Следствием установлено... - Вильям Михайлович Вальдман

— А почему, собственно, ты остановился на ней? Из-за имени?

— Не только. Вспомнил: «подарок» ко дню рождения принесли 13 января, и в автобиографии тоже 13 января. Но главное в другом. Я провел психологический опыт с вахтершей, продиктовал ей фамилию по слогам. Это победа, Арслан Курбанович. — Он вынул из кармана листок бумаги, на котором были нацарапаны неумелой рукой кривые, расползавшиеся в разные стороны буквы: «Хаметдинова», «Хамадинова».

— Думаю, если ей еще десять раз продиктовать фамилию, то в каждом случае она будет писать по-разному.

— Значит, мы на верном пути?

Славка Лазарев, любимец класса и признанный его вожак, доставлял немало беспокойства учителям своими выходками. Отличник, спортсмен, остроумный, начитанный, Славка выделялся среди сверстников.

Учился Славка легко. Читать и писать он научился в шесть лет и в первом классе был на голову выше многих учеников. Поэтому на многих уроках он просто скучал.

Поскольку Славка учился хорошо, он никогда не внушал беспокойства учителям. На него всё меньше и меньше обращали внимания, основной упор делался на отстающих. И Славкина энергия искала выхода в проказах.

Поначалу этому не придавали серьезного значения: как-никак лучший ученик. Да к тому же в шалостях его был юмор, который вызывал улыбки у многих учителей.

Отец Славки, научный сотрудник, имел свою стройную систему воспитания. Прежде всего он был категорически против наказания.

— Видишь ли, Маша, — говорил он жене, расхаживая по комнате, — любое наказание — это расправа. Да, расправа, — видя протестующий жест жены, категорично повторял он. — Разве, наказывая ребенка, мы думаем о его исправлении? Отнюдь. Мы просто даем выход своему раздражению.

Мать Славки тоже была против наказания, но, по ее мнению, мальчик должен чувствовать отцовскую руку. Правда, она ясно не представляла себе, в каких формах это должно проявляться, но ведь должен же быть мужчина в доме?

Однако Михаил Александрович был непреклонен: больше самостоятельности, поменьше мелочной опеки.

— Пойми, — не раз говорил он жене, — самое страшное это переломить характер Славика. Сделать это чрезвычайно просто и легко. Представь себе: мы заставляем его делать то, чего он не хочет. Он выполнит наши требования, но кем он вырастет? Безвольным, бесхребетным. Хорошо ли это?

Жена соглашалась — нехорошо. Да и Славик не давал повода подавлять его желания, ограничивать его самостоятельность. С некоторым оттенком гордости мать любила говорить, что не бывает в школе.

Славка рос предоставленным самому себе. Еженедельно отец или мать с удовлетворением (ведь одни пятерки) расписывались в его дневнике, заменяя столь необходимые мальчишке задушевные беседы просмотром, как говорил Михаил Александрович, его «школьных документов и показателей».

Между тем отношения Славки с классным руководителем Еленой Павловной постепенно обострялись.

— Я категорически запрещаю писать сочинения шариковыми ручками. Буду ставить двойки, — заявила Елена Павловна в начале учебного года.

— Почему? — послышались голоса.

— Потому что нельзя, — отрезала Елена Павловна.

— Но... — попробовал объяснить Славка.

— Без всяких «но», Лазарев, — оборвала его Елена Павловна. — Последнее время вы всё встречаете в штыки. Извольте подчиняться.

На следующий день Елена Павловна обнаружила на своем столе вырезку из газеты, где было помещено разъяснение, что ученикам всех классов разрешается писать шариковыми ручками.

— Кто положил газету? — показывая на вырезку, спросила она. — И что этим хотели сказать?

— Я, Елена Павловна, — Славка встал из-за парты. — А сказать хотел то, что вы мне не дали сказать вчера.

— Прекрасно, Лазарев. Мы еще вернемся к этому в другой обстановке, — ледяным тоном произнесла Елена Павловна.

Это был явный намек, что Славке придется держать ответ за свой поступок перед дирекцией. Но когда Елена Павловна рассказала об инциденте завучу, требуя наказания Славки, Нина Васильевна ее не поддержала.

— В самом деле, Елена Павловна, а почему нельзя шариковыми ручками? — мягко спросила она.

— Потому, что паста растекается и мне трудно читать их работы.

— Но надо было так и объяснить ребятам.

— А разве недостаточно того, что я сказала. По-вашему, учитель каждый свой поступок должен объяснять ученикам? Может быть, прикажете еще резолюцию их получать? — Елена Павловна не скрывала иронии.

— Нет, я так не думаю. Однако не могу понять вашего пренебрежения к мнению учеников, кстати, уже далеко не детей. Не кажется ли вам, Елена Павловна, что вы... — Нина Васильевна сделала паузу, подбирая слова, — будучи знающим литератором, несколько прямолинейны в отношениях с учениками, ко всем подходите с одной меркой, требуете беспрекословного подчинения и послушания, не считаясь с их желаниями и интересами? Ведь как будто ваш предмет особенно располагает к душевности, к тонкости...

— Кажется, я не первый год в школе, — обиженно поджала губы Елена Павловна.

— Верно, — вздохнула Нина Васильевна, — но все же я буду просить вас подходить внимательнее к каждому ученику.

Отношения Славки с Еленой Павловной окончательно испортились после того, как она поставила ему единицу за сочинение по «Преступлению и наказанию». Нет, в сочинении не было ошибок, с точки зрения грамотности и стиля оно, как и предыдущие работы Славки, было безупречным. Но Лазарев посмел, она так и сказала потом при разборе в классе, не согласиться с официальной, это слово Елена Павловна произнесла с особым ударением, точкой зрения. Славка же продолжал стоять на своем.

— Я имею полное право высказывать свой взгляд на творчество любого писателя, — категорически заявил он.

Нина Васильевна снова настойчиво пыталась убедить учительницу, что она не совсем права.

— Разве у нас, у взрослых, не почитается как достоинство способность отстаивать свои убеждения, не менять их по первому требованию? — говорила она Елене Павловне.