Ицамна - Ольга Рубан

свои кровавые делишки, а потом, независимо от результатов, объявляли нужный наверху – черни.

- Все было не так. Жертва приносилась наверху, во Дворце, а потом тело с почестями опускали сюда – для захоронения.

- Не вижу почестей, - возразил толстяк, - Больше похоже, что их просто сбрасывали сюда, как мусор.

Помолчали. Фернандес снова глянул на часы и поднялся. Следом за ним все вернулись к тайной двери.

- Чисто, - произнес профессор, надавил на стену где-то наверху и сбоку, и узкая щель со скрежетом развернулась, образовав проем.

Альфонсо.

Фернандес, дурачок и женщина зашли первыми. Альфонсо с некоторой опаской последовал за ними и застыл, оглядывая чудовищное захоронение. Больше всего оно напоминало огромный овальный бассейн, заполненный костями и окруженный тремя рядами широких каменных ступеней. Высокие стены и даже свод залы были покрыты бесконечными иероглифами, барельефами и фресками. Глубоко под землей, изолированные от дождей, ветров и солнца, они прекрасно сохранились. Кое-где даже можно было разглядеть следы красных и синих красок. Мысленно он представил, каким великолепием сияло это помещение во времена Майя. И все лишь ради свалки мертвецов? В это даже он, бывший об этой цивилизации не слишком высокого мнения, поверить не мог.

Напротив портала, через который они вошли, был еще один – закрытый небрежной решетчатой дверью. За ней на сквозняке подрагивали полосы полицейской ленты.

Альфонсо здесь никогда не был, но догадывался, что за этой дверцей будет крутая, состоящая из нескольких длинных пролетов, лестница наверх – в Храм надписей. Ему сразу стало спокойнее. Выход совсем рядом. А дверца эта сможет остановить разве что щуплого Фернандеса или доходягу Алекса. Он нахмурился. Откуда такие мысли? Фернандес явно хорошо знает катакомбы, по которым они сейчас пробирались, так что выламывать дверь придется только в случае… опасности? Но какой? Разве что обвал?

Он с сомнением оглядел крепкий сводчатый потолок, густо испещренный древними письменами, и пришел к выводу, что его просто-напросто обуял приступ клаустрофобии. Да еще эта куча скелетов…

Обладая слабым желудком, Альфонсо, как мог долго отводил взгляд от «бассейна». Высохшие скелеты его мало волновали, но недавно виденные фотографии вкупе с усилившимся в этих стенах запахом жареного мяса, будоражили его рвотные позывы, и он уже жалел, что, вместо тамале, не ограничился в этот день водичкой. Заблевать место преступления он совершенно не хотел.

Глава 4

Лунатик же с совершенно безумным блеском в глазах, обозревал стены, продвигаясь нелепым приставным шагом по периметру ямы мертвецов.

- Парень, ты в порядке? – спросил он Александра и утробно рыгнул, чувствуя, как душный, пряный смрад поджаренной человечины проникает все глубже в его легкие.

- Это место иное, - ответил Александр, - В Храме надписей рассказан небольшой кусочек истории Майя, правления одного лишь Пакаля, а здесь… Здесь рассказана история… Всего!…

- Звучит, как у Хокинга! – Альфонсо от греха приложил к носу несвежий носовой платок, пахнущий потом и почему-то грязными трусами, хотя лежал в нагрудном кармане. Но все равно это лучше, чем сладкий, жирный дух, гуляющий по пещере.

- У Хокинга – своя история, у Майя – своя, - рассеянно ответил Александр, - я пытаюсь найти начало… Вот!

Он ткнул куда-то ввысь, помолчал, а потом принялся читать, водя по воздуху пальцем.

- Все началось с Хунаб Ку. Этот бог - единственный у Майя - не имеет обличия и не ассоциируется с земными стихиями. Он – Творец. И точка. Единственный, Дарующий Движение. Без него мир был бы пуст и статичен. От него пошли все остальные боги… Вот тут говорится, что Первые Боги не могли существовать сами по себе. Им была необходима живая, материальная энергия. И тогда они стали придумывать себе последователей и рабов, которые бы их кормили и почитали. Но все попытки создать верную им расу были тщетны, пока они не сообразили смешать маис со своей кровью, и из получившейся массы вылепить людей. Так получились Майя.

- Ну, конечно, в каждой религии бог создает человека из дерьма и палок. Как домашняя хозяйка, выгребающая из холодильника на сковородку все, что осталось. Не пропадать же добру.

Реплика была заведомо идиотской даже для него самого, но он не смог удержаться. Профессор, а главное беременная красавица следовали по пятам за очумелым лунатиком и заглядывали ему в рот, словно он говорил что-то… новое. С тех пор, как они вошли в катакомбы, Марта, казалось, потеряла к нему всяческий интерес, и это страшно его расстраивало.

Лунатик выдержал паузу. Скорее всего, он просто воспользовался секундой, чтобы собраться с мыслями, но Альфонсо показалось, что тот сделал это специально, чтобы акцентировать внимание на его глупой реплике.

- Для того, чтобы жить, Майя приходилось регулярно возвращать богам часть заимствованной у них крови. В большинстве случаев достаточно было лишь небольшого кровопролития – проколотый язык или пенис Правителя. Главное, чтобы ритуал был болезненным.

Александр ткнул пальцем в изображение майянской женщины, продевающей сквозь язык верёвицу, усеянную шипами.

- Но были и другие ритуалы. Как я уже говорил, раз в 52 года (то есть на памяти каждого поколения) был страшный и очень рискованный ритуал разведения огня. Были еще ритуалы, диктуемые циклами Венеры, требующие массовых жертвоприношений. Как правило, именно в венерианские циклы Майя собирали армию и шли войной на соседние города, чтобы привести как можно больше пленников для принесения в жертву. В противном случае, жертвовать приходилось собственным народом.

Майя верили, что их благоденствие зависит от довольства богов и никогда не скупились на жертвы. Но их боги не были бессмертными. Большинство низших божеств, вроде бога дождя Чаака, жили совсем недолго – около 300 лет. Последние годы его жизни Майя пытались продлить массовыми детскими приношениями. Они видели Чаака кем-то вроде карлика и считали, что именно детская кровь может придать ему сил… Но в конце концов выбиралась особая жертва, не важно из своих или из пленных врагов. Целый год с ним обращались как с богом – холили, лелеяли и выполняли все капризы – а на День Чаака приносили особенно кровавую и страшную жертву.

Александр подсветил фонариком одну из фресок, и она заиграла объемом.

- Здесь, - пояснил он, - изображен Новорожденный