Следствием установлено... - Вильям Михайлович Вальдман

жизнь единственную дочь. Курите. — Он протянул ему пачку «Филипп Моррис». — Конечно, она должна учиться, диплом нужен, хотя, — добавил он, улыбаясь, — работать по специальности не обязательно.

— Знаете, Аркадий Евсеевич, я остро ощущал одиночество в последние годы, а сейчас благоговею перед Жанной не только за прекрасное чувство, которое она подарила мне, но и за то, что перестал быть никому не нужным.

— Э-э, батенька, — погрозил пальцем хозяин. — Вот здесь позвольте вам не поверить. — Брискин лукаво сощурился. — Только глупцы думают, что одиночество — это отсутствие любимой, друзей. Глубокое заблуждение! Одиночество — это отсутствие денег.

Саша рассмеялся:

— Божье — богу, кесарево — кесарю, а что людям? Деньги.

— Вот именно, батенька мой. — Брискин понюхал свисавший из вазы цветок. — Программное изречение. Жанна! — позвал он. — Мы голодны, лапушка. Скоро ты?

— Сейчас! — пообещала дочь из столовой. Через несколько минут она пригласила мужчин к столу.

— Мы сначала к рукомойнику, — сказал отец.

В белоснежной, выложенной итальянским кафелем ванной, подавая Рянскому полотенце, он снова подмигнул:

— Из того обстоятельства, что все в руках человеческих, следует только одно — их нужно чаще мыть...

— Вы любите музыку, Саша? — спросил Брискин, когда они после ужина расположились в уютных кожаных креслах.

— Разумеется, — ответил Саша, прихлебывая из крошечной фарфоровой чашечки кофе с коньяком.

— Я обожаю музыку. Родители хотели видеть меня певцом и с трех лет водили в оперу. Когда мне стукнуло пять, мы с мамой слушали «Онегина». Помните, там есть сцена, когда Ларины варят варенье? Я вскочил тогда и закричал на весь зал: «А почему дым не идет из кастрюли?» После этого моя карьера певца рухнула и было решено, что я стану физиком... Сыграй гостю, дочка.

— Пожалуйста, — попросил Рянский.

— Что вы, Саша, — замахала руками Жанна. — Я ненавижу музыку. Папуля на протяжении шести лет держал учительницу и с ее помощью пытался вдолбить в меня веру в мой музыкальный гений. Он и сейчас приходит в восторг от моей игры, хотя единственная вещь, которую я могу играть до конца, полонез Огинского.

— Вы знаете, что эта баловница говорит, когда все-таки удается усадить ее за рояль? — расплылся довольно Брискин: — «Ну чему ты радуешься, неужели тебя не ужасает, во сколько этот полонез тебе обошелся?»

* * *

Докладывая полковнику Азимову результаты командировки в Ригу, Арслан все огорчительнее осознавал, что следствие по делу о взрыве, по сути, не вышло за пределы нулевого цикла. Адресат зловещего «подарка» по-прежнему оставался неизвестен, не говоря уже об «отправителе». И как бы подтверждая невеселые мысли Арслана, Азимов спросил:

— Так можем ли мы, наконец, утверждать, что получателем магнитофона являлась Калетдинова?

— И да, и нет, — пришлось признать Туйчиеву.

— А точнее?

— Пока более конкретные утверждения преждевременны, — развел руками Арслан, — хотя, если субъективно, — он сделал паузу, — то это она...

— Хорошо, — нахмурился Азимов, — а на чем базируется ваше субъективное мнение? Интуиция тоже на фактах произрастает.

— Верно, — улыбнулся Арслан, — кое-что есть, конечно.

Азимов выжидающе посмотрел на Туйчиева и тот продолжил.

— Мы проверили все возможные... — он на миг задумался и тотчас поправился, — почти все возможные вариации фамилии, исходя из записи вахтера. Лишь один из вариантов подошел — Калетдинова. К тому же совпадают имя, день рождения. Наконец, когда мы попросили вахтера на слух припомнить фамилию, которую назвал неизвестный, вручая магнитофон, она остановилась именно на этой. Кстати, Гурина вспомнила, правда, с опозданием, — усмехнулся Арслан: — оказывается, передававший «подарок» сказал, что Калетдинова выпускница. Так вот, ни на одном из факультетов на четвертом курсе нет и в помине других студенток с такими именами.

— Это все?

— Нет. Мне представляется загадочным исчезновение студентки Калетдиновой. Ее нет в институте, — Арслан стал загибать пальцы, — нет на квартире, нет в родительском доме, нет у брата в Риге, хотя она собиралась к нему на каникулы. И мы с Сосниным не можем не задать себе вопроса: где же она? Вольно или невольно, Махмуд Насырович, мы связываем воедино все эти обстоятельства. Ведь что получается? — Арслан оживился. — Цель «подарка» очевидна: избавиться от кого-то из студенток четвертого курса пединститута. Но, в силу ряда причин, желаемый преступником результат не достигнут. Поставим теперь на место неизвестного получателя Калетдинову Люцию, что, как вы могли убедиться, достаточно вероятно. Что же тогда выходит? Ее убийство с помощью заряженного взрывчаткой магнитофона не удалось, но именно она, и никто иной из выпускниц, исчезает. Согласитесь, предположение, что преступник сумел все-таки достигнуть поставленной цели, но иным, к сожалению, пока не известным путем, звучит вполне убедительно.

— Пожалуй... — задумчиво произнес Азимов. — Постойте, постойте, что-то знакомая фамилия... — Уже не слушая Арслана, он раскрыл одну из лежащих на столе папок и стал быстро перебирать бумаги. Наконец удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Чудеса, Арслан Курбанович! — В голосе полковника чувствовалась радость.

Туйчиев удивленно вскинул глаза.

— Как раз перед вашим приходом я просматривал списки «свежих» уголовных дел. И вот, пожалуйста, — он ткнул пальцем в бумаги. — «Нанесение тяжких телесных повреждений Калетдиновой Люции». Расследование ведет Журавлев. Сейчас пригласим его с делом, — он начал набирать номер телефона, — возможно, все станет на свое место.

Ознакомление с материалами дела, которое принес капитан Журавлев, дало немного.

Потерпевшей по нему была действительно Калетдинова Люция, студентка пединститута.

Калетдинову обнаружили 18 января в районе колхоза «Победа» в бессознательном состоянии. В затылочной части имелось повреждение, нанесенное каким-то тупым орудием. Осмотром места происшествия было установлено, что небольшую поляну, на которой лежала Калетдинова, окружал кустарник, и сюда