Вот пришел Кандимен - Алекс Тарн

Жена. Не более обычного. Мне пришлось изрядно повозиться.

Пауза. Муж изумленно смотрит на Жену.

Жена. (кричит) Ну что ты так на меня уставился? Да! Да! Это я заколола Гарнье, а вовсе не тот глупый молокосос! Я, вот этой вот рукой! Ну что ты так смотришь? Он был совсем мальчуган, и я подумала о его матери — каково ей будет расставаться с ним так скоро. Я сказала тебе, что мне надо навестить Пьера — он тогда болел. Вышла, обогнула таверну и поспела как раз вовремя.

Старина Гарнье никогда не убивал сразу. Сначала он всегда издевался — срезал пуговицы, оставлял царапины на щеках, колол в причинное место и вообще унижал как мог. И только потом, когда надоедало, вспарывал живот. Так он любил — не в сердце, не в горло, а в живот — чтобы смерть было помучительней.

Когда я подошла, мальчишка был уже без пуговиц и с царапиной на левой щеке. Он уже понял, что его ждет, но продолжал биться. Я приказала им сделать перерыв, и они подчинились. Гарнье — потому что знал обо мне не понаслышке, мальчишка — потому что был рад лишней минутке перед смертью.

Я сказала Гарнье, что он оскорбил меня, пролив мне вино на платье, причем сделал это раньше, чем завелся с мальчишкой, а значит, моя сатисфакция первее. Он заржал, как конь и сказал, что свою сатисфакцию я могу получить в канаве от Калико Джека и чтобы я убиралась и не мешала.

Тогда я вынула шпагу и сказала ему защищаться, потому что иначе я просто отрежу ему яйца. Он снова заржал. Он не верил, что я это всерьез. Я убила его первым же выпадом.

Пауза.

Муж. Зачем? Ты могла бы просто вынудить его уйти, оставив мальца в покое.

Жена. Нет. Тогда мальчишка остался бы униженным. Это был единственный выход — убить Гарнье. (после паузы, легко) А потом оказалось, что офицерика зовут Майк Ратклиф, и что он — родной племянник губернатора Роджерса.

Муж. (подозрительно) Когда это — потом?

Жена. (с досадой) Ах, Калико, да что ты такой душный? Потом — это потом! Важно, что к моменту суда губернатор уже точно знал, кому он обязан жизнью своего нежного племянничка. Почему ты думаешь, он нас отпустил?

Муж. (фыркает) Отпустил! Теперь это так называется? Если ты помнишь, он отпустил нас с условием, что ты в двухдневный срок возвращаешься к своему законному супругу Джеймсу Бонни.

Жена. Да, но согласись, что он с самого начала был на нашей стороне. Мой благоверный требовал казнить нас обоих — разве не так?

Муж. Так. А губернатор предложил решить дело выкупом. Я плачу мешок золотых твоему мужу и ты — моя. (смеется) Джеймс Бонни уже струхнул, что так оно и выйдет, но я-то ни секунды не сомневался, что ты не согласишься.

Жена. (возмущенно) Конечно! Я — не вещь, не скотина и не рабыня, чтобы мною торговать. Анна Бонни не покупается — потому что не продается!

Муж. (посмеиваясь) Вот-вот… А ведь согласись ты тогда — и мы могли бы спокойно остаться в Нью-Провиденс, а не бежать оттуда, сломя голову, в тот же вечер!

Жена. Ну да! Конечно! Опять я во всем виновата! (после паузы) Это была судьба, Калико, разве не так? Ну?.. Ты помнишь — мы пошли с тобою в порт, просто так, прогуляться и решить — что нам делать дальше, и там… ну?..

Муж. И там стоял он, наш будущий шлюп. Мы поняли это, едва увидев его имя. Его звали «Вильям», как нашего мальчика. Можно ли было его не украсть?

Жена. Что мы и сделали той же ночью!

Муж. (смеясь) Забежав на минутку попрощаться с Джимми.

Жена. Самого хозяина, понятно, не застали…

Муж. Но ферму пришлось спалить…

Жена. Чтобы не оставлять черепах без присмотра!

Оба смеются.

Жена. (весело) А потом мы набрали новую команду и зажили прежней жизнью!

Муж. Не совсем. (вздыхает) Все уже было немножечко иначе, Анна. Шлюп был поменьше, команда похуже, да и ты так и не вернула свою прежнюю улыбку. Ты сидела взаперти в капитанской каюте, выходя только во время боя. И потом… ты так и не пустила меня в свою постель. До самого конца.

Жена. Почти.

Муж. Почти. Не то что эту сучку, Мэри Рид. С ней вы забавлялись так, что хоть за борт прыгай от ваших стонов.

Жена. (смущенно) Бедный Калико… сколько же тебе пришлось вынести… Ах, Мэри! Мэри Рид! Ни с кем мне не было так хорошо в постели, как с этой ловкой толстушкой Мэри Рид! Где мы ее подобрали?

Муж. У берегов Гаити, будь она проклята. Мы тогда взяли голландский грузовик. Они почти не сопротивлялись — все попадали на палубу, визжа от страха и закрывая голову руками. Все, кроме одного. Этот сражался и зарубил двоих, прежде чем ты выбила у него саблю. Нам не хватало людей, и я спросил его — не хочет ли он из присоединиться к нам взамен убитых им же неумех. Он согласился сразу, не думая. Парень назвался Марком Ридом, и никто не понял, что это баба в мужском платье.

Жена. Я поняла. Почти сразу. По тому, как она на меня смотрела. Похотливо, но не так, как мужчины. Мужчины разглядывают баб по частям — груди, ляжки, ягодицы… а потом не знают — за что прежде ухватиться. Мэри хотела все сразу, одним куском и так же потом ласкала — все сразу… во всяком случае, такое у меня возникало ощущение. Немудрено, что я визжала, как резаная. (подходит к Мужу, гладит его ладонью по щеке) Ты уж извини меня, Калико, милый. Но надо же мне было как-то… а к мужчине я была еще совсем не готова. Ты же все понимал, да?

Муж. А что мне оставалась, кроме как понимать? В первую же ночь, когда вахтенный матрос, ухмыляясь, разбудил меня и радостно сообщил, что новенький Марк Рид дрючит мою жену в капитанской каюте… я думал, что с ума сойду от ярости. Твои стоны были слышны по всему кораблю. Я шел к каюте и не знал, что сделаю с тобой, но насчет шустрого новенького Марка Рида я не испытывал никаких сомнений. Его я намеревался нарезать заживо узкими полосками, засушить и съесть.

Жена. Бедный Калико… (вдруг начинает хохотать)

Муж. (сердито) Что ты смеешься?

Жена. (сквозь смех) Я вспомнила, какое у тебя было лицо, когда ты высадил дверь и увидел нас обеих в кровати в чем мать родила… ой, не могу!.. ты еще прорычал страшным голосом: "А сейчас, мистер, я тебе кое-что отрежу, для начала!"… и начал искать это «что-то»… но резать-то было нечего, да и «мистеров» там не было ни одного… ой, не могу!.. кроме тебя, конечно!..

Муж. (сердито) Ужасно смешно! Прямо — до колик! (начинает смеяться вслед за Женой, после паузы, отсмеявшись) А если бы я прирезал тогда вас обеих, толком не разобравшись — что тогда — было бы тоже смешно?

Жена. Нет, не прирезал бы. Меня бы ты не прирезал. Разве не так?.. Ну вот. А до Мэри Рид мне не было никакого дела. Это потом я с ней подружилась. А тогда… тогда она во мне пружину разматывала, только и всего.

Муж. Не знаю, как насчет пружины, но матросом она оказалась отменным. И с саблей управлялась не хуже тебя. Сказать по совести, вы — ты да она — были лучшей абордажной командой во всей Карибии.

Жена. Это так. Только не очень-то это нам помогло.

Длинная пауза.

Жена. (сердито) Ну почему, почему? Хоть сейчас ты можешь мне объяснить?

Муж. (неохотно) А что объяснять? Все и так понятно.

Жена. Ничего не понятно. Мы смогли бы тогда выбраться. Нас было одиннадцать человек, из них я да Мэри — считай — каждая за пятерых. Зачем было сдаваться?

Муж. Ты или ничего не помнишь, или совсем дура, Анна Бонни. У капитана Барнета было три фрегата, каждый втрое больше и вдвое быстроходнее нашего шлюпа. Десятки пушек. Полторы сотни стрелков помимо экипажа. Нашим единственным шансом было бы спрятаться и переждать, пока он закончит чистить море от таких как мы и вернется в свой Портсмут. Только вот спрятаться нам было негде. Губернатор Ямайки и его свояченица просто грезили о свидании с тобой. На Багамы было тоже не вернуться — как-никак мы всего лишь три месяца назад сбежали оттуда, спалив джиммину ферму и украв казенный шлюп. Я уж не говорю о Кубе и Гаити. Испанцы и французы давно мечтали вздернуть тебя на виселицу.

За твою голову была объявлена награда. Повсюду. Даже свой брат — пираты — начали охоту на тебя.