Урарту - Андрей Евгеньевич Корбут

день. Ашшуррисау познакомил меня с местными традициями и, как бы между делом, посвящал в хитросплетения урартской власти. Пока мы бродили по рынку, рассказывал:

— Царь Руса, конечно, молод, но быстро набирает силу. Его главное преимущество в том, что единственный его соперник, который мог бы претендовать на трон, — дядя Завен, наместник Ордаклоу, — при всем своем богатстве, почти не имеет сторонников. Ему давно перевалило за сорок, он тяжело болен, и у него нет наследников мужского пола. Никто не собирается ставить на того, кто станет царем на год, а то и меньше… Однако это не означает, что сам он не хочет властвовать. Завен ищет поддержку на стороне и поэтому всегда был и остается нашим первым союзником. Впрочем, в столице он бывает редко. Среди царского окружения самый полезный для нас — министр двора Манук. Во многом благодаря ему Арад-бел-ит узнает обо всем, что случается в Русахинили и Урарту.

Я поинтересовался, кто имеет на царя наибольшее влияние.

Ответ Ашшуррисау был несколько неожиданный:

— Его старшая сестра, двадцатипятилетняя царевна Ануш. Это с ней чаще всего советуется Руса, когда встает вопрос: кого из своих подданных ему следует приблизить к трону, а на кого обратить гнев. Это по ее совету Зорапет остался у власти. И это благодаря ей полководцем царя оказался тот, кто, казалось бы, меньше всего этого заслуживает, — туртан Баласан, старый товарищ Завена, человек безродный, и за кем никто не помнит громких побед на поле брани.

— Почему же выбор пал на него? — удивился я.

— По мнению царевны, он при любых обстоятельствах будет верен своей клятве, а это при молодом правителе может оказаться куда важнее, чем талант полководца. Впрочем, злые языки твердят другое: Ануш — женщина незамужняя и не блещет красотой, а Баласан вдовец. Их часто видят вместе… Поговаривают, что они могли бы стать хорошей парой, если бы не упорное сопротивление этому царя. Возможно, поставив Баласана туртаном, Руса таким образом пошел на уступки своей сестре, рассчитывая, что она в ответ согласится на его условия.

— А чего хочет он?

— Согласия сестры на брак с Ишпакаем, царем скифов.

— Царю требуется чье-то согласие, чтобы исполнилась его воля?

— В этом случае — да. Не забывай, что Ануш — его любимая сестра.

— Если царевна некрасива, то, может быть, стоило просто показать ее Ишпакаю, и тогда у него отпала бы охота на этот брак?

— В этом-то и беда. Ишпакай и Руса встречались неподалеку от Эребуни год назад, когда молодой царь только вступил на престол. Ануш присутствовала на этой встрече в качестве толмача, и старик был ею очарован. Она умна, а это и среди мужчин редкость. К тому же, когда у супругов больше сорока лет разницы в возрасте, красота не так важна.

— Она выучила язык скифов?

— И скифов, и колхов, и арамейский.

— Что ты еще можешь рассказать об Ишпакае?

— Ему далеко за шестьдесят. У него почти два десятка сыновей, столько же дочерей, полсотни, если не больше, внуков и, конечно же, много жен. Однако, хотя он и крепко сидит на троне, Ануш меньше всего мечтает о такой участи.

— Ты знаешь, как добиться ее расположения?

Ашшуррисау на какое-то время замолчал, по-видимому, обдумывая, что можно предпринять на этот счет. Затем его вдруг осенило:

— Постой-ка, если то, что я о тебе знаю, правда, — прежде чем стать мар-шипри-ша-шарри, ты ведь был учителем в доме табличек?

— Ты не ошибся, — не стал отрицать я.

— Царевна уже довольно долго ищет того, кто помог бы ей освоить клинопись. Почему бы тебе не предложить свою помощь? Она оценит это. А совместные занятия вас сблизят очень скоро.

— Осталось решить, как это лучше сделать. Кто расскажет ей обо мне?

— Для этого у нас есть министр двора Манук. Он умеет преподнести и хорошую новость, и чужую сплетню.

Около лавки с ювелирными украшениями Ашшуррисау остановился, принялся придирчиво выбирать женские серьги, заставлял примерять их рослую служанку, которую специально для этого высмотрел за спиной у торговца, щурился, морщился, а когда что-нибудь нравилось, довольно цокал языком.

— Вот это, пожалуй, — наконец остановился он на больших серебряных серьгах дорогой работы.

— Любимой жене? — поинтересовался я.

Ашшуррисау ухмыльнулся:

— Кто-кто, а я точно знаю, что за этими словами стоит лишь пустой звук. Но я всегда стараюсь напоить и накормить скакуна, на котором мне предстоит совершить дальний переход, а если надо, то и дать что-нибудь получше, чем сухое сено.

— Ты мудрый человек, Ашшуррисау, — заметил я, не переставая ему удивляться. — Позволь мне заплатить за тебя.

— Не стоит. Их владелец с удовольствием сделает мне этот подарок.

Ашшуррисау посмотрел на торговца, подобострастно стоявшего рядом.

— Позови-ка хозяина, скажи, что его ждет друг из Эребуни.

— Давно ли ты сам живешь в Урарту? — спросил я, пока мы ждали ювелира. — Откуда тебе столько известно о царском окружении, тайных замыслах и подводных течениях? Тем более что ты живешь в Эребуни, а не в столице. И почему действительно там, а не здесь?

— Недолго. Но для того чтобы плыть по морю, мало попутного ветра, нужно еще и умение управлять парусом. Эту лодку строил Егия, — сейчас ты с ним познакомишься, — однако из него плохой кормчий. Поэтому Арад-бел-ит и прислал меня сюда. В каждом городе при каждом наместнике у меня есть свои глаза и уши, но кроме этого — надежный человек с десятком верных слуг, лошадьми и золотом. Свежая новость из самой дальней точки Урарту доходит до меня за три-четыре дня. И Эребуни для этих целей удобней, так как находится почти в центре страны. К тому же Арад-бел-ит приказал мне в первую очередь присмотреться к скифам, а из Русахинили их плохо видно.

— А в Эребуни?

— Там они вызывают оторопь, смешанную со страхом. На севере скифов боятся куда больше, чем ассирийцев. Там этими кочевниками давно пугают не только детей, но и взрослых…

Из дома вышел Егия. Человек пожилой, но еще вполне крепкий — высокого роста, с покатыми плечами и массивным торсом. Дорогой расшитый золотыми нитками епанчи, кожаные сапоги, войлочная шапочка на большой лысеющей голове. Поглаживая свою сивую бороду, он посмотрел в нашу сторону и приветливо улыбнулся. Но от этого его глаза не перестали быть колючими и подозрительными.

— Боги