Возвращение не гарантируется - Корецкий Данил Аркадьевич

— Как «получилось»? Тебя что, насильно потащили в стриптиз?!

— Насильно, не насильно… В певицы так просто не попадешь. Да никуда не попадешь! А жить на что? Мы как раз с Галкой познакомились, она меня свела с Петром Николаевичем, у него свой клуб. Певицы ему не нужны, а стриптизерши как раз требовались. И платят хорошо. Я думала, что это на месяц, два, три, а вот так уже два года. Теперь, правда, не знаю, как будет: мне Рыбак со своей бандой жизни не даст. Из клуба в любом случае придется уходить. А может, и уезжать придется.

— А ты откуда?

— Из Шахтинска, — ответила она. — Точнее, из села Речное рядом с городком. Бабушка там до сих пор живет.

— Так ты тоже колхозница! — усмехнулся парень.

— Да, в детстве приходилось и в земле возиться, и корову доить. Но бабушка меня от этого оберегала. Она всегда мечтала, чтобы я в городе работала и с маникюром ходила.

— Ну, теперь она довольна?

— Не ехидничай. Я ей не говорю про стриптиз. Соврала, что учусь на певицу.

— А родители где?

— Отца и не было, а мать как перекати-поле. По всей стране ее ветер носит — все приключений ищет на одно место…

Наступила пауза. Они стояли и с какими-то новыми чувствами смотрели друг на друга. Тот же вечер, тот же дом, та же комната, те же действующие лица, тот же спектакль той же жизни. Только что-то изменилось, и теперь актеры играли совершенно по-другому. Точнее, уже не играли, а жили — не представляли представление, а по-настоящему проживали свои судьбы…

— Ладно, я все поняла, — наконец сказала Женя. — Сейчас ложусь в кухне, завтра с утра ухожу.

— Куда пойдешь? — неожиданно спросил Евгений. Этот вопрос явно выходил за пределы пьесы.

— Куда мне идти? — Она пожала плечами. — В клуб, к Петру Николаевичу. Попрошу развести мою проблему с Рыбаком. Потом найду Галку, будем с ней новую квартиру снимать…

— Отставить! В клуб не ходить! Петр и Рыбак тебе уже не нужны! И Галка не нужна, и шест! На певицу учиться приехала, вот и пробивайся к микрофону, ты петь должна!

Похоже было, что текст пьесы в последний момент подредактировали. Но Женя в это еще не верила.

— Как я туда пробьюсь? Поддержка для этого нужна, «крыша»…

— Найдем поддержку! А «крышей» я буду!

— Ты?! Да мы почти незнакомы…

— Познакомимся. Чтобы в именах не путаться, я буду звать тебя Джен — коротко и ясно. А ты можешь меня окликать Скатом. Только желательно, когда поблизости нет посторонних ушей. Поняла?

Изумленная Джен кивнула. Да, пьесу не просто подредактировали, а кардинально переписали. Или даже вообще заменили другой!

— Далее. Утром никуда не уходишь. Сидишь дома и ждешь меня. Приберешься — скажу спасибо! Вот такая дислокация. Вопросы есть?

— Так как спим — вместе или раздельно? — спросила Джен, теребя переброшенный через руку свежий комплект белья.

— А как ты думаешь?

Но это были риторические вопросы. По выражению их лиц все было ясно. И в новой пьесе вторая простыня и одеяло, конечно же, не понадобились…

— С тобой мне гораздо спокойней, — сказала через полчаса растрепанная Джен, теснее прижимаясь к Скату и перебросив через него ногу. Он лежал на спине в полудреме, расслабившись и заложив руки под голову — на левой, вблизи волосатой подмышки, синела небольшая татуировка: прямой нож с клинообразным лезвием, перекрестьем и витой рукояткой. Джен никогда таких не встречала. Да и кто заметит в столь укромном месте? Тогда зачем накалывать? У Галки вот на лобке цветная роза набита, так ее любовники видят, друг другу хвастают — мол, красивая татушка придает ей пикантность, другие тоже хотят полюбоваться, все про это украшение знают, вроде рекламы получается — мужики соревнуются: кто уже видел, а кто еще нет… А подруга по «сапфировскому» шесту Лолита себе собезьянила такую же, теперь за полный стриптиз в приватном танце берет на сотку больше! Если дают, конечно… Когда от наколки польза есть — это понятно, а вот так, под мышкой…

— Слышь, Женя, а что это у тебя за татушка?

Он опустил руку.

— Когда в армии служил, наколол…

— А ты вообще кто? В смысле, чем занимаешься?

— Что-то типа МЧС… Борьба с наиболее опасными катастрофами, пожарами, взрывами. Спи давай!

— Тревожно… Боюсь, что они меня и здесь найдут…

Евгений зевнул.

— Сказал я уже — никто тебя искать не будет. Они про тебя навсегда забыли!

Скат обычно знал, что говорит. И в этот раз он тоже был прав.

Глава 2

Очень тяжелый день

На Щелковском шоссе царило оживление, которое пытались упорядочить размахивающие светящимися жезлами гаишники, направлявшие посторонние машины объезжать ограждение из желто-белой ленты по встречной полосе. За ограждением, вокруг стоящего наискось поперек дороги «Гелендвагена», скопились бело-синие автомобили полиции с мигающими «маячками», несколько карет скорой помощи, с десяток авто без опознавательных знаков, но с синими номерами, выдающими их ведомственную принадлежность, а также просто гражданские машины, на которых приехали опера, следователи и братва. Последних было больше, чем всех остальных, и тачки у них были покруче, и на инспекторов с жезлами они обращали еще меньше внимания, чем сотрудники правоохраны, которые не только показывали удостоверения, но и доказывали еще, что именно им положено находиться на месте происшествия. Доказать это удавалось не всегда, и тогда машину приходилось оставлять на темной обочине, за пятьдесят метров до синих всполохов «маячков», ярких софитов, освещающих картину происшедшего, и ослепительных белых фотовспышек, производимых то ли репортерами, которым путь на оцепленную территорию был строго-настрого запрещен, то ли братве, которой удивительным образом было разрешено почти все, даже проезд в охраняемую зону без всяких удостоверений и споров с держателями световых жезлов, которые верили им на слово, даже если оно не произносилось вслух. Наверное, выражение лиц и манеры не оставляли места сомнениям даже без предъявления строгих государственных ксив с голограммами и гербовыми печатями.

Следственно-оперативная группа работала с трупами. Эксперт-криминалист фиксировал обстановку, фотографировал и для следователя говорил, что видит: щелк, щелк — общий вид; щелк, щелк, щелк — узловые снимки; щелк, щелк — детальные. Табличка с номером «1» — здоровяк в черном костюме с гарнитурой связи в ухе и у щеки, скорчившись, лежит на боку, лицо и одежда без повреждений… Табличка с номером «2» — здоровяк в черном костюме, похожий на первого, как брат-близнец, только таблетка телефона выпала из уха и висит на шее. Лежит на спине, лицо и одежда без повреждений… Правая рука засунута за борт пиджака… Табличка с номером «3»… в правой руке предмет, похожий на пистолет Макарова…

Судмедэксперт ворочал трупы, заглядывал под одежду, осматривал карманы и тоже говорил вслух то, что видит:

— Под пиджаком и под рубашкой на видимых частях тела телесных повреждений не обнаружено. — Он на миг отрывается от своего занятия. — Слышь, Николай, у этого под мышкой тоже пистолет! И у этого!

— Сейчас сфоткаю, — меланхолично произносит криминалист. — И кстати… Павел Егорович, вы пистолеты в протокол подробно запишите: номера, пахнут ли порохом, сколько в каждом патронов… Да держите их при себе, а то и сп…ить могут, тогда большие проблемы будут…

— Да понял я, понял, — затравленно отвечает Павел Егорович — молодой худенький парнишка в синем мундире с двумя звездочками на погонах. Невооруженным взглядом видно, что опыта у него мало и совсем недавно его звали просто Пашкой, да и сейчас чаще так окликают. Но пока все шло хорошо: он добросовестно записывал в протокол то, что диктовали судмедэксперт и криминалист, и если бы это было рядовое дело, то и прокатило бы, как обычно, но оно не рядовое, и не дело, а делище! С одними пистолетами можно так влететь, что со службы выгонят, а то и посадят! А с другой стороны — вон сколько бандитов понаехало, а у них порядки другие — и застрелить запросто могут…