Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей

ЛИРА

— Лира, когда ты сказала, что все будет сложно, я не думала, что ты имеешь в виду это.

Мое тело вздрагивает от этого голоса.

Я привыкла быть той, кто сливается с тенью, подкрадывается к людям и пугает их. Я редко бываю напуган чьим-то присутствием.

Но тех немногих, кто меня видит, я держу рядом с собой.

Я откладываю пинцет, которым пользовалась как оружием, поднимаю очки на голову и смотрю на дверь в класс. Сейчас середина августа, поэтому преподаватели уже несколько недель находятся в кампусе, а студенты медленно расходятся по своим общежитиям.

Летом в Холлоу Хайтс спокойно, нет суеты и толпы студентов. Старые двери скрипят от ветра. Слышно, как волны разбиваются о скалы прямо под районом Кеннеди, и все кажется немного более призрачным.

Винтовые лестницы стонут под ногами, и невозможно не прислушаться к ним из-за пустых залов. Говорят, что сидение в библиотеке сводит людей с ума, когда она пуста: книги начинают шептаться друг с другом, а пустоту заполняют голоса, похожие на человеческие.

Конечно, это все слухи.

Но мне это нравится.

Когда это место практически полностью принадлежит мне, я наслаждаюсь одиночеством, хотя я могла бы обойтись и без Дина Синклера, чтобы получить ключ от лаборатории. Находясь рядом с ним, я представляю, каково это — утонуть в токсичной мужественности. У него всегда есть способ заставить чувствовать себя ниже его, постоянно давая понять, что он самый умный в комнате.

Помимо патриархата, я люблю Холлоу Хайтс, когда он принимает свой жуткий характер.

— У меня ушла целая вечность на то, чтобы принести луну. — Указываю на бледно-зеленое насекомое, разложенное на вощеной бумаге. — Я бы закончила его неделю назад, если бы они пришли вовремя.

Коннер Годфри входит в дверь, на нем джинсовая рубашка на пуговицах, закатанная до локтей, его светло-русые волосы откинуты с глаз и аккуратно уложены. Я привыкла к его красивой компании с начала лета, учитывая, что это будет его аудитория на ближайший семестр.

Поскольку Грег Уэст, предыдущий преподаватель органической химии, который был зверски убит в прошлом году, больше не мог преподавать, университету нужен был не просто заместитель, чтобы заменить его. Мистер Годфри, или, наверное, профессор Годфри, был школьным консультантом по профориентации, но, имея различные ученые степени, он вызвался занять место мистера Уэста.

Для всех, ну, почти для всех, стало шоком, когда следователи выяснили, что его смерть, скорее всего, была связана с употреблением наркотиков. Изготовление экстази для несовершеннолетних детей, очевидно, наводит на некоторые сомнительные мысли.

Они объяснили это неудачной сделкой, недовольным клиентом или брошенным дистрибьютором. И этого было достаточно для жителей Пондероз Спрингс. Все, кроме правды, хорошо для этого места.

Не знаю, что меня больше раздражает в этом.

То, что эти люди настолько тупы, что готовы есть любую чушь, которой их кормят, или то, что люди могут видеть тело Грега Уэста, видеть искусные порезы, тщательное развоплощение и хоть на секунду подумать, что кто-то, кроме художника, виновен в его смерти.

Это тело было обескровлено, отбелено и расчленено настолько идеально, что недовольный покупатель, принимавший экстази, никак не мог быть виновен. У них не было ни мастерства, ни терпения, чтобы сделать это.

Не то что он.

— Терпение — это добродетель, Лира. Я думаю, что ожидание того стоило, не так ли? Только посмотри на эти цвета! — Восторженный голос Коннера выдергивает меня из моей головы, прочь от того места, где мои мысли хотели дрейфовать, где они всегда дрейфуют.

Я смотрю вниз на старинный стеклянный купол, крышка откинута в сторону, оставляя его открытым. Шесть различных видов мотыльков разбросаны по бокам искусственного человеческого черепа, который я нашла в магазине чучел.

Атлас, тигровая изабелла, черная ведьма, садовая тигровая, перечная. Коллекция моих любимых мотыльков стратегически разложена по верху и бокам черепа. Я приберегла место прямо над глазницами для лунного мотылька, зная, что бледно-зеленая анатомия свяжет все воедино.

Я разбросала их, создав рой потрясающих крылатых существ, от которых будет захватывать дух, когда я поставлю стеклянную крышку на основание и закрою ее. Улыбка появляется на моем лице, когда я думаю о готовом проекте.

Брайар это понравится. О, и Сайласу!

Может быть, в следующий раз, когда я приеду в клинику, мне разрешат привезти ему несколько фотографий, чтобы он смог их увидеть. Большую часть времени, когда я езжу в Вашингтон, чтобы увидеться с ним, наш визит состоит из его попыток научить меня играть в шахматы и моих неудач. Я пытаюсь заполнить пустоту молчания, болтая слишком много, но мне кажется, ему нравится, когда я рассказываю о своей таксидермии.

Его глаза как бы дергаются по сторонам, и иногда кажется, что он может даже улыбнуться, но пока этого не произошло. Поэтому я предпочитаю молчать, зная, что ему достаточно моей компании.

Я бы не считала себя и Сайласа Хоторна близкими людьми, до всего, что произошло. Он не знал о моем существовании до прошлого года, в то время как я знала о нем практически все, что только можно было знать. Но в прошлом году мы стали знакомыми. Люди, которыми мы дорожили в своей жизни, были связаны между собой, поэтому мы по умолчанию находились рядом друг с другом.

Но мы также два человека, переплетенные смертельными тайнами. Тайны, которые, я знаю, мне придется нести с собой далеко за пределы могилы. — Он и его друзья недолго мучили меня. Я слышала обо всем, что они делали во имя мести, видела, как он убил кого-то.

Он видел, как я убила кого-то.

Но только когда его положили в психиатрическую клинику, я бы назвала нас друзьями. — Это тот радужный клен, о котором ты говорила на днях? — Коннер подходит ближе, и я чувствую запах его одеколона из тикового дерева.

Что-то внутри моего желудка теплеет, когда я понимаю, что он вспомнил наш разговор. Я любуюсь его гибкими руками, когда он опирается на прилавок, рассматривая разных жучков, но не прикасаясь к ним. Он знает правила — не трогать.

Я удивляюсь, почему такой человек, как он, до сих пор не