Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуолл

— Ты найдёшь их?

— О, да.

— Они будут мучиться?

— Очень.

— Хорошо.

Шарп усмехнулся:

— Я думал, христиане прощают своих врагов.

Она пощекотала его волосами:

— Только после того, как убьют их.

Испанка посмотрела ему в глаза:

— Ты не христианин.

— Зато ты — да.

Тереза помрачнела:

— Святоши не любят меня. Говорить по-английски я училась у священника, отца Педро. Он был ничего, но прочие… — она плюнула в огонь — Они не допускают меня к мессе. Потому что я плохая.

Девушка разразилась длинной испанской фразой, выражавшей её мнение о попах. Выплеснув эмоции, Тереза села и оглядела комнату:

— Те свиньи должны были оставить нам хоть немного вина.

— Мне не попадалось.

— Ты не искал. Ты думал, как бы побыстрее залучить меня под одеяло.

Встав, она принялась рыскать по комнате. Шарп следил за ней, любуясь хищной грацией её сильного и стройного тела. Тереза открывала шкафы и выбрасывала на пол их содержимое.

— Видишь, — в руках она держала бутылку, — Вино у лягушатников есть всегда.

Перехватив его взгляд, Тереза посерьёзнела:

— Я изменилась?

— Нет.

— Ты уверен? — она встала перед Шарпом, обнажённая.

— Я уверен. Ты бесподобна, — он недоумевал, — А что могло измениться?

Она села к нему, выдернула пробку, понюхала горлышко и поморщилась:

— Ужасно! — отхлебнув, Тереза передала бутылку Шарпу.

— В чём дело?

Похоже, она, наконец, созрела для разговора с ним. Испанка выдержала паузу:

— Вы идёте в Бадахос?

— Ну, да…

— Это точно? — было видно, что ответ очень важен для неё.

Шарп пожал плечами:

— Армия идёт туда. Нас же могут отослать в Лиссабон или оставить здесь. Я не знаю. А что?

— Я хочу, чтобы ты попал в Бадахос.

Шарп ждал продолжения, но она молча смотрела в огонь. Он сделал глоток. Вино было кислым. Накинув Терезе на плечи одеяло, стрелок осторожно спросил:

— Зачем?

— Потому что я буду там. — она произнесла это без всякого выражения, будто её пребывание в стенах захваченной французами крепости само собой разумелось. — С апреля я жила там, Ричард.

— В Бадахосе? Скрывалась?

— Нет. Они знали меня не как «La Aguja», а как Терезу Морено, племянницу Рафаэля Морено, торговца кожами. Дядя Рафаэль — брат моего отца, — она горько усмехнулась, — Французы даже позволили мне оставить винтовку, представляешь? Чтобы я, в случае чего, могла защититься от этих ужасных гверильясов.

— Не понимаю.

Она поворошила штыком угли в очаге:

— В Бадахосе будет так же, как здесь?

— То есть?

— После штурма. Убийства, грабежи, изнасилования?

— Если французы не сдадутся, то да.

— Они не сдадутся. — Тереза взглянула на него. — Ты должен обязательно найти меня там.

Шарп кивнул, сбитый с толку:

— Хорошо. Но почему в Бадахосе-то?

Она ответила не сразу. Собака снаружи тявкала на сыплющийся с неба снег.

— Ты разозлишься.

— Не разозлюсь.

Тереза кусала губы, потом взяла его руку и, просунув под одеяло, положила себе на живот:

— Он стал другим?

— Нет, — Шарп гладил её кожу, ничего не понимая.

— Я родила ребёнка.

Его рука замерла. Она обречённо вздохнула:

— Я предупреждала, ты разозлишься.

Шарп, наконец, обрёл дар речи:

— Ребёнок? Какой ребёнок?

— Твой. Наша дочь. — слёзы брызнули из её глаз, и она уткнулась ему в плечо:

— Она больна, Ричард, очень больна, её нельзя перевозить.

— Наша дочь? Моя? — смятение, вот что он чувствовал. Смятение и неожиданно для себя — радость, — Как ты назвала её?

Она робко смотрела на него полными слёз глазами:

— Антония. Так звали мою мать. Мальчику я бы дала имя Рикардо.

— Антония. — он попробовал имя на вкус, — Мне нравится.

— Правда? И ты не сердишься?

— Почему я должен сердиться?

— Дети — обуза для солдата.

Он привлёк её к себе и поцеловал, как тогда, в первый раз, только теперь их не заливал дождь, и не рыскали вокруг в поисках брода уланы.

— Сколько ей?

— Семь месяцев. Она ещё очень маленькая.

Шарп попробовал вообразить себе её. Крохотная, больная, беззащитная внутри вражеской твердыни. Его дочь.

— Я боялась, ты разозлишься.

— Разозлюсь? Нет…

Дочь? Его? И эта женщина — мать его дитя. Он тонул в водовороте эмоций, а слов, как назло, опять не хватало. У него появилась семья. Последний раз от этого слова веяло теплом больше тридцати лет назад. Потом умерла его мать, и Шарп привык к тому, что ему не о ком заботиться и на него всем плевать. И вот всё изменилось. Он прижал к груди Терезу крепко-крепко, чтобы она ни в коем случае не увидела его глаз. У него есть семья.

В Бадахосе.

ГЛАВА 6

— Куда мы, парни?

— В Ба-да-хос!

На марше батальон нашёл себе бесконечное развлечение. Кто-нибудь выкрикивал вопрос, остальные набирали полную грудь воздуха и гаркали ответ. На слоге «хо» воздух резко выдыхался, «о» чуть протягивалось и спотыкалось о конечное «с». Постороннему слушателю могло показаться, что четыре сотни солдат одновременно отрыгнули и сплюнули. Немудрёная забава не надоедала, то и дело гремя на знакомых португальских дорогах, ведущих на юг.

— Куда мы, парни?

— В Ба-да-хос!

Холода ещё держались, но снег уже сошёл, сохраняясь кое-где на вершинах холмов. Реки вскрылись ото льда. Северный ветер нагонял тучи, и дожди не прекращались. Шинели, одеяла — всё было влажным и не успевало высыхать на кострах во время стоянок. Большая часть армии пока не выступала из Сьюдад-Родриго, чтобы не насторожить французов раньше времени.

— Куда мы, парни?

— В Ба-да-хос!

Кроуфорд умёр, но зато сэр Уильям Лоуфорд выжил и шёл на поправку. Когда Южно-Эссекский станет под стенами Бадахоса, его бывший полковник поплывёт домой. В порту его встретит коляска и отвезёт в родное поместье. Шарп навестил его в монастыре. Лоуфорд был слаб, но при виде стрелка улыбнулся и попытался сесть:

— Всего лишь левая рука, Ричард!

— Да, сэр.

— Я смогу ездить верхом, держать саблю. Я ещё вернусь.

— Очень надеюсь, сэр.

Лоуфорд сконфуженно поднял бровь:

— Дурацкую же штуку я свалял, а? Но в этом есть и ваше упущение.

— Какое?

— Вам надо было пристрелить меня, когда я, вопреки вашему совету, не надел плащ.

Шарп принял шутку:

— Да, стоило бы. Тогда уж вы точно не полезли в брешь.

Лоуфорд посерьёзнел:

— Простите, Ричард, в следующий раз я с большим вниманием отнесусь к вашим словам.