Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуолл

Бернард Корнуолл

РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

Ричард Шарп и осада Бадахоса, январь-апрель 1812 года

Посвящается семейству Харперов, Чарли и Мэри, Патрику, Донне и Терри с любовью и благодарностью.

«…Явился ныне ты на праздник смерти»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Январь 1812 года

ГЛАВА 1

Начало светать. В эти предутренние часы спится крепче всего, даже часовые не в силах удержаться от дрёмы. Лучшее время для того, чтобы застать врага врасплох неожиданной атакой.

Но не сегодня.

Примерно в километре от места, где сидел капитан Шарп, валялась мёртвая лошадь. Её было бы трудно разглядеть и со ста шагов, ведь лошадь была серой, такой же серой, как рассвет, серой, как покрытый многодневной пороховой гарью снег. По снегу деловито скакала мелкая птаха. Сержант Харпер, наверняка, знал, как она называется; огромный ирландец знал всех пернатых на свете, но Харпера здесь не было, и Шарп, кутаясь в шинель, просто пялился на птицу, отчаянно желая, чтобы она убиралась ко всем чертям. Давай же! Улетай! Неожиданно для себя Шарп загадал: если за полминуты пташка не улетит, день обязательно кончится каким-нибудь дерьмом. Досадуя на собственную дурацкую суеверность, он стал считать. Крылатый паршивец прыгал себе, как ни в чём ни бывало. Девятнадцать, двадцать, проклятая пичуга явно никуда не торопилась. Двадцать четыре! Двадцать пять! На последних секундах Шарп скатал снежок и швырнул в упрямца. Тот, наконец, упорхнул. Шарп невесело ухмыльнулся. Иногда человек должен помогать судьбе.

Боже, до чего же холодно! Французам стужа была нипочём. Надёжно прикрытые оборонительными сооружениями Сьюдад-Родриго, они засели в городских домах у жарких печек. Англичане с союзниками ночевали в чистом поле, у то и дело гаснущих костров. Вчера утром у реки нашли четырёх португальских дозорных. Ночью они замёрзли насмерть. Шинели бедолаг морозом прихватило к земле. Кто-то отодрал их и, проломив тонкий лёд, сбросил тела в Агеду, чтобы не рыть могилы. Земляными работами армия была сыта по горло. Много дней подряд ничего, кроме лопат и кирок: траншеи и сапы, батареи и укрытия. Солдаты больше не хотели копать, они хотели драться. Они желали взметнуть штыки над стенами Сьюдад-Родриго, ворваться в брешь и отобрать у французов их дома и печки. Солдаты жаждали тепла.

Шарп, капитан роты легкой пехоты Южно-Эссекского полка, лежал в снегу и разглядывал в подзорную трубу брешь. Даже с холма, в пятистах метрах от города видно было немного. Заснеженный гласис закрывал всё, оставляя взору наблюдателя лишь верх городской стены. В ней зияла брешь, пробитая британскими пушками. Шарп знал, что камни и щебень ссыпались в ров, образовав насыпь, по которой атакующие смогут прорваться в сердце крепости. Капитану очень хотелось заглянуть за стену и высмотреть подходы к подножию иссеченной осколками колокольни позади бреши, где французы уже, наверное, понастроили баррикад и, может, подтянули пушки. Тех, кто пойдёт на приступ, они встретят огнём, картечью, ужасом и смертью.

Шарп боялся.

Чувство было полузабытым и постыдным. Приказа о штурме пока не поступало, но безошибочный инстинкт давно воюющих людей подсказывал солдатам: время пришло. Говорили, что Веллингтон назначил атаку на грядущую ночь. Никто не ведал, какие батальоны будут для этого выбраны, но это не имело значения, первыми в брешь пойдут не они. Как всегда, первыми на штурм пойдут храбрецы из «Форлорн Хоуп». Задача этого временного формирования из добровольцев всегда проста и кровава: проложить армии дорогу в крепость. Если им это удастся, лейтенант, командовавший отрядом, получает чин капитана, а два его сержанта становятся прапорщиками. Обещая продвижение, командование ничуть не рискует: смертность в «Форлорн Хоуп» крайне высока. Тем не менее, в волонтёрах никогда недостатка нет.

«Форлорн Хоуп» — удел храбрых, чем бы их отвага ни была порождена: честолюбием ли, глупостью, отчаянием или всем вместе. Тот, кто выжил, становился отмеченным на всю жизнь, его уважали друзья, ему завидовали окружающие. Но только в стрелковых полках счастливчик получал вещественное подтверждение своей смелости: нашивку на рукав в виде лаврового венка. Шарп не то, чтобы вожделел этот отличительный знак. Он хотел испытать себя, попробовать на прочность практически неминуемой смертью, потому что он никогда ещё не вызывался в «Форлорн Хоуп». Он понимал всю глупость этого желания, но всё равно хотел.

Впрочем, была ещё одна причина. Ричард Шарп искал повышения. Он стал солдатом в шестнадцать, дослужился до сержанта. При Ассайе ему довелось спасти жизнь сэру Артуру Уэлсли, наградой стала подзорная труба и первый офицерский чин. Но Шарп не успокоился. Рождённый в канаве, он мечтал доказать привилегированным сосункам, чьи патенты оплачены семейными деньгами, что он лучший воин, чем все они, вместе взятые. Прапорщик Шарп стал лейтенантом и сменил красный мундир на зелёную куртку стрелка. В ней он сражался на севере Испании и в Португалии: Корунья, Ролика, Вимьеро и, конечно же, Талавера. Под Талаверой они с сержантом Харпером захватили французского Орла, обильно полив его своей и вражеской кровью. Ценный трофей был преподнесён командующему, и Уэлсли получил титул виконта Талаверского. А Шарп был представлен к производству в капитаны. Это был его долгожданный шанс возглавить, наконец, собственную роту. Увы, газета с его именем в числе кандидатов хранилась у него уже два года, но звание так и не было утверждено Лондоном.

Не самые приятные воспоминания. В июле 1811 года Шарп прибыл в Англию за новобранцами для пополнения изрядно поредевших рядов Южно-Эссекского. В Лондоне его встретили с помпой. В его честь Патриотический Фонд дал торжественный обед, где Шарпу вручили в дар саблю ценою в пятьдесят гиней. «Морнинг Кроникл» разразилась статьёй, в которой его именовали «…израненным героем полей Талаверы», и капитан Шарп вдруг стал знаменит. Незнакомые люди жали ему на улицах руку, вчерашнего оборванца стало модно приглашать в гости. Однако в драпированных гостиных столицы он чувствовал себя не в своей тарелке. Неловкость он скрывал немногословием, но это лишь распаляло интерес хозяек модных салонов и их дочерей к высокому темноволосому стрелку со шрамом, что придавал его лицу слегка насмешливое выражение.

Шарпа же больше интересовало, почему, несмотря на официальное объявление в правительственной газете, его чин до сих пор не утверждён. И был обескуражен, узнав, что для армейского руководства «герой полей Талаверы» не более чем досадное недоразумение. Приехав в Главный Штаб, он три часа торчал в приёмной, пока рябой стряпчий занимался его делом. Осенний дождь брызгал сквозь разбитое стрельчатое окно. Шарп ждал, положив на колени свой тяжёлый палаш. Наконец, чиновник вернулся в комнату.