Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

завихрения», считая, что всё это пройдёт само собой со временем. Даже когда ругал его за какие-нибудь провинности, или какие-либо высказывания и необдуманные до конца поступки, даже тогда высказывал ему замечания или своё неудовольствие в корректной форме. Но сейчас сдерживаться не стал, да и не хотел. Я медленно поднялся из-за стола.

– Встать! Смирно, ЛЕЙТЕНАНТ! – Тихо, но жёстко приказал я, отчего Никифоров стремительно поднялся со стула и мгновенно принял строевую стойку. Вслед за ним также быстро поднялся и застыл по стойке «Смирно» и Матвиенко, хотя команда относилась только к Никифорову.

– Никифоров! – Я сильно стукнул кулаком по столу, – посмотри на меня… Только внимательно и вдумчиво посмотри…. Ты, что сволочь, думаешь, что у меня родители алкоголики? Или я воспитывался в какой-то ненормальной коммуне? Или ты думаешь, что я раб в военной форме и безропотно иду на убой, выполняя приказы нашего продажного правительства? Может, ты думаешь, что я коммунист-фанатик? – Это были чисто риторические вопросы, на которые ответа от Никифорова совсем не ждал. Угрожающе медленно вышел из-за стола и вплотную подошёл к подчинённому.

– Так вот, товарищ лейтенант, – продолжил тихим голосом, едва сдерживая бешенство, но с каждым словом повышая тональность, – родители у меня нормальные советские люди, которые правильно меня воспитали. Учился в нормальной советской школе, где также воспитывали и прививали высокое отношение к чувству долга перед Родиной, страной и к её гражданам… И жена у меня отличная мать и женщина, которая кстати тоже не хочет, чтобы я ехал в Чечню, но она говорит: прикажут – езжай. И дети у меня не олигофрены. Понятно? Все эти десять дней, как соседний полк уезжал, я чувствовал себя ущербным, потому что мне никто не предлагал ехать туда. И полчаса тому назад, в кабинете высокого начальника, меня поставили почти на одну с тобой доску, не поверив в мою готовность выполнить то, для чего я предназначен как военный. Мне сейчас для того, чтобы ехать в Чечню, пришлось доказывать, что я хочу и должен ехать… Что хочу ехать со своим полком… И еду туда не мирное население убивать, как ты тут бегаешь и треплешь языком на каждом углу, а бороться с бандитами, которые убивают, насилуют, грабят и выгоняют из своих домов, квартир русских. Вот за них и еду воевать. Еду, чтобы любой враг не пришёл сюда и не изнасиловал мою жену, не убил моих близких, да и твоих тоже. И таких, как я – большинство. Скажу тебе больше. Если бы ты даже согласился ехать, то я бы всё сделал, но отказался от тебя. Потому что не верю тебе. Такие как ты, сдаются в плен и становятся предателями.

Я стоял напротив Никифорова и всё это, даже не заметив, уже выкрикивал в лицо командира взвода. Он же, побагровевший, хлопал беззвучно губами, пытаясь что-то ответить или возразить мне.

– Молчать, Никифоров! – Раздельно и угрожающе произнёс я, – если ты сейчас что-то попытаешься возразить или оспорить мои слова, я просто заеду тебе в морду. Ни как русский офицер, а как нормальный русский мужик.

Я уже спокойно смотрел ему в глаза – так как запал весь прошёл. Всю свою злость, обиду и ярость выбросил в крике, но про себя всё-таки решил: если он, что-то сейчас вякнет. Знаю…, побежит в прокуратуру, но всё равно врежу ему по роже. Это же наверно увидел в моих глазах и Никифоров, поэтому благоразумно промолчал. Я посмотрел на побледневшего Матвиенко, стоявшего рядом, затем резко развернулся и сел за стол.

– Вольно. Садись! – Скомандовал я.

Но Матвиенко и Никифоров продолжали стоять, не решаясь сесть.

– Я, что неясно сказал? Проехали…, садись….

Офицеры осторожно присели за стол. Я тоже постепенно успокоился: – Никифоров, всё что я здесь произнёс, это не ради красного словца было сказано: я так думаю на самом деле и мне на самом деле глубоко наплевать на тебя. Но если всё-таки не поедешь, то ты и ты Матвиенко, пока не увидите меня в вагонном окне, пока я вам оттуда не помахал рукой – вы должны пахать, пахать как лошади. Вам это ясно?

Командиры взводов молча и синхронно кивнули головами.

– На сегодня следующая задача. Сейчас идёте в парк. На полу хранилища выкладываете весь ЗИП со всех противотанковых установок. Не трогаете только ЗИПы командирских машин – там всё в порядке. Берёте комплектовочные ведомости и к завтрашнему обеду выдаёте мне по списку: чего у нас по инструменту не хватает. До ключика. Вопросы есть? Нет? Идите, выполняйте.

Сам остался в канцелярии и после недолгого раздумья пододвинул к себе рабочую тетрадь. И после длительных размышлений к вечеру у меня был готов план мероприятий по подготовке противотанковой батареи к убытию в Чечню объёмом в семьдесят пунктов. Основным, конечно, пунктом была заводка двигателя, проверка работоспособности пусковых установок и работа на технике. Остальные пункты были в принципе мелочными и легко выполнимыми. Надо было заготовить стандартные листы, карандаши, тетради – то есть, заготовить всё, что будет необходимо для жизнедеятельности батареи, а не метаться там в поисках нужного. Куда это сложить и так далее, и тому подобное.

Со следующего дня всё завертелось. Такие же планы, оказывается, не только я составил, они были практически у всех командиров подразделений полка. Все также дружно ринулись в парк и начали проверять технику заводкой, тем более, что нам опять везло с погодой. На улице, после небольшого похолодания, снова стояла температура –1-2 градуса мороза. С серого, как солдатская шинель, покрытого унылыми облаками неба, сыпался то дождь, то снежная крупа. А я каждое утро, с командирами взводов из Пункта Технического Обслуживания, забирал подготовленные аккумуляторы, тащил их в бокс. Там залезал через боевое отделение в узкий люк двигательного отсека и в течение трёх часов, пока не заводил установку, находился в весьма неудобном лежачем положении. Сложность была в том, что к клеммам АКБ нужно было подсоединить семь проводов: два на минус и пять на плюс. У меня раньше они были заведены на болты, но после того как при обслуживании техники чужими солдатами, болты были раскручены, и мне пришлось всё это, методом «тык» делать заново.

После того, как машина заводилась, я начинал проверять пусковую установку: работу горизонтальных и вертикальных механизмов, а затем выезжал из бокса и делал контрольный круг по парку. И приступал к следующей машине. В день удавалось завести две, максимум три машины. А ведь помимо всего приходилось ещё участвовать в полковых мероприятиях и ходить на дежурства.

Домой приходил