Казино «Рояль» - Ян Флеминг

Матис принялся грызть ногти. Он разволновался не на шутку; глаза у него сверкали. Дело, в которое он сам был непосредственно вовлечен, принимало опасный и драматический оборот. Отныне задача Матиса не ограничивалась лишь тем, чтобы стеречь пиджак Бонда, пока сам агент будет сражаться с Ле Шифром за карточным столом. Связной вскочил на ноги.

– А теперь выпей, чего-нибудь перехвати и отдохни, – велел он Бонду. – Что до меня, я должен быстренько вникнуть в это дело, пока полицейские не затопчут все следы своими огромными черными башмаками.

Матис выключил радио, после чего громко и вежливо распрощался. Хлопнула дверь, и в номере воцарилась тишина. Бонд какое-то время сидел у окна, радуясь, что чудом остался жив.

Позднее, когда он допивал первую порцию чистого виски со льдом и созерцал только что доставленные официантом в номер паштет из гусиной печени и холодного омара, зазвонил телефон.

– Это мадемуазель Линд. – Голос был тихим и встревоженным. – Как вы?

– Ничего.

– Я рада. Берегите себя. – И она повесила трубку.

Бонд стряхнул с себя оцепенение, взялся за нож и придвинул к себе самый толстый ломтик горячего тоста.

Внезапно он вспомнил: в стане противников двое мертвы, а на его стороне на одного союзника стало больше. Начало хорошее.

Он опустил нож в стакан с кипятком, стоявший возле горшочка из страсбургского фарфора, и напомнил себе, что за этот обед надо будет выдать официанту двойные чаевые.

7. Rouge et noir

[30]

Чтобы привести себя в отличную форму к началу игры, которая могла продолжиться до утра, необходимо было как следует отдохнуть и зарядиться бодростью. На три часа дня Бонд заказал массаж. Расправившись с остатками ланча, он устроился у окна и любовался морем, пока не раздался стук в дверь. Это пришел массажист, представившийся шведом.

Он работал молча, долго разминал мышцы Бонда от ступней до шеи, снимая напряжение и расслабляя натянутые нервы. Даже огромные багровые кровоподтеки на левом плече и боку перестали ныть, и когда швед ушел, Бонд погрузился в глубокий, спокойный сон.

Проснувшись вечером, он почувствовал, что полностью восстановился.

Приняв холодный душ, Бонд отправился в казино. Поскольку прошлым вечером он лишился нужного для игры настроя, ему требовалось вернуть себе ту основанную на логике пополам с интуицией сосредоточенность, которая, наряду с мерным пульсом и сангвиническим темпераментом, составляет необходимую черту всякого игрока, стремящегося к выигрышу.

А Бонд был прирожденным игроком. Ему нравились шелест тасуемых карт и тот неизменный затаенный драматизм, что чувствуется в неподвижных фигурах, окружающих крытые зеленым сукном столы. Он любил солидный, продуманный комфорт игорных залов и зон отдыха, мягкие подлокотники кресел, бокал шампанского или стакан виски под рукой, ненавязчивую предупредительность обслуги. Ему импонировала беспристрастность игральных карт и шарика рулетки – и при всем том их вечная предвзятость. Он с удовольствием ощущал себя одновременно актером и зрителем; сидя в своем кресле, сопереживал драмам других участников и вместе с ними принимал решения, пока не подходил его черед произнести роковое «да» или «нет». И притом всегда помнил, что вероятность успеха – пятьдесят на пятьдесят.

Но самое главное, ему нравилось, что вся ответственность лежит на нем одном. Лишь самого себя он мог поздравить или отругать. Удача была его служанкой, а не госпожой. Везение следует просто принимать, пожав плечами, и выжимать из него все до последней капли. Однако надо уметь отличить фарт от якобы нащупанной стратегии, ибо самое страшное для игрока – счесть невезением плохую игру. А удачу во всех ее проявлениях нужно любить, а не бояться. Бонду Фортуна представлялась красавицей, которую можно окружить нежным поклонением или взять силой, но ни в коем случае нельзя покупать или преследовать. Впрочем, он откровенно признавал, что ни карты, ни женщины еще ни разу в жизни не заставляли его страдать. Однажды – и он смирился с этим как с данностью, – либо любовь, либо удача все же поставят его на колени. Бонд знал, что, когда это случится, его отметит то же роковое клеймо, которое он так часто видел на других, – готовность оплатить долг еще до проигрыша, отказ от веры в собственную непобедимость.

Но в тот июньский вечер Бонд, пройдя через общий салон, входил в salle privée с ощущением полной уверенности в себе, в приятном предвкушении того, как он вскоре обменяет миллион франков на фишки номиналом пятьдесят тысяч и займет место рядом с chef de partie за рулеточным столом номер один.

Бонд попросил дать ему список номеров, которые выпали за последний сеанс, начавшийся в три часа дня, и внимательно изучил его. Он всякий раз обязательно просматривал статистику, хотя понимал, что каждый поворот колеса рулетки и каждое попадание шарика в пронумерованную ячейку никак не связаны с предыдущими. Он знал, что игра начинается заново всякий раз, когда крупье правой рукой берет шарик слоновой кости, той же рукой толкает одну из четырех рукоятей, запуская колесо по часовой стрелке, и, наконец, все той же правой рукой бросает шарик на внешний обод колеса в направлении, противоположном вращению.

Совершенно очевидно, что этот ритуал, так же как и мельчайшие детали устройства рулетки, разрабатывались и совершенствовались годами, поэтому ни мастерство крупье, ни какие бы то ни было дефекты колеса не способны повлиять на выбор маленького шарика. И все же у игроков существует традиция, которой твердо придерживался и Бонд: просматривать списки выпавших номеров за предыдущий сеанс и руководствоваться любыми подмеченными странностями в поведении колеса – например, если чаще двух раз подряд выпадал один и тот же номер или больше четырех раз – один и тот же «шанс»[31].

Не то чтобы Бонд особенно полагался на эту традицию. Однако он верил: чем больше внимания и изобретательности вкладываешь в игру, тем больше от нее получаешь.

Записи о выпавших за три часа игры на этом столе номерах мало чем заинтересовали Бонда, если не считать того, что числа из последней дюжины практически не выпадали. Он давно взял себе за правило подстраиваться под рулетку и идти наперекор ей лишь после того, как выпадало «зеро». Сегодня он тоже решил начать с одной из своих излюбленных комбинаций и поставить на две (в данном случае две первые) дюжины по максимальной ставке, в общей сложности сто тысяч франков. Таким образом он покрыл две трети номеров (исключая «зеро»), и поскольку дюжины оплачивались два к одному, у него был шанс увеличить свой капитал на сто тысяч каждый раз, когда выпадет число меньше двадцати пяти.

За семь раундов он выиграл шесть раз. В седьмом раунде все-таки проиграл: вышла тридцатка. Чистый доход Бонда составил полмиллиона франков. В восьмом раунде он пропустил ставку. Выпало «зеро». Подобное везение еще больше развеселило Бонда, и, сочтя тридцатый номер, выпавший в последнем раунде, руководством к действию, он решил ставить на первую и последнюю дюжины до тех пор, пока дважды не проиграет. Спустя десять раундов дважды подряд выпадали номера из второй дюжины, обошедшиеся ему в четыреста тысяч франков, но из-за стола он поднялся с прибылью миллион сто тысяч.

Как только Бонд начал играть по максимальной ставке, он сразу же оказался в центре внимания. Поскольку ему явно везло, мелкие рыбешки тотчас вознамерились поплавать вместе с акулой. Усевшись напротив, какой-то тип, которого Бонд определил как американца, начал усиленно выказывать ему свое дружеское расположение. Он пару раз широко улыбнулся Бонду и, старательно копируя его действия, выкладывал свои мелкие фишки по десять тысяч франков рядом с крупными ставками Бонда. Когда агент поднялся, американец тоже вскочил, чуть не опрокинув стул, и приветливо крикнул через игровое поле:

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Отдельном зале (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.

2

Ведущего (фр.).

3

Благодарю вас, мсье Ксавье (фр.).

4

Благодарю вас, мсье президент (фр.).

5

Гардеробщику (фр.).

6

Малолитражный автомобиль британского производства.