Принцесса Греза - Лада Лузина

— По-твоему, она так боялась смерти? — презрительно уточнила Даша. — Боялась внезапно умереть прямо на сцене?

— Как ни странно, но Катя права. — Маша взволнованно придвинула к себе компьютер, хотя на экране уже не было текста, только плотоядный змеиный браслет Сары Бернар. Впрочем, она помнила проштудированные статьи наизусть. — После спектакля Бернар часто падала в обморок, харкала кровью. Она была очень больна. Туберкулез. В те годы он считался неизлечимым. От него умерла ее младшая сестра. Все врачи предсказывали Саре раннюю гибель, обещая, что она вряд ли дотянет до совершеннолетия… Собственно, так и появился знаменитый гроб Сары Бернар. В юности она заявила, что не намерена ложиться после смерти «в какой-нибудь уродец», уговорила мать купить ей в подарок красивый гроб из розового дерева, обитый белым стеганым атласом, и начала спать в нем, желая привыкнуть к смерти, научиться не бояться ее. Уже потом гроб Бернар стал скандальной сенсацией. Всю жизнь она таскала его за собой по гастролям. Но понадобился он ей только 50 лет спустя…

— Она должна была умереть, — со значением сказала Катя. — Но дожила до глубокой старости. Благодаря браслету, своим способностям и, конечно же, таланту Альфонса Мухá… Ибо не каждый мастер может воссоздать в Модерне магическую суть природы. Модерн знает не больше десятка истинных гениев. И если алмазная Лилия действительно в Киеве, если ее изготовил Мухá, — это бесценная вещь.

— И ты с удовольствием присоединишь ее к своим драгоценностям, — подытожила Даша.

— Вы не поняли. — Катины летящие брови сошлись на переносице. — Вы не помните, что означает белая лилия? По легенде, цветок вырос из капель молока, пролившихся из груди Матери всех богов Геры — великой Матери Земли. Лилия всегда вырастает на могилах невинно осужденных людей. Но прежде всего, она символизирует невинность и смерть. Тот, кто сумеет получить амулет Сары Бернар, сможет управлять самой смертью!

Даша аккуратно поправила кружевную оборку на корзинке с цветами и нервно покрутила бедрами, пытаясь приноровиться к дореволюционному платью с турнюром.

По дружному убеждению Кати и Маши идти на спектакль Сары Бернар в 19 век не имело никакого практического смысла (а коли бы смысл имел место быть, туда б, несомненно, отправили тех же Катю иль Машу, владеющих старорежимною речью и манерами выпускниц Института Благородных девиц). Но Чуб настояла на своем. С одной стороны, что скрывать, — ужасно хотелось взглянуть на первую в мире суперзвезду. С другой — страшно хотелось доказать что-то… Всем-всем! Себе, Кате, Маше и миру. Но в первую очередь все же себе.

Последнее время Чуб было не по себе. Маша говорила с домами, могла воскрешать мертвецов, теперь вот и Катя сможет, если получит алмазную Лилию… В то время как она, Даша, никак не могла овладеть какими-то эксклюзивными качествами. И едва ли не единственным ее исключительным качеством была способность лихо лезть на рожон, что, собственно, она и намеревалась проделать.

Сказала же рыжеволосая Сара бернарнизм — «Все происходящее с нами противоречит логике и мудрому предвидению». И не только сказала, но и доказала, всей жизнью опровергнув общепринятые законы логики и мудрые правила, представления о зле и добре, благополучии и морали. Чахоточная дурнушка стала роковою красавицей. Незаконнорожденная, стала Королевой театра, пред которой склонялись принцы, цари, короли. Старухой, она до смерти оставалась желанной. Калекой, не переставала поражать воображенье поклонников… О, Сара не зря стала легендой!

К несчастью, первое противоречие логике, подстерегавшее Дашу, было неприятным. Даже не имея ни малейшего стеснения в средствах, пролезть на спектакль мадемуазель Сары Бернар «Дама с камелиями» оказалось непросто. В театре билетов не имелось, что было совершенно логично. Но и у театра Даше не удалось отыскать ни одного перекупщика! Погуляв в толпе минут пятнадцать, она получила только одно весьма неожиданное предложение — заплатить за просмотр одной пятой спектакля.

— Здрасьте приехали! — брякнула Землепотрясная Даша. — Это что, торт?

— Просто билеты чересчур дорогие, — объяснил ей высокий, страшно худой юноша в потертой студенческой шинели — несомненный глава всей компании. Во всяком случае, стоящие рядом девицы — очкастая, нервная, стриженая как курсистка и вторая, с тяжелыми темными косами и нежными карими еврейскими глазами смотрели на него, как на личное мини-божество, а полноватый парень в картузе важно кивал, приветствуя каждое слово товарища. — Потому мы смогли приобрести лишь один — в складчину. У нас все промеж собой решено. Первый акт Наталья посмотрит, — очкастая быстро кивнула. — Она историю искусств изучает. Второй Федор, — он в очереди всю ночь отстоял, чтобы билет нам купить. Третий — Двойра. Ведь Сара Бернар специально приехала в Киев поддержать ее и всех таких, как она. Мадемуазель Бернар и сама иудейка и не терпит подобного…

— А можно я куплю весь билет целиком? — прервала его Даша. — Хотите, я за него тысячу дам?

Лица четырех театралов помертвели. Курсистка презрительно и нервозно прищурилась. Нежноглазая заморгала, зарделась и опустила тяжелые веки. А вот картуз засомневался, вопросительно взглянул на студента. Тот сжал губы, худое узкое лицо напряглось, — но хоть решение далось тяжело, ответил:

— Нет. Я специально в Киев из Вильно приехал, чтоб на мадемуазель Бернар посмотреть. Она великая актриса! Она выступает против всеобщей несправедливости…

Чуб чуть не сказала: «А если за две тысячи?» Но осеклась. Она и сама была артисткой, в будущем, возможно, великой, а в недавнем прошлом — студенткой, пытающейся прорваться на жизненно важный концерт. И жалко стало студента, приехавшего из Вильно… Зачем он тогда сюда ехал? Две тысячи бабок срубить? Ей-богу, обидно и пошло!

Чуб с презреньем относилась к деньгам, а к искусству — с бесконечным почтеньем. Зачем же человеку любовь к искусству ломать? А на двух тысячах худой голодный студент как пить дать сломается.

Еще колеблясь, Даша огляделась вокруг на непривычную Театральную площадь. Было странное чувство — точно угодила в какую-то полудеревню, где мерцают тусклые газовые фонари и пахнет лошадиным навозом, а незнакомое деревянное, украшенное металлическими вазами здание Городского театра (стоящее на месте нынешнего — громадного, пафосно-каменного театра Оперы и Балета) окружают маленькие домики и даже крытые соломой хатки.

— Понять не могу, куда все перекупщики делись… — протянула она, все еще надеясь на полноценный просмотр.

— Слишком поздно вы, барышня, спохватились, — ответил студент. — У всех перекупщиков все трижды перекупили давно, и наша местная знать, и купцы-миллионщики, и приезжие графья да князья. Это ж сама Сара Бернар!.. Вся знать со всех уездов да губерний собралась.