Человек, который высмеивал - Филип Дик

Щелчок. Звук перематываемой ленты.

По тону миссис Фрост Ален понял, что сейчас ему объявили официальное решение Комитета. Значит, осталось четыре-пять дней. Четыре-пять дней, чтобы выяснить, кем должен стать Ален Парсел.

Он снова снял трубку, начал набирать номер, но передумал. Звонить из Агентства было, пожалуй, слишком рискованно. Ален встал и вышел из кабинета.

— Уходите, мистер Парсел? — осведомилась Дорис.

— Я скоро вернусь. Только зайду в магазин. Дженет просила кое-что купить.

Покинув Монджентлок, Ален зашел в общественную телефонную будку и рассеянно набрал номер.

— Психиатрический Курорт, — ответил приветливый женский голос.

— Я могу поговорить с Гретхен Мальпарто?

Прошло несколько секунд.

— Мисс Мальпарто ненадолго вышла. Не хотите ли поговорить с доктором Мальпарто?

— Это ее супруг? — слегка раздраженно спросил Ален.

— Доктор Мальпарто — брат мисс Мальпарто. Не могли бы вы назвать себя?

— Я бы хотел записаться на прием. Деловые проблемы.

— Да, сэр. — Шелест бумаги. — Ваше имя, сэр?

Он заколебался, но тут же нашел решение.

— Я буду у вас под именем Коутс.

— Да, сэр. Мистер Коутс. — Вопрос был исчерпан. — Вам удобно завтра в девять утра?

Он хотел согласиться, но вспомнил про собрание жильцов.

— Лучше в четверг.

— В четверг в девять часов к доктору Мальпарто, — скороговоркой проговорила девушка. — Спасибо за звонок.

Почувствовав некоторое облегчение, Ален вернулся в Агентство.

Глава 7

В высокоморальном обществе 2114 года еженедельные собрания жильцов проводились по скользящему графику. На каждом собрании присутствовали управдомы соседних домов. Они составляли совет, на котором председательствовал местный управдом. Как управдом в доме Парсела, миссис Бирмингэм заняла место председателя. По обе стороны от нее расположились ее коллеги, дамы средних лет в цветастых шелковых платьях.

— Терпеть не могу этот зал, — пробормотала Дженет, задержавшись в дверях.

Ален также не питал к нему никаких симпатий.

Здесь, в большом помещении на первом этаже, проходили заседания всех местных лиг, комитетов, клубов, советов и ассоциаций. На полках годами пылились кипы бумаг, и воздух в зале всегда казался спертым.

Сюда стекались сведения обо всех аморальных поступках жильцов. Здесь дело каждого человека становилось делом общества. Многовековое христианское Таинство Исповеди достигло своего апогея в домовом собрании, созываемом, дабы испытать души жильцов.

Как всегда, людей оказалось больше, чем мест. Многим пришлось стоять по углам или в проходах между рядами. Кондиционер, завывая, перемещал по залу облако дыма. Ален никак не мог понять, откуда оно бралось. Курение здесь запрещалось, и как будто никто не пытался нарушить запрет. Тем не менее дым неизменно присутствовал на собраниях жильцов. Быть может, он представлял собой являвшуюся из прошлого тень очистительного огня. Ален стал рассматривать «малышей». Они напоминали огромных уховерток, длиной около полутора футов, которые могли с большой скоростью бегать как по земле, так и по стенам, и замечали все. Сейчас «малыши» были выключены. Управдомы извлекли из них кассеты с информацией. «Малыши» оставались в покое во время собрания, затем их снова активировали. В этих стальных ищейках было что-то зловещее — но в то же время и ободряющее.

"Малыши" не обвиняли; они лишь сообщали то, что видели и слышали. Их информация не искажалась и не имела эмоциональной окраски. Поскольку жертва обличалась механическим устройством, истеричная демагогия и злобные наветы совершенно исключались.

Здесь даже не вставал вопрос о вине. Перед собранием представали голые факты, и речь шла лишь о глубине морального падения. Жертва не могла возмущаться несправедливым обвинением, ей оставалось лишь сетовать на злой рок и свою неосторожность.

На трибуне миссис Бирмингэм, с повесткой дня в руках, оглядывала зал, проверяя, все ли явились. Неявка сама по себе расценивалась как упущение. Вероятно, Ален и Дженет оказались последними; миссис Бирмингэм дала знак, и собрание началось.

— Похоже, нам не удастся сесть, — пробормотала Дженет, когда за ними закрылись двери. Ее лицо исказилось от страха. Предстоящее собрание она восприняла как неотвратимую катастрофу. Каждую неделю Дженет предчувствовала страшные обвинения и суровое наказание. Но ничего не случалось.

Шли годы, и ее ни разу не привлекали к ответственности. Однако это лишь убеждало Дженет в том, что злая судьба оставила самое плохое на потом.

— Когда меня вызовут, — тихо сказал Ален, — не раскрывай рта. Не выступай ни на чьей стороне. Чем меньше слов, тем больше у меня шансов.

Она взглянула на него с отчаянием.

— Они разорвут тебя. Посмотри на них. Только и ждут, на кого бы наброситься.

— Большинство из них устали и хотят поскорее закончить, — возразил Ален. Действительно: многие погрузились в чтение утренних газет. — Рано отчаиваться.

Если никто не сунется меня защищать, все пройдет тихо, и, может, я отделаюсь устным порицанием. — "Если, конечно, речь не зайдет о статуе", подумал он.

— Сначала рассмотрим дело мисс Д. Э., - объявила миссис Бирмингэм. Д. Э, означало Джули Эбберли, которую все прекрасно знали. Джули то и дело попадалась, но ей как-то удавалось сохранить право на жилье, полученное в наследство от родителей. Теперь она, испуганно вытаращив глаза, взошла на помост, молодая длинноногая блондинка с внушительным бюстом.

Сегодня она была в скромном ситцевом платье и туфлях на низком каблуке.

— Мисс Д. Э, добровольно и сознательно совершила порочное деяние с мужчиной вечером шестого октября, две тысячи сто четырнадцатого года, зачитала миссис Бирмингэм.

"Порочное деяние" чаще всего означало секс. Ален прикрыл глаза и приготовился к неприятной процедуре. По залу прошел шорох; люди откладывали в сторону газеты. Апатия сменилась живым интересом. У Алена всегда вызывало отвращение это жадное стремление узнать все до малейшей подробности, которое лицемерно маскировалось под чувство справедливости.

Кто-то уже задал первый вопрос:

— Был ли это тот же мужчина, что и в предыдущих случаях?

Мисс Д. Э, покраснела.

— Д-да, — призналась она.

— Разве вас не предостерегали? Не говорили в этом самом зале, что вы должны возвращаться домой в положенное время и вести себя, как следует порядочной девушке?

Судя по всему, слово взял новый обвинитель. Голос был искусственным и доносился из вмонтированного в стену микрофона. Все задаваемые из зала вопросы с помощью специального устройства трансформировались таким образом, что у них пропадал характерный тембр. В результате присутствовал лишь один безличный обвинитель, который странным образом мог играть и роль защитника, если кто-либо из присутствующих симпатизировал жертве.