Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуолл

Шарп взглянул на Харпера, обшаривавшего карманы нокаутированного француза, и повернулся к бреши.

Ноттингемширцы из 45-го тем временем разделались со второй пушкой. Найдя в траншее забытые французами доски, они перебросили их через окоп на парапет. По этим шатким мосткам сообразительные потомки Робина Гуда забрались в орудийное гнездо и штыками покрошили канониров.

Над брешью стоял победный гул. Нескончаемый поток солдат струился через брешь мимо умолкших пушек. Хотя кое-где трещали выстрелы, в целом, всё было кончено.

Или нет? В руинах средневековой стены ждала своего часа ещё одна мина. Кто-то из отступающих французов поджёг фитиль. Столб пламени взметнулся в самой гуще солдат. Мгновение царила тишина. На землю сыпались куски камня, дерева и обугленного мяса. Крик победы сменился гневным воем, и мстители хлынули на беззащитные улицы.

Харпер поднялся с колен и посмотрел на жаждущую крови толпу, катящуюся в город:

— Как, по-вашему, сэр, мы приглашены?

— Думаю, да.

— Бог — свидетель, мы это заслужили.

Помахивая обновкой, — золотыми часами с цепочкой, сержант направился к спуску. Шарп пошёл за ним, но неожиданно встал, как вкопанный.

Внизу, где сработала вторая мина, в тусклом свете тлеющих деревянных обломков он увидел исковерканное тело. Одна сторона его представляла собой кровавое месиво плоти и торчащих костей, а вот другая… Другая была одета в обрывки роскошного мундира с жёлтыми отворотами и нелепым золотом галунов. Ноги прикрывал отороченный мехом плащ.

— О, Господи!

Харпер услышал Шарпа и проследил его взгляд. Со всех ног, спотыкаясь и падая, они оба мчались вниз, туда, где лежало тело. Тело Лоуфорда.

Сьюдад-Родриго был взят; но не этой ценой, думал Шарп. О, Господи, не этой ценой!

ГЛАВА 4

Из города доносились выстрелы, визг, треск вышибаемых дверей, словом, все те звуки, из которых и складывается пресловутый «глас победы». После битвы — награда.

Харпер первым подбежал к полковнику. Присев на землю, он припал ухом к окровавленной груди:

— Он жив, сэр!

Взрыв жестоко изломал Лоуфорда. Левая рука была почти оторвана, размозженные рёбра торчали сквозь кожу и мясо. Остатки щёгольской формы пропитались кровью. Но жизнь ещё билась в нём. Харпер начал рвать на полосы плащ, рот был плотно сжат. Шарп огляделся по сторонам. Среди убитых бродили какие-то люди. Музыканты!

Оркестр играл во время атаки. Капитан вспомнил, что слышал музыку. Глупо, но в памяти только теперь всплыло название марша: «Падение Парижа». Схватка окончилась, и оркестранты занялись переноской раненых — другим своим делом. Но, кроме полковника, раненых не было:

— Музыканты, сюда!

Неожиданно появился лейтенант Прайс, бледный и пошатывающийся. С ним были солдаты Лёгкой роты.

— Сэр?

— Носилки, быстро! И пошлите кого-нибудь в батальон.

Прайс растерянно отдал честь. Он забыл, что держит в руке саблю и та, описав в воздухе дугу, едва не угодила в рядового Петерса.

Лоуфорд был без сознания. Харпер перевязывал ему грудь, пальцы ирландца удивительно нежно касались истерзанной плоти. Сержант поднял взгляд на Шарпа:

— Руку придётся отнять, сэр.

— Что?

— Лучше сейчас, чем потом, сэр…

Он указал на левую руку полковника, висящую на обрывке живой ткани.

— Его можно спасти, сэр, но руку — нет.

Рука была вывернута под неестественным углом, виднелась перебитая кость. Харпер туго перетянул плечо, чтобы остановить слабо пульсирующую кровь. Шарп подобрался поближе. Боясь поскользнуться, он внимательно смотрел под ноги, хотя мало что видел: тлеющее дерево давало немного света. Стрелок опустил кончик палаша вниз, где его перехватил Харпер, направляя лезвие в нужное место.

— Оставим кожу, сэр. Закроем культю.

Это было всё равно, что резать свинью или вола, но ощущение иное. Шарп слышал шум в городе, перемежавшийся воплями.

— Долго ещё?

— Уже, сэр. Жмите.

Шарп навалился на ручку палаша обеими руками, словно вгоняя кол в землю. Человеческая плоть упруга, но не способна противостоять холодной стали. Шарпа едва не стошнило, когда лезвие пошло с усилием, и ему пришлось налечь на эфес сильнее, так, что Лоуфорд дёрнулся и жалобно скривил губы. С пальца ампутированной руки капитан снял золотое кольцо. Полковнику оно ещё пригодится.

Вернулся Прайс:

— Они идут, сэр.

— Кто?

— Майор, сэр.

— Носилки?

Лейтенант кивнул:

— Он будет жить, сэр?

— Откуда я, к чёрту, знаю?! — не стоило срывать злость на Прайсе, — Что полковник здесь забыл?

Лейтенант виновато пожал плечами:

— Он сказал, что хочет найти вас, сэр.

Шарп посмотрел на полковника и выругался.

Сэру Уильяму не место было в бреши. Собственно, как и Шарпу с Харпером, но имелась разница. У Лоуфорда было всё: надежды, деньги, блестящее будущее. Его далеко идущие амбиции соответствовали его возможностям. Харпер и Шарп же были солдатами, хорошими настолько, насколько хороша их последняя битва, и нужными лишь пока в силах держать оружие. Им нечего было терять, и они могли себе позволить ставить жизнь на карту. Они, но не Лоуфорд. Какое несчастье.

Шарп смотрел на город, в котором неистовствовали победители, и думал о том, что, если и настанет когда-нибудь время для таких, как он и сержант, то это будет не скоро. Впрочем, всё меняется. Три года назад, под Вимьеро, их армия была так мала, что на утреннем смотре Уэлсли мог окинуть её одним взором. Шарп знал тогда всех коллег-офицеров в лицо, а то и по имени и рад был видеть любого из них у своего костра. Сейчас было не так. Появились генералы того и генералы этого, начальники военной полиции и главные капелланы. Армия стала слишком велика, её уже нельзя было охватить на марше одним взглядом. Сэр Артур Уэлсли превратился в далёкого и недостижимого Главнокомандующего. Плодились военные чиновники всех мастей, и храбрость, не подтверждённая бумагой, храбростью больше не считалась.

— Шарп! — его окликнул майор Форрест. Он спускался по насыпи в сопровождении группы людей. Стрелок с облегчением заметил, что несколько человек несут дверь для переноски Лоуфорда.

— Что случилось, Шарп?

Капитан жестом указал на руины:

— Мина, сэр. Его накрыло взрывом.

Форрест затряс головой:

— Господь всеблагий! Что нам делать?

В устах майора подобный вопрос не был чем-то неожиданным. Он был человеком хорошим, но крайне нерешительным. Его спутник, американский лоялист капитан Лерой, поднял с земли доску, покрытую чёрно-багровой сеткой углей, и раскурил тонкую сигару: