Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей

друга и секреты, которые носим на своих плечах. Это часть сделки, когда ты вступаешь в Общество одиночек. Тебе разрешается быть одному, но никогда не быть одиноким.

— Мы решили оживить нашу дружбу небольшой игрой, — говорит Алистер. — Ради старых времен.

Игра.

Всегда игра.

Обычно незаконная, и никогда не бывает так, что я разрываю свои легкие, пытаясь не отстать. Я проглатываю свой страх, не перед игрой, а перед осознанием того, что мой план вот-вот начнется, и мне придется встретиться с ним лицом к лицу, чтобы начать его.

Не просто спрятаться в тени и тихо наблюдать за ним. Нет, я должна буду встать перед ним, использовать свои слова и попросить то, что я хочу.

Месяцы назад он пришел, чтобы найти меня, сказал, что долг погашен. Но я не закончила с Принцем Смерти. Я едва начала. Он отказал мне в первый раз, когда я попросила об услуге.

Но я отказываюсь принимать «нет» за ответ.

Мне нравится быть его призраком, но теперь я хочу, чтобы он увидел меня.

Мне недостаточно просто преследовать его. Мне нужно от него больше.

— Что за игра?

Брайар смеется. Ухмылка широкая, полная возбуждения, и от нее у меня сводит живот.

— Метка.

ГЛАВА 2

Экспозиция

ТЭТЧЕР

В каждом городе есть своя история о призраках.

Ее рассказывают во время детских ночевок и ночей, проведенных у потрескивающего костра. Сказка, которая с годами превращается в почти невероятную ложь, но в своей основе она несет некую долю правды.

Моя фамилия — это та самая история.

Призраки в ночи. Бугимен в шкафу. Царапающий звук в стене.

Моя семья стала столетним мифом, призванным напугать жителей Пондероз Спрингс; легенда, которая, по слухам, зародилась еще при основании города. Пирсоны, будучи одной из семей-основателей, завоевали репутацию холодных и недостижимых ожиданий. Другие были настолько запуганы, что отдали только часть города из-за ужаса перед тем, что мы сделаем с ними, если не получим свою справедливую долю.

Существует множество различных историй происхождения. Некоторые из наиболее надуманных утверждают, что мы были вампирами или другой формой нечеловеческих, демонических существ, которые питались чистыми душами. Я могу оценить творческий подход, особенно если учесть, что правда гораздо скучнее.

Мои предшественники были уединенными. Они не делились с другими без крайней необходимости, и доверие не было тем, что они давали свободно. Они говорили быстро и немногословно.

Такое скрытное поведение заставляло других чувствовать себя некомфортно; более того, оно вызывало зависть. Когда слабоумные люди не получают внимания от тех, кто находится на вершине, они будут пытаться сорвать корону, расколоть трон, делая необоснованные выводы и распуская слухи. Все, что они могут сделать для того, чтобы сбить с кого-то с ног.

Как собаки, дерущиеся за кусок помоев.

К несчастью для этих неуверенных в себе людей, они преуспели только в том, чтобы поднять наше наследие выше. Все, чего они добились, это заставили людей бояться нас, что пошло нам на пользу.

Люди будут служить тому, чего они боятся.

Город Пондероз Спрингс боялся нас больше всего на свете. Настолько, что террор продолжался и годы спустя. И какое-то время все эти ужасные истории были лишь выдумкой, сплетнями и фольклором, созданным скучающими горожанами.

Пока однажды это не стало правдой.

Благодаря моему отцу, моя семья доказала, что все эти страшные истории были правдой.

За исключением вампиров.

Моя голова начинает покачиваться вперед-назад, пока мои длинные пальцы гладят клавиши из слоновой кости. Изящная музыка долетает до моих ушей, когда я работаю с фортепиано, щекоча инструмент, пока он не сыграет мелодию, над которой я сейчас работаю. Шопен, хотя я считаю, что его переоценивают, был одним из первых композиторов, которым я научился играть на белоснежном рояле Steinway & Sons, подаренном мне бабушкой на день рождения, когда я был еще совсем маленьким. Уже тогда я знал, что добавление вишнево-красного цвета на крышке, нотном столике и подставке было не случайным.

Она знала мой любимый цвет, знала, почему я так его люблю.

Движение привлекает мое внимание всего на секунду, мои глаза открываются, когда я бросаю взгляд в сторону крайней левой части подвала, моей маленькой комнаты безнравственности, и замечаю, что моя аудитория, состоящая из одного человека, начала пробуждаться от своей дремоты.

Мне не нужно быть там, чтобы увидеть испуг в его глазах. Я представляю, что любой человек, проснувшись, тут же начал бы паниковать, обнаружив, что не может пошевелиться, привязанный к ледяной металлической каталке в одних трусах.

Временный паралич должен действовать по крайней мере еще пятнадцать минут, что для моего друга, Уолтера Хэндрикса, покажется годами. Дыра К, внутри которой он сейчас оказался, не из приятных. Лично я никогда не понимал, зачем гнаться за искусственным кайфом и почему люди готовы принимать ветеринарные препараты только для того, чтобы испытать мечтательные галлюцинации.

Решив позволить Уолтеру продолжать паниковать еще немного, пока кетамин делает свое дело, я возвращаю свое внимание к пианино. Я продолжал играть, даже отвернувшись, но, как сказал бы мой покойный преподаватель музыки: — Если вы не поглощены музыкой, которую играете, как вы можете ожидать, что кто-то другой будет поглощен?

Я практически чувствую, как его трость бьет по моим рукам, и слабые шрамы на моих руках свидетельствуют о его превосходном преподавании. Прошли годы с тех пор, как мой учитель фортепиано ударил меня по костяшкам пальцев, но я все еще чувствую кровь, которая стекала с моей кожи на инструмент.

Несмотря на жестокую боль, мне нравилось играть с кровью на пальцах. Это делало скольжение по клавишам более плавным. Это было правильное ощущение.

Когда я снова сосредоточился, я заметил, что следующие несколько частей не подходят. Я поднимаю взгляд на ноты, выставленные на музыкальной стойке, и нахмуриваю брови. Полностью остановившись, я вынимаю карандаш из-за уха и стираю несколько нот.

Я смотрю на пустые строки и шевелю пальцами на клавишах, спрашивая себя, как звучала музыка в моем сознании, когда я забрал Уолтера из бара?

Ночь была теплой на моей коже, и я чувствовал резкий запах сигарет, доносившийся изнутри дешевого бара. Мое сердце билось ровно, когда я смотрел, как он выходит через