Искатель, 1998 №9 - Песах Амнуэль

беззастенчиво. Впрочем, форум действительно был авторитетным, вот только я попал на него случайно.

— Вы уверены, что в ваше отсутствие никто не прикасался к вашим вещам?

— Никто, — твердо сказал я и понял, что сам дал повод для нового вопроса.

— Но вы оставляли на некоторое время вещи без присмотра?

— Да, — согласился я, — чемодан стоял в моем номере, когда я ходил к портье, чтобы расплатиться. Но это продолжалось минут пять. Собственно говоря, если вы сомневаетесь, давайте-ка я открою чемодан, и мы посмотрим вместе.

— Зачем же? — мило улыбнулась девушка и, заглянув еще раз в мой заграничный паспорт, сказала: — Приятного полета, господин Амнуэль.

Когда с наклейками «security» на чемодане и кейсе я поспешил к стойке регистрации, в зале никого, кроме меня, уже не осталось. Сдав чемодан и подхватив атташе-кейс, я направился в узкий коридор, над которым горел транспарант «выход на посадку».

Вот тут-то и начался мой кошмар.

Полагаю, читатель, не раз летавший по делам, в отпуск или, на худой конец, спасавшийся бегством от кредиторов, прекрасно знаком с общей процедурой: сдав багаж, ты попадаешь в зону паспортного контроля и свободную страну «Duty free», и ни за какие коврижки бдительная служба безопасности не выпустит тебя в общий зал, где в твой багаж могут подсунуть если не бомбу, то пакет с наркотиками — наверняка.

Пройдя по слабо освещенному коридору и не встретив ни одной живой души (мертвые, в виде привидений, тоже не попались, хотя дух чего-то потустороннего явственно присутствовал), я поднялся по эскалатору и остановился, оглушенный гомоном огромного зала регистраций, по которому бродил всего полчаса назад в поисках секции компании «Аркиа». В первый момент мне показалось, что это типичный случай deja vu, сейчас наваждение исчезнет, и «зона свободного шопинга» лишь на не пристальный взгляд окажется похожа на зал ожидания. Этого не произошло: я не обнаружил ни таможенного контроля, ни призывных реклам магазинов — вне всяких сомнений, это был общий зал, где я уже был и в котором мне делать было решительно нечего.

Я подумал, что сунулся не в тот коридор, сейчас меня схватит за плечо бдительный страж порядка и вернет назад по узкому и темному проходу, вовсе, наверное, не предназначенному для пассажиров, и мне опять придется объясняться с милыми девицами, ибо, ясное дело, после моей прогулки по общему залу ожидания красные наклейки на атташе-кейсе не стоили ломаного гроша.

Никто не подошел ко мне, всем было плевать на злостное нарушение порядка, и я решительно не понимал, что же мне теперь делать. Наверное, все же вернуться назад и попытаться найти тот коридор, который действительно вел на посадку. И при этом не смотреть в глаза девушкам, которые, конечно, сразу поймут мой нечаянный проступок.

Я обогнул стойки регистрации американских компаний (вот у кого здесь было почетное место, прямо напротив главного входа) и, найдя знакомый эскалатор, спустился в подвальный этаж. Регистрация на Сидней еще продолжалась, а в зоне «Аркии» было пусто, проход закрыт изящным полосатым шлагбаумом, а коридора с надписью «на посадку» я и вовсе не увидел — он просматривался только со стороны регистрационных стоек. Я попытался разглядеть, куда направляются, оформив багаж, пассажиры австралийского рейса, но и это мне сделать не удалось, потому что толпа была слишком велика, и что происходило у стоек, увидеть было невозможно.

Я поднялся на первый этаж, но теперь, начав уже нервничать, не сумел найти тот коридорчик, которым попал сюда после регистрации. Несколько раз обогнув американскую зону (черт, вот здесь же он был, на этом самом месте!), я каждый раз возвращался к эскалатору, и, в конце концов (до отлета оставалось двадцать минут, и меня уже наверняка начали проклинать стюардессы и службы контроля), опять спустился вниз. Теперь уже и австралийский рейс закончил регистрацию, здесь было пусто, полутемно, бродил уборщик с метлой и совком, выискивая в идеальной чистоте брошенный окурок.

— Эй! — крикнул я. — Где здесь выход на посадку?

Уборщик посмотрел на меня странным взглядом, явно не поняв вопроса, заданного по-английски, но перевести что бы то ни было на французский я бы не сумел даже под дулом пистолета.

— Аэроплан! — сказал я и помахал руками. Чтобы выполнить это упражнение, я поставил кейс на пол, и мне показалось, что уборщик немедленно нацелился метлой с очевидным желанием сгрести чемоданчик в мусорный бак. На лице его, однако, мелькнуло выражение понимания (совсем как у обезьяны, так и не дождавшейся вожделенного банана), и уборщик, тоже зачем-то положив метлу на пол, обеими руками показал мне в сторону эскалатора.

Я вернулся наверх, понимая уже с отчаянием, что ошибка оказалась фатальной, и теперь мне из Орли не улететь никогда. Сознание раздвоилось: одно мое «я» уже прошло паспортный и таможенный контроль и теперь поднималось по трапу в самолет, а второе продолжало движение по кругу, опускаясь в подвал и поднимаясь обратно. Ощущение было не то, чтобы неприятным, но никогда прежде не испытанным — так, вероятно, воспринимают мир шизофреники.

Пересохли губы и заломило в висках. Затылок, в котором еще с утра стучали молоточки (после вчерашнего-то перепоя), вспыхнул алым пламенем. Восемнадцать минут до отлета. Циферблат наручных часов был похож на глобус, по которому перемещалась линия перемены дат, отщелкивая не часы, а дни за днями.

Что делать? Опускаться в подземелье, где за это время могла начаться, например, регистрация рейса «Париж — Ад»? Мне это вовсе не представлялось невероятным. Стоять на месте тоже смысла не имело, да и было опасно для жизни — не знаю почему, но мне воображалось именно так.

Я подхватил кейс, ставший неожиданно тяжелым (неужели мне сунули-таки туда бомбу?), и побрел вдоль американских стоек, трезво отметив краем глаза, что здесь все было как у людей: оставив багаж, пассажиры гуськом направлялись к воротам с надписью < выход на посадку» и эскалатору, поднимавшему счастливцев на недоступный мне второй этаж.

Должно быть, я слишком пристально глазел на американских пассажиров, нарушая их чувство национальной гордости, — ко мне подошел служащий с биркой одной из авиакомпаний и участливо спросил:

— Месье кого-то ищет? Возможно, я могу помочь?

— Да… — протянул я, обрадовавшись звукам английской речи. — Мне нужно на посадку.

— Месье уже зарегистрировал багаж? На какой рейс?

— Да… На Тель-Авив.

— О, — широко улыбнулся служащий. — Пожалуйста, месье, выход на посадку номер три.

Он махнул рукой, и я увидел перед собой цифру 3, горевшую над тем самым выходом, куда с энтузиазмом устремлялась заокеанская привилегированная публика и куда, оказывается, мог пройти и я.

В висках