Мудрая змея Матильды Кшесинской - Елена Арсеньева

– Пижоны, – сердито пробормотала Алена. – Саважи!

Надо сказать, что pigeon – по-французски «голубь», а sauvage – «дикарь». Птицы на правду не обиделись и продолжали ворковать.

Алена взглянула на светящийся циферблат старого будильника. Половина шестого. Не такая уж и рань, как показалось с перепугу. Даже хорошо, что проснулась. Неизвестно, во сколько приедет торговец по фамилии Торговец, но сидеть дома, когда за окном разгорается прекрасное мулянское утро, было выше Алениных сил.

«Далеко не побегу, – сказала она себе. – Только вокруг деревни нарежу кружок-другой и вернусь. А мсье Маршану оставлю записку с номером телефона. Приедет – наберет меня, и я сразу вернусь. Он увидит, что все ставни открыты, и поймет, что дома кто-то есть и его ждут, просто отлучились на минуточку!»

Она торопливо приняла душ, натянула шорты, майку, кроссовки и сунула в карман мобильник. Даже кофе не выпила, чтобы не терять времени. Торопливо нацарапала записочку, прикрепила ее скотчем к калитке и ринулась вперед, от души надеясь, что успеет вернуться прежде, чем прикатит антиквар.

Любимой ее дорогой среди множества, пересекавших Мулян, была та, что вела во Френ. По ней Алена и понеслась, чувствуя себя совершенно счастливой в Мулянии, стране ее сердца и души. Героиня наша была отчаянной патриоткой, но поделать с любовью к Бургундии вообще и к Муляну в частности ничего не могла. Выходило некоторым образом по Маяковскому: Алена хотела бы жить и умереть в Муляне, если б не было такой земли – Россия.

Она смотрела по сторонам и радостно узнавала ароматные бледно-зеленые стены кипарисов, лиловые, с одуряющим запахом глицинии, низко раскинувшиеся заросли лаванды, кусты огромных розово-желтых роз чуть ли не у каждого крылечка, причудливые лужайки, прекрасно ухоженные, и столь же прекрасно заброшенные сады, дворики, украшенные остовами старых телег, превращенных в опоры для кашпо, простые, но красивые статуи, вырубленные из известняка местным скульптором Гийомом…

Пробегая мимо крайнего дома, Алена замедлила шаг. Здесь жила старая-престарая, очень может быть, даже девяностолетняя дама, которая, впрочем, носила клетчатые брючки и сабо на каблучках, лихо водила симпатичный синий «Ситроен» и так же лихо постригала свою лужайку триммером. Положим, клетчатые брючки и каблучки наша героиня тоже носила, с триммером в случае необходимости управилась бы, а вот машину не водила (боялась), отчего даму эту очень уважала и весьма приветливо кланялась ей при встрече, хотя они и были не знакомы.

Алена уже почти миновала невысокую каменную ограду, за которой виднелись серые стены одноэтажного дома и окна, прикрытые на ночь белыми ставнями, как вдруг увидела на ограде узкий конверт. Он был придавлен камнем, но не слишком надежно и мог сорваться при любом порыве ветра.

«Вдруг там что-то важное», – подумала наша героиня, для надежности придавила неподписанный конверт вторым камнем и отправилась дальше.

За деревней развернулись во всю ширь просторы мулянских пшеничных полей, и Алена, забыв обо всем на свете, понеслась по шоссе, разве что не взвизгивая от счастья. Правда, далеко она не забегала – носилась вокруг деревни, чтобы не пропустить машину броканта. Само собой, она не имела представления, как эта машина будет выглядеть, но держала в уме классику жанра из знаменитого сериала «Луи-брокант» – как раз о приключениях добродушного торговца антиквариатом. Этот сериал в семействе Детур обожали все и смотрели только при ней раз пять, а значит, вместе со всеми смотрела и Алена. Серый фургон, очень напоминающий броневик, пока не показывался. Вряд ли Маршан приедет за картинами в субтильной легковушке, утешала она себя и продолжала кружить вокруг деревни и пересекать ее в разных направлениях, постоянно возвращаясь к пятачку у дома Детур.

И надо же, она все-таки прозевала антиквара! Он приехал, нашел записку и позвонил.

Ничего себе, ранняя же пташка этот мсье Маршан. Часы на церковной колокольне едва пробили девять, что означало семь. С другой стороны, кто рано встает, тому бог дает.

– Бегу! – завопила Алена. – Как я вас пропустила – ума не приложу. Буду через минуту, я сейчас около лавуара.

– Лавуар от вашего дома не меньше чем в пяти минутах, – отозвался брокант. – Но ничего, время есть, я подожду.

Ого, откуда этот господин так хорошо ориентируется в Муляне?

Алена стрелой пролетела по дороге, ведущей от лавуара, красивого здания общественной прачечной, построенного примерно в XVIII веке (источник, снабжавший «ванну» водой, бил до сих пор, хотя, понятное дело, теперь лавуаром пользовались только многочисленные мулянские лягушки), поднялась на горку и повернула было к дому, как что-то внезапно заставило ее замедлить шаг.

Какие-то, что ли, тряпки валялись под забором.

Алена обернулась – да так и ахнула, когда поняла, что это никакие не тряпки, а пожилая дама, о которой она недавно вспоминала, лежит под собственным забором! Старушка была в халате, наброшенном поверх длинной ночной рубашки. В пальцах у нее что-то желтело. Ветерок гнал прочь конверт – кажется, тот самый, который недавно придавила камушком заботливая Алена Дмитриева.

Желтоватый, словно выгоревший от времени листок, очевидно, лежал в конверте. Неужели у бедной дамы случился обморок после того, как она прочла то, что там написано? Да ну, ерунда. Наверное, что-то с давлением, с сердцем или еще с чем-нибудь, что настигает человека в таком возрасте.

Алена подбежала, опустилась на корточки, осторожно перевернула пожилую мадам – и поразилась, какая же она легонькая. Надо же, совсем как птичка. Иссохла, бедная, от долгой жизни.

Цепочка с каким-то украшением, похожим на крестик непривычной формы, скользнула в вырез ночной рубашки.

– Мадам, – осторожно позвала Алена. – Мадам, очнитесь, пожалуйста!

Она легонько похлопала по высохшим бледным щекам, размышляя, не позвонить ли в «Скорую», но пожилая дама вдруг открыла глаза, неожиданно яркие на ее бледном лице.

Она бессознательно пошарила по тонкой морщинистой шее, пытаясь поправить сдавившую ее цепочку, но не смогла. Алена помогла ей и обнаружила, что на цепочке висит не крестик, а ключ, витой и затейливый, чем-то напоминающий ключ от чердака Детур. Только его украшали буквы X-Z, а может, это было X-2.

Мадам отстранила ее руку и невнятно выговорила:

– Тебя послал Рицци?

– Нет, что вы, – улыбнулась Алена, радуясь, что симпатичная старушка так быстро очнулась, – я не знаю никакого Рицци! Просто проходила вон там, по боковой дороге, и заметила, что вы лежите.

– Не ври, – выдохнула мадам, – я видела в окно, как ты положила письмо на ограду и придавила камнем. Кто тебе его дал?

– Я не имею никакого касательства к этому письму, – сказала Алена с ноткой нетерпения. В самом деле, ей пора спешить к антиквару, а не оправдываться в том, чего она не совершала. – Шла мимо, увидела, что конверт вот-вот слетит с ограды, вот и придавила его понадежней. Мадам, вы можете встать? Отвести вас в дом? Или позвонить врачу?

Можно было подумать, что ее слова унес шаловливый утренний ветер, потому что пожилая дама словно не расслышала ничего – сунула Алене желтоватый листок и пробормотала:

– Верни это тому, кто тебя послал, и скажи, что у меня ничего нет и не было, а тот серый конь руэн давно сгорел во Френе!

– Мон дье! – воскликнула Алена, вспомнив школу верховой езды во Френе и ужаснувшись этой вести. Наверное, там не один этот конь сгорел, но и другие лошади… – Какой кошмар! Бедные животные!

Некий проблеск сознания появился в глазах дамы. Она взглянула на Алену более осмысленно и проговорила уже не таким безжизненным голосом, как раньше:

– Прошу прощения, мадам, я, кажется, наговорила какой-то ерунды. Приняла вас за другую. У меня случаются приступы сомнамбулизма, и тогда я несу чепуху, брежу. Иногда мерещится прошлое, видятся старые знакомые… В мои годы что только не примерещится!

Алена растерянно кивнула, и тут шум мотора заставил ее повернуть голову. Рядом остановилась зеленая приземистая машина, немного похожая на лягушку. Распахнулась дверца, и на дорогу выскочил мужчина лет сорока. Это был типичный бургундец – широкоплечий, крепкий, загорелый, с лобастой головой и курчавыми, темными с проседью волосами. На подбородке рдело небольшое родимое пятно, впрочем, не слишком заметное благодаря загару. У незнакомца были мускулистые длинные руки с широкими ладонями. Кого-то он ей очень напоминал, только Алена не могла понять кого.

Незнакомец бросился к даме.

– Бабуля, что с вами? Снова ходили во сне? Или сердце? А где Эппл? Почему вы здесь и в таком виде?

«Хм, – подумала Алена, – высокие у них здесь отношения, однако! Быть на “вы” с собственной бабушкой! А кто такая Эппл, интересно? Собачка? Или служанка?»

– Эппл вчера уехала в комиссию по делам мигрантов, но к вечеру вернется, – проговорила старая дама, и Алена поняла, что речь все-таки о прислуге. – Я вышла подышать воздухом, но вдруг мне стало дурно, голова закружилась, и я упала. Эта любезная дама пришла на помощь. Благодарю вас, мадам! И ты поблагодари, Жак.