Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 1 - Лада Лузина

Лада Лузина

Рецепт Мастера

Революция амазонок

Книга 1

Башня Киевиц на Ярославовом Валу, 1

Три молодые женщины-киевлянки случайно приняли от умирающей ведьмы Кылыны ее дар. Как они распорядятся им, ведь они такие разные — бизнес-леди Катерина Дображанская, певица Даша Чуб и студентка исторического факультета Маша Ковалева.

По воле судьбы они оказались в Прошлом, где Катя стала миллионершей, Даша, украв стихи у Анны Ахматовой, — известной поэтессой и пилоткой Изидой Киевской, а Маша ушла в монастырь под именем Отрока Пустынского.

Теперь, чтоб сохранить свое благосостояние, с помощью дочери Кылыны Акнир им нужно отменить октябрьскую революцию. Для этого они похищают царскую семью…

Но каковы будут последствия этой Отмены?

И кто устроил революцию на самом деле?[1]

Глава из предыдущей книги «Киевские Ведьмы. Рецепт Мастера. Спасти Императора!»

Глава одиннадцатая,

в которой женщин обвиняют во всех смертных грехах

В 1917 (23 февраля по ст. ст.) году в России Международный женский день отмечался левыми организациями с 1913 года в последнее воскресенье февраля. В этом году русские женщины забастовали на два дня раньше, требуя «хлеба и мира» и не обращая внимания на отказ политических лидеров поддержать их выступление. Дальнейший ход событий хорошо известен: через четыре дня пал царизм и народ получил демократические свободы.

— Мать моя, что ж вы так долго?.. Мария Владимировна, умоляю, идемте быстрей! — быстро скользнув по Кате, как по чему-то неважному, Акнир вцепилась взглядом в Машу.

Катерина Михайловна не обиделась — обида давно находилась за пределами ее самосознания. Обижаются те, кто не способен сложить себе цену и ждет оценки от других и болезненно вздрагивает от того, что в глазах другого их стоимость невелика. А госпожа Дображанская точно знала себе цену, как и цену переменчивых настроений Акнир, а оттого отреагировала не на адресованную ей пустоту, а сугубо на явную и подозрительную перемену в отношении Маши.

Из одного того, что лжеотрок нежданно удостоилась имени-отчества, было понятно: случилось нечто ужасное.

Но непонятного пока было больше… Взять хоть пейзаж, на фоне которого разыгралась вся эта сцена!

Взятая внаем неприметная коляска г-жи Дображанской и тряская двуосная повозка Отрока Пустынского, управляемая худосочным монахом в безликом куколе, стояли посреди бесконечного, скованного бесснежным морозом, бескрайне-черного поля, разлегшегося далеко за пределами Киева (и дабы добраться сюда, в указанное ведьмою место, Катерине Михайловне, вынужденной занять место кучера, понадобилось четыре часа, немало терпения и Митин компас в придачу). А, умоляя Машу идти побыстрее, ожидавшая их в центре совершенно пустого пространства, озябшая, пританцовывавшая от нетерпенья Акнир показывала ладонью куда-то в небо.

— Похищение не удалось? — осведомилась Катерина Михайловна.

— Как оно могло не удаться!.. — упрятанная в пуховый платок и тулуп ведьма нервозно извлекла из обширного кармана новый учебник и сунула Кате. — На, почитай. Рассказывать времени нет. Тут все в подробностях. Историки привирают, конечно, но они всегда это делают. А в целом, все правда. Беда у нас, Маша…

Быстро размяв окоченевшие пальцы, девчонка сотворила щелчок и…

Бескрайнее поле стало лесом. Серую весеннюю мглу сменило ослепительно-солнечное лето, бездорожье — ровный серый асфальт. Небо перекрыли высокие, в два человеческих роста ворота, с дистанционным управлением. Два дореволюционных экипажа остались в Прошлом — рядом на солнце сверкал новенький черный «ягуар».

— Мы в ХХІ веке? — сердце Дображанской забилось (она и забыла, что, оставшись Киевицами, Трое по-прежнему могут перемещаться во времени, и воспоминание сразу посулило множество прекрасных возможностей).

— Разве можно придумать более надежное место, чтобы припрятать царскую семью? — бросила ведьма.

Ворота бесшумно открылись, приглашая их в «там»… Акнир повела гостей по ухоженной дорожке, обрамленной высокими горделивыми розами. Впереди путников ждал небольшой особняк. Безмолвный монах шел за Машей с отрешенным видом телохранителя-тени, но присутствие постороннего не затронуло Катины мысли — лжеотрок обладала безграничным кредитом доверия с ее стороны. В отличье от многоликой, переменчивой ведьмы Акнир.

— Что это за дом? — поинтересовалась Дображанская, снимая на ходу перчатки и шубу.

— Дом моей матери. Наш дом. Слепым сюда вход заказан.

— Еще один Провал?

Акнир промолчала: то ли пропустила вопрос мимо ушей, то ли сочла его риторическим.

Парадный вход приближающегося «дома матери» оплетали лепные изображенья двух пышнобедрых и длинноволосых див, изогнувшихся в характерных для нового стиля эротических позах.

— Модерн, — со знанием дела сказала хозяйка «жемчужины» киевского Модерна — Дома с Химерами.

— Что же еще?.. — в одночасье ответили ведьма и Отрок.

Обе сказали это как нечто само собой разумеющееся, а сказав, обменялись короткими взглядами посвященных, выпытывающих степень посвященья друг друга.

Их взгляды заинтересовали Катю куда больше неразъясненной беды, ставшейся под час похищения.

Принявший посетителей круглый холл походил на вестибюль Катиного химерного дома с извивающимся зеленым осьминогом на потолке и настенными росписями глубокого синего цвета, изображавшими морское дно с затонувшими, мертвыми кораблями.

Здешние стены запечатлели чудесный сад: ирисы, лилии, калы, орхидеи и розы… С потолка свисала разноцветная люстра с плафонами в виде тех же цветов. Их нарочито прекрасные, неестественно вытянутые лепестки напоминали хищные щупальца.

Из Машиных записей Катя знала: все эти цветы используются в ведьмацких отварах. Это, наверное, и объединило их…

«Колдовской сад, — Катерина бросила песцовую шубу на столик под вешалкой. — Недурственный образчик Модерна», — надменно признала владелица киевской «жемчужины».

С тех пор, как Екатерина Михайловна переселилась в легендарный дом Городецкого, Модерн стал ее излюбленным стилем. Но, как оказалось, не только ее…

Дверь с витражными стеклами вывела на парадную лестницу.

«Рябушинский бы сдох…» — подумала Катя.

Токмо в минуты наибольшего волнения г-жа Дображанская переходила на полузабытый ею неизящный язык, а в эту минуту она как никто понимала гипотетические чувства банкира. Четыре года тому Катерина Михайловна приложила немало сил, чтоб получить приглашение в московский особняк Рябушинского и лично взглянуть на знаменитую парадную лестницу… Лишенные каких-либо прямых линий, ее перила стекали по мраморным ступенькам, как морская волна, по волшебству обращенная в камень. У подножия лестницы волна вставала на дыбы, и на гребне ее сиял причудливый фонарь в форме хищной ассиметричной медузы. Внутренняя отделка дома московского миллионщика на Малой Никитской улице считалась непревзойденной вершиной, «алмазом» русского Модерна. Но, порожденная фантазией первого владельца Химер, «жемчужина» Киева и белоснежная колдовская лестница, увешанная телами мертвых животных и птиц, могла поспорить с «алмазом», а то и выиграть спор!.. Однако ныне обладателям двух бесценных «камней» оставалось лишь окочуриться от зависти разом.