Капитан - Михаил Кизилов

— Для нашего отличника все можем. Поедешь на Тихоокеанский?

В отделе кадров Краснознаменного Тихоокеанского флота люди деловые и немногословные.

— Лейтенант, есть два места: одно — на берегу. Второе — на корабле, который скоро в дальние моря пойдет.

— Конечно же на корабль!

— Не торопись, на корабле придется заниматься многим: обязанности шире, чем учили в вузе — начальником службы снабжения, то бишь интендантом.

Интендант — это было несколько непонятно. Память подсказала изречение Петра I: через три года интенданта надо вешать.

«Но мне-то служить два года!» — облегченно нашел он шутливый выход и громко, утверждающе произнес:

— Корабль.

И вот он здесь, на большом корабле, именуемом плавучей базой подводных лодок. Когда улетал, все говорили — «возвращайся». Все, кроме Алены. Даже «пиши» не сказала. В силу глубочайшей своей порядочности посчитала долгом сообщить, что за эти годы Сергеев не стал героем ее сердца. Попрощались просто:

— До встречи!

— Пока!

Это даже интересно. Способен он на что-то или нет. До отпуска год. Стало быть, будут письма. Придется осваивать эту вполне оправдавшую себя в веках форму борьбы за женское сердце…

…Однако пора и спать. Часы, переведенные с утра на девять часов вперед, показывали два ночи.

Все эти дни частенько вспоминал выступление профессора Попова — самого доброго заведующего кафедрой в институте. На торжественных проводах студентов, уходящих служить в ряды Вооруженных Сил, он говорил: «Можно быть плохим инженером, плохим директором, но нельзя быть плохим солдатом и настоящее преступление быть плохим офицером. За неграмотность и глупость военного человека люди могут заплатить своими жизнями».

Он имел право на эти слова — Петр Петрович Попов, любимец студентов, прошедший всю войну от рядового бойца народного ополчения до командира разведроты…

Принял дела и обязанности. Называюсь — офицер по снабжению. Еще можно — начальник службы «С» — снабжения, а проще — интендант. Коротко, как кличка. Все-таки не боевой офицер… Первые дни боялся насмешек и колкостей по поводу моей службы. Однако никто не смеялся. Думал — из вежливости, но потом понял, какое место занимает в жизни корабля эта далеко не самая романтическая служба.

Плавбаза — не столько плавучая, сколько плавающая база. Это значит, что океанские штормы треплют ее точно так же, как и все прочие корабли. Несмотря на тыловое предназначение — снабжать в открытом море экипажи подводных лодок всем необходимым, на палубе «Амгуни» орудийные башни, на надстройках — зенитные автоматы. Для самообороны. Даже в некоторых иностранных справочниках плавбазы такого тина именуются «артиллерийскими кораблями», что вызывает у старпома Моргуна приливы особой гордости. Но мне греет душу коронная фраза начальника продовольственного снабжения соединения: «В военное время на кораблях воюют БЧ-2 и БЧ-3. В мирное — служба «С».

Ну что ж, интендант так интендант. Партбилет обязывает, надо — значит, надо!

Пошел на соседние корабли, в береговую базу к коллегам. Приняли хорошо, но без лишних эмоций. После бесед с «китами снабжения» проникся некоторым уважением к будущей, а точнее сказать, уже настоящей профессии.

Знакомлюсь со службой, с боевыми помощниками.

Пытаюсь вспомнить то, что изучали на военной кафедре в институте. Хотя вся теория далека от нынешней моей службы, кое-что применить можно. Помнится, никто не мог с первого раза сдать зачета по составлению раскладки — то есть по ассортименту блюд, расчету норм выхода пищи так, чтобы все было как положено — ни больше ни меньше. Думал, что и на корабле это будет самым сложным, но это-то как раз оказалось одним из простых дел.

После визита к начальству и коллегам три дня сидел над приказами и инструкциями, как перед экзаменом, с той лишь разницей, что запоминал интендантскую цифирь и параграфы надолго и прочно. Потом даже сам удивлялся, что смог все выучить. Кроме того, изучал устройство корабля, уставы, распорядок, расписания. Не любопытства ради, а опять же для дела. Хоть и интендант, а обязан уметь дежурить по кораблю, с выходом же в море — нести ходовую вахту. Вот уж никак не ожидал, что буду стоять на мостике! В моем понимании вахтенный офицер — национальный герой, а тут извольте им стать.

«Сдашь на допуск к вахте — пришьешь нашивки на рукава, моряком станешь. А пока — интендант: бочкотара, усушка, утруска. Будешь нести вахту — другие офицеры станут уважать, не будешь — терпеть присутствие, а в душе презирать» — так непосредственный начальник капитан-лейтенант Вересов Игорь Викторович психологически точно нарисовал перспективу.

Время на все дали две недели, так как впереди поход в большие моря.

В первый день на корабле опасался различного рода флотских розыгрышей, на все реагировал не торопясь, осмысливая, не кроется ли какого подвоха. Но прошло три дня — и все спокойно. После того как механику трижды не удалось «купить» меня, совсем успокоился. Почувствовал себя почти моряком. Вот тут-то меня и подловили.

Вечером зашел сосед — лейтенант Рыжков, командир группы БЧ-2:

— Пошли к Асееву, посидим, поговорим.

— С удовольствием.

В каюте командира БЧ-2 пять человек. Собираются есть арбуз, который привез вернувшийся из отпуска капитан — лейтенант Асеев. Разрезали, пошел разговор «за жизнь».

Хозяин каюты достал из сундука сапог, лапу, дратву, прочий сапожнический инструмент.

— Люблю, — говорит, — с обувью повозиться, — вы продолжайте, я не помешаю.

И принялся постукивать молотком, слушая очередной анекдот. И вдруг, спохватившись, обратился ко мне:

— Слушай, Александр Егорович, не в службу, а в дружбу, ты самый молодой, зайди к старпому, забери у него мое шило, я ему позавчера давал. Моряка посылать неудобно, а я уж фартук нацепил.

— Конечно, конечно, какой может быть разговор!

— Только старпом у нас человек рассеянный, может забыть, что я ему давал. Ты скажи, что позавчера, в семь вечера я ему приносил свое шило. Скажи, мол, требует отдать! — пристально глядя в глаза, пояснил Асеев.

Прихожу к старпому. Обращаюсь по уставу:

— Товарищ капитан третьего ранга, капитан-лейтенант Асеев просит вернуть ему его шило, которое он вам позавчера давал.

— С чего это, интересно, ему на ночь глядя шило понадобилось? — удивился старпом и вдруг, широко улыбнувшись, переспросил: — Ему именно шило понадобилось, а все остальное у него есть?!

— Так точно! — не моргнув глазом, пояснил я. — Сидит в фартуке и что-то с сапогами делает.

— Ну-у, сапожник! — опять улыбнулся старпом, встал, заглянул в ящики стола, потом в рундук под койкой. Прошелся по каюте, заглядывая в шкафчики, остановился посреди каюты и хлопнул себя по лбу: — Слушай, Сергеев, я ведь его шило подводникам отдал. Обещали только завтра вернуть, но скорее всего забудут. Старпом с лодки попросил… Так что извинись перед ним за меня и скажи: Моргун твое шило пропил! Ну иди!.. Са-пож-ник! — добавил нараспев.

Четко повернувшись, я вышел.

В каюте Асеева все было по-прежнему. Офицеры слушали очередной анекдот. Асеев тихонько постукивал никелированным молоточком по подошве сапога. На меня никто не обратил внимания.

— Ну что старпом? — тихо спросил Асеев: ему мешали говорить гвозди во рту.

— Велел сказать, что ваше шило пропил! — лихо доложил я.

Каюта взорвалась страшным хохотом. Лейтенанты Рыжков и Сухоруков громыхали оглушительными раскатами, командир БЧ-3, старший лейтенант Иванов заливался каким-то частым всхлипыванием, капитан-лейтенант Вересов, помощник командира упал на койку и смеялся рыдающим смехом, изредка постанывая. Асеев хохотал столь тонко и заразительно, что, глядя на его запрокинутую голову и капельки слез в уголках глаз, стал смеяться и я. В дверь просунулся старший лейтенант Кирюшин из БЧ-4, на редкость красивый офицер, и почти испуганно спросил:

— Что за ржание?

Ему долго не отвечали, и он стоял сначала с нерешительной улыбкой, потом, заразившись весельем, расхохотался за компанию. В дверь просунулась долговязая фигура начальника радиотехнической службы, старшего лейтенанта Володина. Окинув взглядом каюту, он строго спросил:

— Что, сволочи, небось Сергеева разыграли?

И тут до меня дошло. Вчера за ужином механик рассказывал, что рабочие завода где-то достали «шила» и напились. «Шило» ведь на языке моряков — чистый спирт.

Тут уж искренне и громко захохотал я, а следом новый приступ хохота потряс всю каюту.

Молодцы!

Когда все успокоились, Асеев снял фартук, встал и мягко, словно извиняясь, попросил:

— Не обижайся, Александр Егорович, флот без шутки не живет. Без хорошей, доброй шутки!

«Новому суточному наряду приготовиться к построению для развода», — голос дежурного по кораблю металлом динамиков сотряс корабль. Новый суточный наряд — это и я, лейтенант Сергеев, сегодня, впервые самостоятельно, заступаю дежурить по кораблю. Волнуюсь больше, чем перед экзаменом. Шутка ли, целые сутки работа всех звеньев отлаженного механизма — дежурной службы корабля будет зависеть от меня.