сапоги выглядели ужасно. Не мог немецкий офицер войти в ресторан с такими мокрыми пятнами и грязных сапогах. Сосновскому повезло оказаться рядом в этот неприятный для немца момент, и разведчик сразу понял, что это удача и ее стоит использовать. Тем более что в лице майора было что-то общее с чертами самого Сосновского. Сухощавый, правильные черты, включая форму носа и разрез глаз, светлые волосы. И Сосновский пошел, что называется, ва-банк.

– Господин майор, в этой варварской стране стоит опасаться всего, даже проезжающей машины! – улыбнулся Сосновский.

– Проклятые славяне! – взорвался майор. – Я готов пристрелить этого водителя!

– Вам его теперь не догнать. Но если вы так настроены, я могу навести справки и по номеру машины узнать, в каком ведомстве она числится. Ах, да, – Сосновский развел руками и чуть склонил голову. – Прошу прощения! Как вы правильно заметили, в этой варварской стране можно подпортить не только внешний вид, но и потерять хорошие манеры. Позвольте представиться – Клаус фон Вельц. Представитель 4-го управления МИДа по делам протекторатов. Увы, сейчас меня никто представить вам не сможет, да и идти с вами в приличное место я бы не стал предлагать. Так что я сделал это сам.

– Вы правы, черт меня подери! Майор вермахта Вальдемар Зигель. Вечер пропал. Теперь надо найти машину и вернуться на квартиру, где я остановился, чтобы вычистить мундир и сапоги.

– Предлагаю другое решение, дорогой майор, – улыбнулся Сосновский. – Квартира, которую снимаю я, находится вот в этом доме, всего в двух шагах. Если вы позволите мне проявить чисто немецкое гостеприимство, я готов вам помочь привести себя в порядок. А потом мы с вами непременно как следует выпьем и обратимся к воспоминаниям. Я ведь не всегда служил по хозяйственным вопросам. Проклятое ранение на восточном фронте в прошлом году заставило меня перейти на службу, увы, гражданскую. Увы!

– Вы воевали? Где? – поинтересовался майор.

Чувствовалось, что немецкий офицер говорил с уважением. И не столько из-за того, что перед ним был человек, воевавший наверняка в чине офицера. Ведь приставка «фон» к фамилии означала дворянский род. А значит, этот человек был не меньше, чем старшим офицером на фронте. Ну а прекрасный немецкий язык незнакомца, чистый берлинский акцент не вызывали в том никаких сомнений.

Эту квартиру Сосновский снял у глухой бабки, позарившейся на приличную сумму денег на месяц вперед. Таких денег хозяйка не видела до этого никогда и поэтому никаких условий жильцу не выдвигала. Ну а когда Сосновский сказал, что и убирать, и стирать постельное белье намерен сам, женщина расцвела, как майская роза. В следующий раз она придет за деньгами через месяц, и вряд ли старая женщина сможет описать своего квартиранта. А появляться в этой квартире Сосновский больше не собирался.

Пока они шли с майором к дому, да и в квартире, где Сосновский предложил гостю чистый банный халат, щетку и горячий утюг, разговор шел о многом. По большей части майор рассказывал о том, что после госпиталя он прибыл в этот городок, потому что пытался найти одну женщину-немку, военного медика, которая работала там в госпитале. Она могла оказаться и в этом городе, и в других к востоку и юго-востоку от Праги. Те сведения, что имел о ней майор, были ненадежны и противоречивы. И пока майор чистил свой мундир, выложив на стол содержимое карманов френча, Сосновский успел заглянуть в его документы. Они устраивали его как нельзя лучше. Продержаться с ними пару недель можно было вполне. У майора был отпуск сроком на тридцать дней после излечения в госпитале. А то, что хозяйка или соседи обнаружат в квартире труп, – это не страшно. Этот майор был похож на Сосновского. Хозяйка вполне сослепу может заявить, что этот человек снимал у нее квартиру.

На следующее утро Сосновский с документами майора Вальдемара Зигеля в почищенной и старательно отглаженной форме начал поиск своей невесты Ханны Мельстах, которая была медиком и могла работать в одном из госпиталей. Именно госпитале, ведь Ханна была немкой и не могла работать в словацкой больнице. Только в немецком военном госпитале. А их в этом городке было три. Один в помещении старой клиники на улице Острованы, второй в старом парке на Терьяковце. Был и третий на окраине города, но в нем лечили только солдат. Там не было офицеров, и Сосновский рассудил, что инженера-испытателя авиационного концерна не станут лечить в солдатском госпитале.

Некоторое время Сосновский присматривался к госпиталю на улице Острованы со стороны. Какое здание, как выглядит больничный двор, какие порядки, как принимают раненых, насколько свободно гуляют выздоравливающие и насколько свободно можно войти в здание госпиталя. Охраны он не заметил, хотя несколько немецких солдат в форме все же на территории были. Оружия они не носили и занимались чисто хозяйственными делами. Несколько солдат появлялись в белых халатах поверх формы. Наверное, санитары. А потом Сосновскому бросилось в глаза, что санитарами в госпитале работали не только мужчины, но и