Человек, который высмеивал - Филип Дик

— Понятия не имею.

— О чем ты думал?

— У меня просто появилось желание. Ясное, непреодолимое желание разделаться со статуей раз и навсегда. Мне потребовалось полгаллона краски и механическая пила. Пила лежит на своем месте — в мастерской Агентства, только без полотна. Полотно сломалось.

Я уже несколько лет не пилил.

— Ты помнишь, что ты сделал?

— Нет.

— Ив газете ничего толком не сказано. — Она простодушно улыбнулась. Во всяком случае, ты неплохо потрудился.

Немного позже, когда от жареной "аляскинской форели" осталась лишь кучка косточек на тарелке, Ален откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Дженет стояла у плиты и тщательно мыла посуду. В комнате царила мирная атмосфера.

— Интересно, — заметил Ален. — Как будто ничего не произошло, вечер как вечер.

— Нам ничто не мешает заняться делами, — отозвалась Дженет.

Столик возле кушетки был завален металлическими колесиками и прочими деталями. Дженет занималась сборкой электрических часов. Тут же лежали схемы и инструкции из комплекта конструктора. Так уж повелось. Образовательные развлечения: конструктор для индивидуума, фокусы для общественного времяпровождения.

— Как твои часы? — спросил Ален.

— Почти уже готовы. Потом будет электробритва.

Миссис Дафи, которая живет через площадку, сделала такую для мужа. Я ее видела. По-моему, очень удобная.

Ален показал на плиту.

— Эту штуку соорудила моя семья. В девяносто шестом году, мне тогда было одиннадцать. Тогда их работа казалась мне бессмысленной: печи, изготовленные автофаком, стоили совсем недорого. Но потом отец и брат объяснили мне Морак. Я никогда этого не забуду.

— Я обожаю мастерить разные вещи; это так забавно.

Ален задумался, продолжая курить. Все-таки удивительно, что он мог спокойно сидеть здесь после того, как всего двадцать четыре часа назад осквернил монумент.

— Я его высмеял, — произнес Ален вслух.

— Ты…

— Мы часто пользуемся таким приемом, когда готовим выпуск. Если какие-то качества предмета специально преувеличить, получится пародия. И тогда мы говорим, что высмеяли его. Обычно мы высмеиваем старые затасканные темы.

— Да, — кивнула она. — Я знаю. Я видела вашу пародию на Блэйк-Моффет.

— Меня беспокоит другое, — продолжал Ален. — В ночь с воскресенья на понедельник я высмеял статую Майора Штрайтера. А в понедельник утром в Агентство пришла Сью Фрост. В шесть вечера Ид а Пиз Хойт предложила мне стать директором Телемедиа.

— Какая тут связь?

— Мне кажется, существует некий комплекс. — Ален загасил сигарету. Такой грандиозный, что в него оказываются вовлечены все люди и все вещи во Вселенной. И я его чувствую. Какая-то глубокая причинная связь. Это не совпадение.

— Расскажи, как ты… высмеял ее.

— Не могу. Не помню. — Он встал. — Подожди меня немного. Я только схожу посмотрю; они, наверное, еще не успели ничего восстановить.

— Пожалуйста, не уходи.

— Это очень важно, — возразил Ален, ища свое пальто. Оно было поглощено шкафом. Ален нажал на кнопку, и шкаф выдвинулся из стены. — У меня остались лишь смутные воспоминания, ничего определенного. В любом случае нужно все выяснить. Может, тогда решу и с Т-М.

Не проронив ни слова, Дженет прошла мимо него и вышла в коридор. Она направлялась в ванную, и он знал, зачем. Захватив с собой пузырьки, Дженет собиралась наглотаться снотворного, чтобы провести ночь спокойно.

— Не стоит так волноваться, — попытался урезонить ее Ален, но не услышал ответа.

Он постоял еще немного и вышел.

Глава 5

В Парке было сумрачно и довольно прохладно. То здесь, то там, подобно лужицам дождевой воды, собирались небольшие группы людей. Никто не разговаривал.

Казалось, все ждали какого-то события, которое могло произойти в любую минуту. Статуя стояла у подножия башни, в центре кольца из гравия. Вокруг располагались скамейки, чтобы посетители могли кормить голубей, дремать или беседовать, созерцая ее величие. Остальную часть парка занимали лужайки с мокрой травой и несколько пригорков, усаженных деревьями и кустами; в дальнем конце темнел Домик садовника.

Ален достиг центра Парка и остановился в недоумении. Сначала он даже не мог узнать это место. Но вскоре ему стало ясно, что произошло. Полиция скрыла статую от посторонних глаз, соорудив вокруг нее огромный деревянный ящик. Ален лишился возможности увидеть дело рук своих.

Он уныло смотрел на то место, где прежде высилась статуя. Кто-то подошел и остановился рядом. Ален обернулся и увидел хмурого худощавого гражданина в длинном грязном пальто, который тоже смотрел на ящик.

Некоторое время оба молчали. Наконец гражданин откашлялся и сплюнул в траву.

— Ни черта не видно.

Ален кивнул.

— Они специально так сделали, — продолжал гражданин, — чтобы никто не мог увидеть. Знаете, почему?

— Почему? — спросил Ален.

Худощавый наклонился к нему.

— Это дело рук анархистов. Исковеркали статую до безобразия. Кое-кого полиция уже поймала, некоторым удалось уйти. И главарь их тоже ушел. Но его поймают. И знаете, что тогда выяснится?

— Что?

— Выяснится, что всю их деятельность оплачивал Курорт. И это только начало.

— Начало чего?

— На следующей неделе, — пророчествовал худощавый гражданин, — начнут взрываться общественные здания. Прежде всего — здание Комитета и Т-М. А потом они отравят питьевую воду радиоактивными веществами. Вот увидите. У нее уже какой-то странный вкус.

Полиции все давно известно, но у них связаны руки.

Рядом с худощавым гражданином появился низкорослый рыжий толстяк с сигаретой в зубах.

— Чепуха, — раздраженно возразил он. — Это всего лишь дети. Компания озорных мальчишек, которым нечем больше заняться.

Худощавый язвительно усмехнулся.

— Они как раз и хотят, чтобы вы так подумали. Как же, безобидная шалость! Но я вот что вам скажу: человек, который это сделал, хотел ниспровергнуть Морак.

Они не успокоятся, пока не втопчут в грязь последние остатки приличий и морали. Они хотят, чтобы снова процветали блуд и наркомания. Чтобы тщета и алчность правили миром и жалкие люди корчились в зловонной бездне своих пороков.

— Это были дети, — упрямо повторил толстяк. — Обычное озорство, и больше ничего.

— Всемогущий Господь свернет небо, подобно свитку, — вещал худощавый, когда Ален зашагал прочь. — Атеисты и развратники будут лежать повсюду в лужах крови, и зло будет выжжено из людских сердец священным огнем.

Ален бесцельно брел по дорожке и вдруг заметил, что за ним наблюдает какая-то девушка. Он подошел к ней и после некоторого колебания спросил: