Клуб адского огня - Том Нокс

И тут он вспомнил, как повел себя Радеван при упоминании этого места. И яростные взгляды землекопов. И настроение Брайтнера, изменившееся, когда Роб завел разговор о статье. И напряжение вокруг котлована.

Кристина тем временем подошла к самовару и вновь наполнила чашки ароматным горячим черным чаем. Роб воспользовался этой паузой, чтобы подумать, как построить разговор дальше. И когда она вернулась, обратился к ней:

— Кристина, может быть, это покажется смешным… Я знаю, эти раскопки изумительные, потрясающие и все такое. Но, скажите, все ли думают так же?

— Что вы имеете в виду?

— Видите ли… я просто… уловил некоторые вибрации, исходящие от местных жителей, позволяющие судить об их истинном отношении. И оно не слишком доброжелательное. Некоторых ваша деятельность раздражает. Например, моего водителя.

Было заметно, что Кристина напряглась.

— Продолжайте.

— Водителя моего такси, — Роб постучал ручкой по подбородку, — Радевана. Когда я вчера упомянул Гёбекли, он прямо-таки вышел из себя. И не один он. Что-то такое ощущается в воздухе. И Брайтнер производит… неоднозначное впечатление. Сегодня утром пару раз показалось, что его не слишком радует мое присутствие. Хотя он и смеется все время. — Роб немного помолчал. — Он вроде бы должен желать, чтобы мир узнал о его работе, верно? О том, чем он тут занимается? Тем не менее такая перспектива, похоже, не слишком его радует.

Кристина молчала. Роб тоже молчал. Старый журналистский трюк.

Он сработал и на этот раз. В конце концов Кристина, устав от молчания, наклонилась вперед.

— Ладно. Вы правы. Тут… что-то тут…

Она вновь умолкла, как бы споря с собой. Ветер из пустыни сделался заметно жарче. Роб, не говоря ни слова, прихлебывал чай и ждал.

— Вы приехали на неделю? — вздохнув, спросила она. — Планируете серьезную статью?

— Да.

Кристина кивнула.

— Ладно. Давайте-ка я подвезу вас в Шанлыурфу. Работы на раскопках прекращаются в час дня, потом слишком жарко. Большинство народу отправляется по домам. Я обычно тоже еду домой. Мы сможем поговорить в машине с глазу на глаз.

6

На пыльном квадрате автостоянки неподалеку от раскопок Роб щедро расплатился с Радеваном и сказал, что домой доберется самостоятельно. Радеван посмотрел на Роба, на купюры в своей руке, на Кристину, стоявшую за спиной журналиста. Понимающе ухмыльнулся во весь рот, развернул машину, высунулся из окна и крикнул:

— Может, завтра, мистер Роб?

— Может быть.

Радеван укатил.

Кристина ездила на древнем лендровере. Усевшись на свое место, она сгребла кучу лежавших на пассажирском сиденье книг и научных журналов, решительно перебросила их назад, завела мотор, и машина на большой скорости двинулась в сторону магистрального шоссе — вниз по усыпанным щебенкой склонам холмов, туда, где тянулись выжженные солнцем желтые равнины.

— Так… что же происходит?

Робу пришлось выкрикнуть свой вопрос: слишком уж грохотали, подпрыгивая на камнях, колеса.

— Главная причина — политическая. Не забывайте, мы находимся в Курдистане. Курды считают, что турки присваивают себе их наследие, перевозят все лучшее в музеи Анкары и Стамбула. Не уверена, что эти обвинения совсем уж голословны.

Роб взглянул на отблеск солнца в воде оросительного канала. Ему доводилось раньше читать, будто в районе намереваются развернуть серьезную кампанию по развитию сельского хозяйства: Великий Анатолийский проект, согласно которому воды Евфрата должны вернуть к жизни эти пустыни. Проект встретил неоднозначный прием, потому что при его осуществлении будут затоплены десятки уникальных древнейших археологических памятников. К счастью, Гёбекли в их число не попадал. Роб вновь взглянул на Кристину, которая яростным рывком переключила скорость.

— Правда в том, что правительство не хочет позволить местным жителям наживаться за счет Гёбекли-тепе.

— Почему?

— Причина вполне обоснована с археологической точки зрения. Гёбекли меньше всего на свете нужны многотысячные толпы туристов, сующие нос куда им вздумается. Поэтому власти не ставят никаких дорожных указателей; поэтому же дорога здесь такая ужасная. Зато мы можем спокойно работать. — Она резко крутанула руль и прибавила газу. — Однако курдская точка зрения мне тоже вполне понятна. Вы, конечно, видели по пути сюда их деревни.

Роб кивнул.

— Одну-две.

— У них нет даже водопровода, не говоря о канализации. Мало где найдется школа. Жалкая нищета. А из Гёбекли-тепе при хорошей организации можно качать деньги, как насосом. Серьезная финансовая подпитка региону.

— И Франц оказался в эпицентре спора?

— Верно подмечено. На него давят со всех сторон. Требуют правильно вести раскопки, требуют копать быстрее, требуют использовать как можно больше местных жителей. Требуют даже, чтобы он оставался руководителем работ.

— Поэтому у него такое двойственное отношение к гласности?

— Естественно, он гордится своим открытием. И был бы рад, если бы мир узнал об этом. Он ведь работает тут с девяносто четвертого года. — Кристина затормозила, чтобы пропустить переходившую дорогу козу. — Большинство археологов то и дело переезжают с места на место. Я шесть лет назад закончила Кембридж, а уже успела поработать в Мексике, Израиле и Франции. А у Франца здесь прошло больше половины его научной карьеры. Да, ему очень хочется поведать обо всем миру! Но если он это сделает и Гёбекли обретет известность, такую известность, которая соответствует его значимости, то какая-нибудь шишка в Анкаре может решить, что таким большим делом должен руководить турок. И вся слава достанется местному уроженцу.

Теперь кое-что для Роба прояснилось. Тем не менее это не объясняло странной атмосферы на раскопках и недовольства рабочих. Может, ему просто померещилось?

Они добрались до шоссе, свернули на гладкий асфальт и, прибавив скорости, помчались во все более густеющем потоке машин в сторону Шанлыурфы. Обгоняли машины с фруктами и армейские грузовики. Журналист и археолог говорили о предмете главного интереса Кристины: человеческих останках. О том, как она исследовала человеческие жертвы в Теотиуакане. О работе в израильских городах Тель-Гезере и Мегиддо. О стоянках неандертальцев во Франции.

— Древние гоминиды жили на юге Франции сотни тысяч лет. Эти люди походили на нас, но не совсем.

— Вы имеете в виду неандертальцев?

— Да, но помимо них бывают и другие. Homo erectus и Homo antecessor. Даже Homo heidelbergensis[8]. И так далее…

— Э-э-э… Да…

Кристина рассмеялась.

— Я снова завела вас в дебри? Что поделать… А теперь позвольте показать кое-что поистине изумительное.

— Думаю, это произведет впечатление.

Автомобиль приближался к центру Шанлыурфы. На холмах громоздились бетонные дома, по сторонам залитых солнцем и покрытых пылью бульваров тянулись большие магазины и деловые здания. Другие улицы казались более тенистыми и старомодными. Пока машина пробиралась в потоке дневного оживленного движения, Роб успел разглядеть кусок аркады Оттоманской эпохи — вход на многолюдный сук, иными словами, местный базар. За одряхлевшими каменными стенами прятались мечети. Шанлыурфа отчетливо делилась на старый — очень старый! — квартал и наполовину уходившие в пустыню новые.

Слева Роб увидел большой, как ему показалось, парк со сверкающими на солнце прудами, каналами и изящными чайными домиками — очаровательный оазис посреди суеты и грязи большого курдского города.

— Сады Голбаси, — пояснила Кристина. — А это рыбные пруды Авраама. Местные жители уверены, что пророк Авраам собственноручно запускал сюда карпов. Город восхитительный — для тех, кто любит историю. Мне здесь нравится…

Автомобиль пробирался по узким улочкам старого города. Резко вывернув руль влево, Кристина вывела машину на широкую дорогу, идущую вверх по склону холма, и развернулась перед воротами прятавшегося в тени здания. Надпись гласила: «Музей Шанлыурфы».

В вестибюле пили черный чай трое небритых мужчин. Они поднялись и приветливо поздоровались с Кристиной. Она бегло ответила им по-курдски или по-турецки. Во всяком случае, этого языка Роб совершенно не понимал.

После обмена любезностями посетители прошли через следующие двери в глубь дома, и Кристина подвела Роба к каменной статуе: двухметровой высоты светло-кремовое изваяние мужчины с глазами из черного камня.

— Его откопали в Шанлыурфе десять лет назад, когда закладывали фундамент банка возле рыбных садков. Статую нашли среди остатков неолитического храма возрастом примерно одиннадцать тысяч лет. Так что это, по-видимому, древнейший из каменных автопортретов человека в истории нашего мира. И он просто стоит тут, рядом с банальным огнетушителем.