Ломовой кайф - Влодавец Леонид Игоревич

Зато впереди фара Ляпунова высветила острый угол: подземное русло раздваивалось.

— Влево! Влево ворочаем! — зычно скомандовал Ольгерд. — Навались, капитан! Так! А теперь все — р-разом! Еще разом! И еще! Еще гребок! Мила, ближе к левому борту! Хорошо! Теперь куда надо приедем!

Катамаран внесло в левый рукав подземной реки. На какое-то время уклон опять увеличился и даже превзошел тот, что был вначале. Тарану казалось, что водичка катится под углом градусов тридцать, а то и больше, хотя, возможно, там и пятнадцати не было.

Но на сей раз на такой скорости катамаран проскочил только два поворота. Уже после третьего уклон уменьшился и течение стало помедленнее. Потом был еще один поворот, после которого туннель расширился и как-то незаметно превратился в грот, посередине которого речка, растянувшись вширь, выглядела как небольшое озерцо. Где-то впереди вода грозно урчала, скатываясь в какую-то низкую мрачную дыру, но там, где в данный момент находился катамаран, течение было не быстрее, чем в речке, которая протекала поблизости от деревни, где жила бабушка Юркиной жены. Там они прошлым летом отдыхали.

— Приехали! — громко объявил Ольгерд, хотя нужды орать уже не было. — Левый борт — навались! Пристаем к правому берегу!

Таран с Топориком несколько раз усиленно гребанули, потом их поддержали и Ольгерд с Ляпуновым. Посудина прошуршала правым поплавком по гальке и остановилась.

— Миледи, прошу на берег! — Ольгерд попытался погалантничать с Милкой, но та просто мрачно спрыгнула с сетки на берег, не обратив внимания на руку, предложенную «паном Сусаниным». Остальные тоже соскочили с катамарана, подхватили его на руки и перетащили подальше от воды на относительно сухое место.

— Нормально прокатились? — осклабился Ольгерд. — Это вам не Диснейленд какой-нибудь! Тут все натуральное.

— Спасибо, — отозвался Ляпунов. — Век не забудем вашей щедрости: такие аттракционы — и забесплатно. Но, к сожалению, у нас тут дела некоторым образом. Где тот километр, который нам еще предстоит пройти?

Тут неожиданно громко расхохоталась Милка. То ли у нее нервная разрядка наступила после этого сумасшедшего сплава, то ли… Впрочем, тревожная мысль о том, что девушка со страху умом тронулась, была несколько поспешной.

— Я старый анекдот вспомнила! — немного виновато произнесла Зена, поскольку после ее хохотунчиков мужики посмотрели на нее, как на потенциальную идиотку.

— Так… — заинтересовался Ляпунов. — Рассказывай!

— Ну, короче, проводится международный конкурс на звание суперсупермена. Ставится три задачи: выпить ведро водки, поцеловать тигрицу и поиметь цыганку. Вызывают немца. Тот только приложился к ведру — и сразу в отруб. Следующим пошел американец. Выпил все ведро кружками, пошел за занавеску в клетку к тигрице, та его лапой — бац! И все, летальный исход. Дальше, само собой, пошел Ваня. Ведро выхлебал через бортик, занюхал рукавом — и за занавеску к тигрице. Через секунду оттуда вой, рев, грохот — судьи даже близко подойти бояться. Минут через десять выходит ободранный Ваня в обнимку с ободранной тигрицей, та об него трется и руку лижет. А Ваня говорит: «Так, Мурка, отвали! С тобой все ясно. А где тут цыганка, которую я поцеловать должен?!»

Первым захихикал Таран, потом все остальные.

— Так вот, когда ты, Серега, спросил: «А где тут километр…» — мне этот анекдот вспомнился, — пояснила Милка.

— Не лишено логики, — хмыкнул Ольгерд.

— Правда, женской, — посуровел Ляпунов. — И все-таки, куда будем подниматься?

— Вон там, — «пан Сусанин» повернул фару вдоль берега и высветил черное угловатое пятно на стене, — находится трещина, за которой начинается почти отвесный «колодец» метров на пятнадцать. Его можно пройти с помощью лестницы. Мы ее тут оставили… хм-м… в прошлый раз. Смазали солидолом, в полиэтилен замотали. Скорее всего до непригодности еще не заржавела. Дальше будет наклонный шкуродер с подъемом — еще десять метров или немного больше. Потом начнется система залов, один над другим, верхний будет где-то на отметке 650 над уровнем моря. Ну, после этого остается триста метров наклонного туннеля. Это если добираться до самого верхнего выхода — он называется «Волчья Пасть». Ну, а кроме него, на этой горке есть еще три. Они гораздо ниже по склону горы.

— Понятно, — кивнул Ляпунов, — на картах их нет, по-моему?

И с этими словами он выдернул из рюкзака герметичный пенал со свернутой в трубочку двухверсткой.

— На армейских топографических даже «Волчьей Пасти» нету, хотя она довольно большая по размерам, — бросив на карту мимолетный взгляд, произнес Ольгерд.

— А остальные — это же вообще просто трещины в скалах, только-только человеку протиснуться. Давайте мою калечку посмотрим и наложим на вашу карту…

«Пан Сусанин» вынул из рюкзака заклеенный скотчем полиэтиленовый пакет и добыл оттуда пару свернутых вчетверо листов кальки. Один он отложил в сторону, а другой пристроил поверх двухверстки Ляпунова.

— Конечно, ни черта на вашей карте не отмечено, — проворчал Ольгерд. — А между прочим, мы там, поблизости от «Волчьей Пасти», нашли затвор от английской винтовки 1856 года выпуска. То есть какие-то мюриды-абреки там еще во времена Шамиля прятались. И ствол от «ППС-43». Этот небось уже после депортации остался. Неужели наши военные так и не добирались до этих пещер?

— Вопрос не ко мне, — ответил Ляпунов. — Так где эти ходы-выходы?

— Ну, вот это «Пасть». — Ольгерд указал мизинцем на кальку. — А вот остальные три. Один называется «Берлога», потому что начинается в яме, которая образовалась после падения дерева, вывороченного бурей. Второй — «Ручейный», потому что из него ручеек вытекает. Последний — «Выползень». Это такая узкая дырка, через которую можно протиснуться только строго плашмя и повернув голову набок. Но нам, как я понимаю, они не нужны…

— Правильно понимаешь. Мне нужно хотя бы примерно знать, где в этой системе можно капитально спрятаться и жить с относительным комфортом. То есть чтоб было не слишком сыро, чтоб имелась питьевая вода и чтоб было не слишком далеко от большого выхода. При этом надо бы еще и своды иметь приличные, чтоб держали хотя бы пятисоткилограммовую фугаску.

— Насчет сводов, — скромно заметил Ольгерд, — это не угадаешь. Если бы такой толщины был монолитный железобетон, я бы сказал, что его не только «пятисотка», но и пара килотонн прямым попаданием не обрушит. Но тут не железобетон и не монолит. Гора сложена плитами. Сколько между ними пустот и трещин, ты уже, наверное, разглядел. Опять-таки отдельные плиты находятся в напряженном состоянии. Так примерно, как закаленное стекло. Смотрел «Операцию „Святой Януарий“?

— В детстве, кажется… — поморщился Ляпунов, бросив взгляд на часы. Ему сейчас было не до воспоминаний о старых фильмах.

— Вот там в самом конце, если помнишь, эти самые гаврики, которые искали сокровища, обнаружили их в саркофаге из закаленного бронестекла. Что только не делали: и колотили его, и стреляли из пистолета — стекло не разбивалось. Наконец кто-то из них дошел до белого каления, разъярился, запустил в стекло пистолетом — и случайно угодил в критическую точку. Стекло аж на мелкие кусочки разлетелось. Силы внутреннего напряжения разорвали. Так вот и под землей горное давление некоторые плиты держит, что называется, «под напряжением». Попадет случайно в такую точку даже не «пятисотка», а «сотка»

— и хороший обвал обеспечит.

— Ладно, — сказал капитан, — спасибо за лекцию, но ответа на главный вопрос я от тебя пока не получил.

— В смысле, где может господин Ахмед находиться? — криво усмехнулся Ольгерд. — Другой бы на моем месте просто сказал: «Спроси у него самого!» Я с ним на брудершафт не пил, тем более что он мусульманин и им это дело противопоказано. И вообще, напомню, что я в этих краях с 1987 года не бывал. Но если по делу, то могу предположить, что они устроились в «Ишачьих Конюшнях». Это система из четырех небольших гротов в восточном боковом ответвлении наклонного туннеля, который ведет от «Волчьей Пасти». Не далее чем сто метров от выхода и метров сорок вниз до подземного ручья. Причем ручей довольно мощный. Если на него маленькую гидротурбинку приспособить, то тока хватит на то, чтобы освещение провести и аккумуляторы раций подзаряжать. А в самих пещерах сухо. Прохладно, конечно, но летом вполне терпимо.